Опомниться Софи не успела. Послышались скрип колес и стук лошадиных копыт, и в лавке стало темно: окно заслонила карета. Зазвенел колокольчик, и в дверь вплыла роскошнейшая покупательница – Софи таких никогда и не видела. С плеч покупательницы ниспадала соболья накидка, а тугое черное платье так и сверкало бриллиантами. Взгляд Софи в первую очередь приковала широкополая шляпа дамы – она была отделана настоящими страусиными перьями, окрашенными так искусно, что они оттеняли розовые, зеленые и голубые блики бриллиантов и при этом оставались черными. Очень дорогая шляпа. Лицо дамы было продуманно прекрасным. Ореховый оттенок волос очень молодил ее, только вот… Взгляд Софи переместился на спутника дамы, который вошел в лавку вслед за ней, – она увидела рыжеватого юношу, одетого очень элегантно, но бледного и явно ужасно расстроенного. Он взглянул на Софи с мольбой и ужасом. Юноша был гораздо моложе дамы. Софи оторопела.
– Мисс Хаттер? – спросила дама голосом мелодичным, но властным.
– Да, – ответила Софи. Вид у юноши стал еще более расстроенный. Вероятно, дама была его матерью.
– Я слышала, вы продаете просто божественные шляпки, – пропела дама. – Покажите.
Софи недостаточно владела собой, чтобы отважиться на ответ. Она вышла навстречу покупательнице и стала демонстрировать шляпки. Ни одна из них, конечно, не соответствовала роскошному облику дамы, к тому же молодой человек не сводил с Софи глаз, и ей было страшно неловко. Чем скорее дама убедится, что здесь ей ничего не найти, тем скорее эта пара наконец уйдет. Следуя совету Фанни, Софи начала с самых неподходящих.
Дама сразу же начала отвергать шляпки одну за другой.
– Обаяшка, – фыркнула покупательница в адрес розового чепчика. – Майская роза, – припечатала она ядовито-салатную соломку. А вуалетке с блестками заявила: – Загадочный вид. Как банально. А что вы еще можете предложить?
Софи предъявила ей шикарную черно-белую шляпку – единственную, которая была способна хоть сколько-то заинтересовать такую роскошную даму.
Дама презрительно оглядела шляпку.
– Подобный убор не к лицу решительно никому. Вы зря отнимаете у меня время, мисс Хаттер.
– Я делаю это только потому, что вы пришли ко мне в лавку и попросили показать шляпы, – возразила Софи. – Видите ли, сударыня, это маленькая лавка в маленьком городке. Зачем вообще… – Тут молодой человек, стоявший за спиной у дамы, ахнул и замахал руками, словно пытаясь предостеречь Софи. – Зачем вообще было брать на себя труд заходить к нам? – закончила Софи, и ей стало интересно, что же теперь будет.
– Я всегда беру на себя труд наказать тех, кто смеет перечить Болотной Ведьме, – отчеканила дама. – Премного наслышана о вас, мисс Хаттер, и мне не по душе ни конкуренция, ни ваши умонастроения. Я пришла остановить вас. Так вот же вам. – И она протянула руку и взмахнула ею у Софи перед лицом.
– Вы хотите сказать, что вы и есть Болотная Ведьма? – затрепетала Софи. От ужаса и изумления у нее что-то случилось с голосом.
– Да, – отвечала дама. – И пусть это научит вас не лезть в мои дела.
– А разве я в них лезла? Что за чушь! – прокаркала Софи. Теперь молодой человек глядел на нее в полной панике, но она никак не могла взять в толк, что это с ним.
– Никаких недоразумений, мисс Хаттер, – сказала на это Ведьма. – Пойдем, Гастон. – Она повернулась и устремилась к выходу. Пока юноша униженно открывал перед Ведьмой дверь, она снова обернулась к Софи. – Кстати, вы не сможете никому рассказать, что вас заколдовали, – добавила она.
И дверь за ней захлопнулась с похоронным звоном.
Софи потрогала лицо, чтобы узнать, отчего молодой человек так испугался. Пальцы нащупали мягкие дряблые морщинки. Софи поглядела на руки. Они тоже были сплошь в морщинках и ужасно костлявые, с раздутыми венами на тыльной стороне и узловатыми пальцами. Софи подобрала подол серой юбки и увидела хилые тощие лодыжки и расшлепанные ступни, от которых башмаки стали все бугристые. Это были ноги девяностолетней старухи, и ноги самые что ни на есть настоящие.
Софи кинулась к зеркалу – и тут же выяснилось, что теперь ей приходится ковылять. Лицо в зеркале показалось ей абсолютно спокойным, потому что ничего другого она и не ожидала увидеть. Это было лицо сухопарой старухи, изможденное, бурое, в ореоле легких седых волос. На Софи глядели ее собственные глаза – желтые, слезящиеся, – и выражение в них было довольно-таки трагическое.
