– О боже, – шепчу я уголком рта. – Зачем ты меня мучаешь?

– У тебя были стеклянные глаза. Хотел убедиться, что не свалишься на меня без сознания. Теперь лучше?

Если бы у меня был нож, сейчас этот человек был бы уже мертв.

Мы вместе идем по проходу, и я надеюсь, что фотограф не запечатлеет мою дикую улыбку.

Мы доходим до подиума и, как по команде, встаем по обе стороны от священнослужительницы. Затем поворачиваемся на сорок пять градусов, как репетировали, и я бросаю на Блейка смертельный взгляд. Он по-доброму мне улыбается.

Я гляжу на гостей. Родители садятся на свои места, а брат через несколько секунд встает рядом со мной. Я заключаю его в объятия, потому что не могу сдержаться.

– Дорогие гости. Мы собрались здесь сегодня, чтобы чествовать союз двух особенных молодых людей…

Мое внимание привлекает всхлип в первом ряду. О боже. Это Дайсон. Он вытаскивает из нагрудного кармана расшитый носовой платок и сморкается. Громко.

Священнослужительница произносит вступление и приглашает мою мать прочесть стихотворение Эмили Дикинсон под названием «Навеки вырастает из…».

Из-за него я погружаюсь в собственные мысли. Поэтическое произведение напоминает, что надо двигаться со своим собственным «навек», сделав все правильно с «сейчас».

Мой брат Джо декламирует стихотворение Уолта Уитмана, а потом для чтения встает Тамми. Она несет к подиуму малышку Лилак, и все восклицают: «О-о-о-о!»

Улыбаясь, сестра читает отрывок из судебного постановления, которое отменило в Калифорнии конституционную поправку № 8[9].

– Законный брак – это равноправный союз, – заканчивает она, и гости хлопают.

Я украдкой бросаю взгляд на мать Уэса. Не представляю, что сейчас происходит в ее голове, когда она следит за присоединением сына к нашему клану.

Напоследок перед клятвами виолончелист играет ирландскую мелодию, а крошечный племянник Тай идет, покачиваясь, и несет кольца. На середине он спотыкается, останавливается и оглядывается вокруг, будто не зная, что ему делать дальше.

Джейми становится прямо перед проходом, наклоняется и зовет его.

Тай с облегчением улыбается и начинает снова, шагая к дяде Джейми в своем маленьком пиджачке и галстуке на застежке. Все тают, и не только из-за того, что сидят под солнцем. Жених берет кольца и поднимает ребенка на руки, передавая мальчика его папе в первом ряду.

Когда Джейми встает лицом к Уэсу, священнослужительница просит их взяться за руки. С моего места не очень видно лицо брата, в отличие от Райана. Как правило, торжественность или серьезность – это не про него. Но сейчас его лицо светится от благоговения.

Начинаются клятвы.

– Я, Джеймс, – говорит священнослужительница, – беру тебя, Райан, в друзья и мужья.

– Я, Джеймс, – повторяет мой прекрасный брат, – беру тебя, Райан, в друзья и мужья.

– Чтобы быть твоим в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии. В радости и в горе, в неудаче и в триумфе я клянусь ценить и уважать, оберегать и защищать, утешать и поддерживать тебя и оставаться рядом навеки.

О, боже. Глаза безумно щиплет, пока я слушаю, как брат повторяет эти чудесные слова. Знаю, что он сдержит обещания. А Уэс смотрит на Джейми так, будто слышит слова любви впервые в жизни. Словно он боится дышать, лишь бы что-то не упустить.

И я тоже этого хочу: чтобы кто-то смотрел на меня, как на выигрыш в лотерее. Я мечтаю сказать «навеки» и знать, что принимаю абсолютно верное решение. Я влюблялась раньше. Немного. Но никогда – так.

Когда наступает очередь Уэса, он приподнимает подбородок. Повторяя слова клятвы, постепенно краснеет.

Мужчина медленно произносит каждую фразу, хотя его голос становится все более хриплым.

– Я клянусь ценить и уважать тебя…

На его глазах появляются слезы, и я сильнее сжимаю букет. Ну же, милый, безмолвно подбадриваю его я. Еще чуть-чуть.

Я чувствую, как Джейми наклоняется вперед на один-два градуса, сжимая ладонь Уэса.

– Оберегать и защищать тебя, – выдавливает он. Крупная слеза скатывается вниз по его щеке. Мое сердце разбивается на крошечные осколки. Может, мне и не нравилось организовывать свадьбу, но я счастлива быть сейчас ее частью.

– И оставаться рядом с тобой навеки, – наконец заканчивает Уэс.

С первого ряда слышится шумное всхлипывание. Конечно же, это Дайсон. Я выдавливаю улыбку, чтобы тоже не начать плакать. Боковым зрением я вижу кучу людей, вытирающих глаза.

– Властью, данной мне штатом Калифорния, – с улыбкой говорит священнослужительница, – я объявляю вас вступившими в законный брак. Можете поцеловать мужа.

Уэс бросается вперед и заключает Джейми в крепкие объятия, словно он ждал этого часами. Брат похлопывает его по спине, поворачивает голову, чтобы его поцеловать, и все начинают аплодировать.

Музыканты снова играют. Дайсон громко рыдает, а наши мужчины получают бурные овации.