– Не бойся, старушка, – успокоила Софи свое отражение. – Вид у тебя здоровый. К тому же это больше отражает твою подлинную сущность.
Она обдумала свое положение – совершенно спокойно. Все кругом сделалось тоже совершенно спокойным и каким-то далеким. Софи даже не особенно сердилась на Болотную Ведьму.
– Само собой, если представится случай, надо будет с ней поквитаться, – сказала себе Софи. – Но если уж Летти и Марта согласны быть друг дружкой, я тоже смогу пока что пожить в таком виде. Только здесь мне оставаться нельзя. У Фанни будет удар. Так. Это серое платье вполне годится, но надо еще взять с собой шаль и что-нибудь поесть.
Софи подковыляла к двери лавки и аккуратно повесила на нее объявление «Закрыто». Суставы у нее скрипели на ходу. Идти приходилось согнувшись и медленно. Однако Софи было приятно обнаружить, что она очень крепкая старуха. Она не чувствовала ни малейшей слабости – только скованность. Софи проковыляла за шалью и накинула ее на голову и плечи, как носят старухи, а потом зашаркала в дом, взяла там кошелек с несколькими монетками и немножко хлеба с сыром. Она вышла за порог, тщательно спрятав ключ в условленном местечке, и заковыляла по улице, дивясь собственному спокойствию.
А не сходить ли попрощаться с Мартой, подумала Софи. Однако даже представить себе, что Марта ее не узнает, было невыносимо. Софи решила, что напишет сестрам, как только доберется туда, куда идет, и зашаркала через Ярмарочный луг, и через мост, и дальше, в поля за рекой. Был теплый весенний денек. Даже став старой каргой, Софи, как выяснилось, не утратила способности радоваться пейзажу и майским ароматам живых изгородей, – правда, пейзаж был какой-то нечеткий. Спина у нее начала болеть. Софи упрямо ковыляла вперед, однако палка бы ей совсем не помешала. Она поглядывала на заборы – не найдется ли там расшатавшейся жердины.
Судя по всему, глаза у нее были уже не те, что прежде. Ей показалось, будто она видит впереди какую-то палку или шест, но стоило ей дойти до него, как выяснилось, что это нижний конец старого пугала, которое кто-то выбросил в кусты. Софи подняла пугало. Вместо лица у него была увядшая репа. Софи почувствовала определенное душевное родство с беднягой. Она не стала разбирать пугало и отнимать у него палку – наоборот, воткнула его между ветками, и вот пугало лихо замаячило у дороги, а дырявые рукава на палках-руках так и развевались над кустами.
– Ну вот, – кивнула Софи, и надтреснутый старушечий голос немало ее позабавил, потому что внезапно разразился надтреснутым старушечьим хохотком. – Ни на что особенное мы с тобой уже не годимся. Правда, дружище? Может быть, если я пристрою тебя там, где тебя все видят, ты и вернешься на свое поле. – Она заковыляла дальше, но тут у нее возникла одна мысль, и пришлось возвратиться. – И если бы я не была обречена на неприятности исключительно по семейным обстоятельствам, ты бы сейчас ожил и помог бы мне найти свое счастье, – сообщила она пугалу. – Но я все равно желаю тебе, дорогое Пугало, удачи.
Уходя прочь, она еще немного похихикала. Ну и что, если у нее теперь не все дома? Со старушками такое случается сплошь и рядом.
Палку себе она нашла примерно через час, когда присела на кочку передохнуть и поесть хлеба с сыром. Из живой изгороди у нее за спиной доносился какой-то шум: придушенный визг, а следом отчаянные рывки, от которых с веток облетали майские цветочки. Софи подползла на костлявых коленях поглядеть сквозь листья, цветы и колючки в гущу разросшейся живой изгороди и обнаружила там тощего серого пса. Пес попал в ужасную ловушку: в обвязанной вокруг его шеи веревке каким-то образом запуталась палка, и эта палка намертво застряла между двумя ветками, так что пес едва мог двигаться. Он уставился безумными глазами прямо в любопытное лицо Софи.
Девушкой Софи боялась собак. Даже теперь, став старушкой, она здорово перепугалась, заметив два ряда белых клыков в оскаленной пасти зверя. Но она сказала себе: «В моем нынешнем положении уж об этом-то беспокоиться не следует», – и нащупала в кармане ножницы. Протянув руку с ножницами в глубь куста, она попыталась разрезать веревку на шее пса.
Пес совсем ошалел. Он отшатнулся от нее и оскалил зубы. Но Софи храбро продолжала кромсать веревку.