Дамы и господа, моя организаторская карьера достигла пика. Я помогла совершить магию, и мне больше никогда не придется делать это снова.






Без-урр-пречно





Блейк


Свадьба у Джесс получилась отпад. Не знаю, из-за чего она так переживала, потому что все просто без-урр-пречно. Церемония, ужин – все.

Сомневаюсь, что хоть один гость плохо проводит время. Народ танцует, болтает и жует пятиуровневый свадебный торт – я заставил себя попробовать только один кусочек. Если бы не здравый смысл, я бы съел уже четыре уровня из пяти.

Я ем тоннами.

Сейчас вот сосредоточился на алкоголе. Уэсли и Джей раскошелились: официанты разносят бездонные бокалы шампанского «Кристал» и ликера «Дом»[10], а на газоне стоит целый стол с крафтовым пивом. Я остановился на шампанском. Всегда любил свадьбы. Торт. Бутылки «Домми Пи»[11]. И раз уж у меня этого никогда не будет, можно побаловать себя здесь.

– Привет! Ты играешь с Райаном в одной команде? – воркует женский голос.

Я поворачиваюсь и вижу рыжеволосую девушку в сексуальном розовом платье. Не самые сочетаемые цвета, но ей идет.

– Я большая фанатка, – продолжает она.

– Правда? Фанатка хоккея? – Джейми всегда говорил мне, что в Калифорнии этот вид спорта не особо популярен.

– Ты такой мускулистый! – Она сжимает мой бицепс под пиджаком, словно пытается найти в продуктовом спелый лимон. Я терплю, потому что этой рукой я держу шампанское и если сделаю резкое движение, то обольюсь. Но шестое чувство посылает мне тревожные сигналы. Можете не сомневаться: я люблю женскую компанию, но сначала пусть хотя бы угостит меня ужином. Не уверен, что эта большая фанатка знает, как меня зовут.

– Что тебе больше всего нравится в хоккее? – спрашиваю я.

– Просто… все, – говорит девушка, окидывая меня голодным взглядом.

– Мне тоже, – признаю я. – Ты смотрела ту игру между Майами и Сиэтлом? Безумие какое-то, да?

– Великолепная игра. – Она с энтузиазмом кивает, держась за мои лацканы. Интерес к разговору умирает ужасной смертью. Вот черт. Я знал. У этих городов даже нет команд в НХЛ. Не имею ничего против женщин, охотящихся за хоккеистами, или женщин, охотящихся за сексом. Но я терпеть не могу лицемеров.

Мне ударяет в голову, и я начинаю тереть висок.

– Что случилось? – спрашивает она.

– …снова в го-о-о-о-ороде!

От необходимости отвечать меня спасает подыхающая кошка на сцене, также известная как Мэтт Эриксон, пытающийся петь. Он, один из наших звездных нападающих, напился в хлам и стал распевать свою версию песни «Парни снова в городе»[12]. Я начинаю оглядываться в поисках Джесс, потому что караоке с пьяным хоккеистом в ее планах не было.

Замечаю ее в углу сверкающего танцпола, поглощенную беседой с Синди. Она, похоже, не замечает, что с группой поет Эриксон, а не певец, которого она, наверное, выбрала после собеседований с пятью тысячами других кандидатов.

Однако гости все видят. И они обожают Эриксона. Десять моих товарищей по команде собрались перед сценой с ослабленными галстуками. Они поднимают вверх бокалы и подпевают громко и фальшиво.

– Вы, хоккеисты, явно очень буйные, – со смешком замечает рыженькая. – Ты… – Она понижает голос до шепота. – Не хочешь уйти отсюда? Куда-то в более уединенное место?

Я мягко снимаю ее наманикюренные когти со своей руки.

– Прости. Надо выполнять обязанности шафера. – И я устремляюсь прочь, пока она не начала возражать.

Я понимаю: свадьбы возбуждают людей. Но эта телка меня не зацепила, а заставила почувствовать себя куском мяса. Это не круто.

– Мать твою, – слышится унылый голос. – Я буду по этому скучать.

Я хлопаю товарища по команде Форсберга по спине, когда он ко мне подходит.

– Нет. Слышал о такой штуке – почта? Люди могут посылать друг другу письма и, блин, могу ошибаться, но, по-моему, даже отправлять что-то в другие страны. Да, сам знаю. Очень странно. Но это значит, что когда ты уедешь во Флориду, то сможешь просто открыть почтовый ящик, и вуаля! Ты увидишь пригласительные на празднование бар-мицвы[13] и повестки в суд. Например, когда я подам иск по поводу той сотни баксов, которую ты мне должен…

– Ладно, ладно, понял. – Форсберг фыркает. – Ты хоть когда-нибудь затыкаешься, братан?

– Не-а.

Он проводит рукой по всклокоченным волосам и заглатывает половину пива.

– Я знаю, что вижу вас не в последний раз, но… Быть проданным в другую команду – полный отстой.

– Да. Знаю, чувак. – И, надеюсь, что со мной такого никогда не произойдет.

Если бы меня продали, я бы не волновался об адаптации в новой команде. Я вписываюсь везде. Отправьте меня на ранчо в ковбойских кожаных штанах, и я буду по-чемпионски набрасывать на быков лассо и обкатывать мустангов, пока не сядет солнце. Привыкать к новой франшизе было бы даже легче. Хоккей – это хоккей, так ведь?