– Ты умрешь от голода или задохнешься, дружище, если не дашь мне ее разрезать, – сказала она псу надтреснутым старушечьим голоском. – Честно говоря, я думаю, что кто-то уже пытался тебя задушить. Может, от этого ты и не в себе.
Веревка была обмотана вокруг собачьей шеи очень туго, а палка ужасно запуталась. Щелкать ножницами пришлось довольно долго, но наконец веревка распалась надвое, а пес выбрался из западни.
– Хочешь хлебца с сыром? – спросила тогда Софи. Но пес только рыкнул на нее, протиснулся к противоположной стороне живой изгороди, вылез из кустов на волю и крадучись удалился. – Тоже мне благодарность! – проворчала Софи, потирая занемевшие руки. – Но ты мне все равно подарочек-то оставил! – Она вытянула из кустов злополучную палку и обнаружила, что это самая настоящая трость, прекрасно отполированная и с кованым наконечником. Софи доела хлеб и сыр и отправилась дальше. Склон становился все круче, и трость оказалась очень кстати. Софи бодро ковыляла вперед, болтая на ходу с тростью. В конце концов, старушки часто разговаривают сами с собой.
– Ну вот, уже две встречи, – бурчала она, – и хоть бы какая-нибудь волшебная награда. Хотя ты-то – хорошая палка. Ты не думай, я не брюзжу. Просто мне наверняка предстоит и третья встреча – не знаю, волшебная ли. По правде говоря, я настаиваю – мне полагается еще одна встреча! Интересно, что это будет.
Третья встреча произошла к концу дня, когда Софи зашла уже довольно далеко в холмы. По выгону навстречу ей шел, насвистывая, какой-то деревенский житель. Вот пастух, решила Софи, он возвращается домой после работы. Это был ладный парнишка лет сорока. «Ну и ну! – сказала себе Софи. – Еще нынче утром я бы решила, что он старик! Надо же, все, оказывается, зависит от того, как посмотреть!»
Когда пастух увидел бормочущую себе под нос Софи, он предусмотрительно посторонился, попятившись аж до дальнего конца выгона, и очень-очень сердечно окликнул ее:
– Вечер добрый, матушка! Куда путь держите?
– Матушка? – удивилась Софи. – Я вам не матушка, молодой человек!
– Это такое выражение, – испугался пастух, прижимаясь к ограде и на цыпочках двигаясь вниз по склону. – Я всего-навсего хотел учтиво поинтересоваться, далеко ли вам еще идти, ведь уже скоро вечер, а вы все в пути. Вам же никак не поспеть в Верхние Горки до заката, правда?
Софи это в голову не приходило. Она остановилась на тропе и задумалась.
– Не важно, – сказала она, обращаясь отчасти к себе самой. – Когда отправляешься на поиски счастья, становится не до мелочей.
– Да что вы говорите, матушка! – воскликнул пастух. Он уже миновал Софи, и от этого ему явно полегчало. – Тогда желаю вам всяческих успехов, матушка, если, конечно, ваше счастье не имеет касательства к тому, чтобы наводить порчу на чужой скот! – И он двинулся вниз по склону – очень широкими шагами, почти бегом, но не совсем.
Софи возмущенно поглядела ему вслед.
– Подумать только – он решил, будто я ведьма! – поделилась она с тростью. Ей даже захотелось пугнуть пастуха, крикнув ему вслед какую-нибудь гадость, но это было бы с ее стороны как-то нехорошо. Софи двинулась вверх по холму, бормоча себе под нос. Вскоре изгороди кончились, начались голые бугры, а дальше открылась вересковая пустошь, за которой виднелись крутые уступы, поросшие желтой шуршащей травой. Софи мрачно шла вперед. Узловатые старые ноги сильно разболелись, и спина тоже, и колени. Софи так утомилась, что перестала бормотать и просто тащилась вперед, задыхаясь, пока солнце не зависло над самым горизонтом. И вдруг Софи отчетливо поняла, что ей больше ни шагу не ступить.
Она плюхнулась на камень у дороги, недоумевая, что же теперь делать.
– Никакого счастья мне сейчас не нужно, кроме удобного кресла! – выдохнула она.
Камень оказался чем-то вроде смотровой площадки, с которой Софи открывался великолепный вид на пройденный путь. Перед ней в лучах заходящего солнца простиралась чуть ли не вся Долина, сплошь поля, живые изгороди и заборы, изгибы реки, великолепные богатые особняки, сияющие среди садов, и все это до самых синих гор в дальней дали. Прямо у ее ног раскинулся Маркет-Чиппинг. Софи глядела на знакомые улицы. Вот и Рыночная площадь, и кондитерская Цезари. Можно было бы бросить камешек в трубу дома по соседству со шляпной мастерской.
– Надо же, как близко! – в досаде сказала Софи своей трости. – Столько топать – и все ради того, чтобы поглядеть на собственную крышу!
Солнце садилось, и на камне становилось холодно. Неприятный ветер, казалось, дул со всех сторон, как Софи ни уворачивалась. Она поймала себя на том, что все больше и больше задумывается о кресле у камина, а еще о ночной тьме и диких зверях. Но даже если бы она решила возвращаться в Маркет-Чиппинг, все равно добраться туда ей удалось бы не раньше глубокой ночи. С тем же успехом можно идти дальше. Она вздохнула и кряхтя поднялась. Это было ужасно. У нее болело все.
– Понятия не имела, с чем старикам приходится мириться! – простонала Софи, взбираясь на холм. – Впрочем, волки меня не тронут. Я для них чересчур суха и костлява. И то утешение!
Стремительно спускалась ночь, и вересковые пустоши стали серовато-голубыми. Ветер усилился. Пыхтение Софи и хруст ее суставов громко отдавались у нее в ушах, и она не сразу расслышала, что некоторую долю хруста и пыхтения производит кто-то совсем другой. Она подняла голову и подслеповато прищурилась.
Через пустошь к ней направлялся, скрежеща и рокоча, замок чародея Хоула. Из его черных башен возносились к небесам тучи черного дыма. Замок был ужасно высокий, тонкий, тяжелый, уродливый и зловещий. Софи оперлась на трость и уставилась на него. Она не особенно испугалась. Ей было даже интересно, как это он передвигается. Но главное – она поняла, что весь этот дым означает: где-то за высокими черными стенами непременно имеется большой очаг.
– А почему бы и нет? – спросила она у трости. – Едва ли чародею Хоулу так уж нужна моя душа. Он же похищает только юных девушек!
Она подняла трость и властно помахала ею замку.
– Стой! – закричала она.
Замок послушно зарокотал, заскрежетал и остановился примерно в пятидесяти футах выше Софи по склону. Софи обрадованно заковыляла к нему.
Глава третья, в которой Софи попадает в замок и заключает некую сделку
В черной стене, обращенной к Софи, виднелась огромная черная дверь, и она бодро заковыляла туда. Вблизи замок оказался даже уродливее, чем издалека. Для такой ширины он был явно высоковат и к тому же неправильных очертаний. Насколько Софи могла различить в сгущающейся тьме, построили замок из больших камней, черных, вроде угля, и, как и уголь, все эти камни были разного размера и формы. Когда Софи подошла поближе, от стен на нее дохнуло холодом, но этим Софи уж точно было не испугать. Она напомнила себе о креслах и каминах и нетерпеливо протянула руку к двери.
Рука не смогла ее коснуться. Какая-то невидимая преграда остановила ее примерно в футе от двери. Софи раздраженно потянулась к ней пальцем. Когда все равно ничего не вышло, она потянулась палкой. Судя по всему, невидимая преграда закрывала дверь целиком – от самого верха, куда Софи могла дотянуться палкой, и до порога, из-под которого выбивался примятый вереск.
– Открывайся! – прокаркала Софи.
На невидимую преграду это не произвело ни малейшего впечатления.
– Хорошо, – сказала тогда Софи. – Я найду, где у тебя черный ход. – Она заковыляла к тому углу замка, который виднелся от нее по левую руку, потому что он был и ближе, и чуточку ниже по склону. Но свернуть за угол ей не удалось. Невидимая преграда остановила ее снова, как только она поравнялась с шероховатыми угловыми камнями. Тут уж Софи произнесла слово, которому научилась от Марты и которое не полагается знать ни старушкам, ни юным девушкам, и захромала вверх по склону, противосолонь, к правому углу. Преграды там не оказалось. Софи повернула за этот угол и отчаянно заковыляла к следующей большой черной двери в середине следующей стены.
Перед той дверью тоже была невидимая преграда.
Софи сердито уставилась на дверь.
– По-моему, это страшно негостеприимно, – высказалась она.
Из-за зубчатой стены валил черный дым. Он начал стелиться по земле. Софи закашлялась. Теперь она разозлилась по-настоящему. Она была стара и слаба, она замерзла, и у нее все болело. Спустилась ночь, а этот замок сидел себе и пускал в нее дымом.
– Я пожалуюсь Хоулу! – заявила Софи и яростно зашаркала к третьему углу. Там преграды тоже не было, – судя по всему, замок следовало обходить против часовой стрелки, – однако в третьей стене, чуть сбоку, виднелась еще одна дверь. Эта дверь была гораздо меньше и обшарпанней первых двух.
– Ага, вот наконец и черный ход! – выдохнула Софи.
Но стоило Софи добраться до этой двери, как замок снова начал двигаться. Земля задрожала. Стена затряслась и заскрипела, и дверь начала уплывать от Софи в сторону.