Я за ней, со стойким ощущением: она что – то определённо знает и скрывает. Мимо грядок с петрушкой и укропом пошли, сразу запахло ностальгией. Стала её нагонять, но резко развернулась!

Чёрт, на соседней грядке, сидя на коленках, что – то выдёргивала невменяемая бабка, что докопалась со своим навозом. И, похоже, она меня заметила!

– Эй! Что – то ты быстро управилась! А ну сюда, негодная! – Раздалось старческое.

Пока монашка поднималась, кряхтя, я удрала. Во дворе нарвалась на группу девочек, с которыми проповеди прослушала. Пришлось выскочить с другой стороны двора, обогнув основное здание.

А там с десяток коров уже из сараев выдвигается, навозом как пахнуло. Лепёшки коровьи, как полетели по чернозёму минироваться, чуть в одну не вляпалась, отскочила вовремя. И едва на бело – коричневую коровушку не нарвалась. Животное отпрыгнуло даже резвее, чем я. Монашка, что контролировала процесс выгонки коров, даже слова не сказала, посмотрела на меня испуганно карими девичьими глазёнками и шлёпнула палкой по ляжке чёрную корову, что решила очень медленно выходить из стойла.

– С добрым утром сестра, – решила попробовать потактичнее.

– Светлого утра, сестра, – ответила девушка, не глядя даже в мою сторону.

– Слушай, не поможешь мне выяснить кое – что важное? – Спросила, обходя стадо и сближаясь с пастушкой.

Не сразу уловила, что мы уже пошли под горочку на луг, с обратной стороны от леса.

– Что? – Буркнула девочка и тут же добавила нервно: – Не иди за мной. Но, пшла!

Монашка стегнула ещё одну корову без особой причины и рванула поддать следующей. Стадо по цепной реакции немного ускорилось.

Да что с ними со всеми?!

– Ты можешь отвлечься на секунду от своих коров?! – Не отставала я, продолжая удаляться от монастыря.

– Что ты за мной увязалась? – Прошипела вдруг монашка, встав в позу и выпучив глаза. – Иди, куда послала старшая.

– Это куда? – Не сразу сообразила.

– К Люде, навоз чистить, – заявила монашка и погнала коров с особой жестокостью, что каждой почти по заднице досталось.

Благополучно вляпавшись в коровью мину, я выругалась и, приметив две чёрные фигурки у речки на пристани, поковыляла туда.

Над бурным потоком монашки полоскали бельё, лёжа на животах и свесившись с пристани. Четыре плетёные корзины выжатого белого тряпья стояло неподалёку. Ещё столько же было заготовлено.

Река шумела знатно, и моего появления заблаговременно никто не отметил. Девушки были так увлечены, что даже когда подошла вплотную и присела рядом, никто и не посмотрел на меня. Обе молоденькие, лет по двадцать. Но уже не такие пугливые, как те, что были на проповеди.

– Светлого утра, сестры, – поздоровалась с ними на их наречии.

Одна взвизгнула от неожиданности и выпустила тряпку. Вторая дёрнулась и зацепила корзинку, что полетела с пристани. Я рванула, чтобы удержать и зацепила вторую. Хотела схватить две, но сама чуть не слетела в воду. Поэтому в последний момент решила не рисковать.

– Ой, простите, – брякнула, наблюдая, как обе корзины с тряпками уносятся прямо в сторону водопада, красиво и синхронно вращаясь вокруг своей оси.

Судя по виду монашек, оставшиеся корзины мне хотели надеть на голову. Но вскоре злость сменилась ужасом. Обе, ревя и завывая, помчались вниз по течению вдоль берега за своими корзинами. Самое обидное, что никто мне ничего дурного не сказал, и даже не обозвал.

С грузом на сердце, я помчала за ними, спохватившись попутно, что выронила где – то чётки. Но так как моя ряса путалась под ногами, вскоре существенно отстала от девиц. А через пару минут и вовсе потеряла монашек из виду за кустарником, что обильно, но обособлено рос ниже по реке. А ещё там была небольшая заводь, которую пришлось обходить. Где я и наткнулась на рыбаков.

– Светлого утра, сестры, – бросила, ещё не отдышавшись.

Все три посмотрели на меня с неподдельным ужасом, повернув головы так синхронно, что ужаснулась и я.

– Даже не подходи, – прошипела ближайшая.

– А лучше возвращайся туда, откуда пришла, – бросила вторая, кривясь.

– Здесь тебе не рады, – хмыкнула третья и рванула удочку с мелкой рыбёшкой на крючке.

– У вас здесь что, коллективный разум? – Выпалила я, мгновенно наполняясь гневом. – А ну отвечайте мне, монашки недоделанные, куда королева делась? Ни одного адекватного ответа, хватит надо мной издеваться уже!

Явно не выдержав моего крика, рыбаки побросали удочки. И я уже думала, что сейчас будем драться, кусаться и царапаться. Но случилось неожиданное. Воровато оборачиваясь, монашки рванули в воду, как от разъярённого дикого зверя. Примерно на трети реки они зашли по пояс и попытались плыть прямо в балахонах. С открытым ртом я смотрела, как их уносит течение в сторону бурного водопада.

Шок отпустил меня не сразу, отчего пребывала в ступоре. Мысли были рвануть за ними и, может, как – то помочь. Но до водопада было ещё метров сто, в груди теплилась надежда, что они вплывут. Мне из чащи было не видно, какова их судьба. Да и какой высоты водопад, что там под ним, я и предположить не могла. Возможно, камни, или хорошая глубина. В любом случае не успевала. К тому же, туда помчали и две те, с бельём. Думаю, они могут вполне справиться.

Мысль вдруг пришла здравая, возвращая к основной задаче. Я ведь как белая ворона без дела хожу. Прихватив ведро с пятью карасями и мелкой щукой, пошла обратно. Теперь при мне был инвентарь, и сразу прибавилось уверенности.

В горку подниматься оказалось не просто с ведром воды, где рыба плещется. Монашек, как ветром сдуло. Ни на грядках, ни во дворе. Неужели я нарвалась на эмпатов и всех распугала? Походила по двору, пытаясь уловить хоть какие – то звуки, источником которых может быть человек, а не домашняя живность, что разгулялась до самой речки. Вскоре до обоняния стали доходить вкусные ароматы еды. И я двинулась на запах прямиком в основное здание. Дверь была распахнула настежь, поэтому без особого труда вошла.

В холле на стене иконки с бабочками, выложенные стеклянными кусочками, как фрески. Оконного света нет, ибо окон нет вообще, зато свечки, расставленные довольно часто, горят на длинной полочке. Идти можно было в трёх направлениях, вернее в четырёх: деревянную, ветхую лестницу вверх не учла. Запах вёл налево, и я потопала туда с ведром в руке.

Зал, куда вышла, оказался большой столовой. И, похоже, зашла не с парадного входа, а с чёрного. Пять длинных столов, сплошные лавки приставлены к ним. Всё уже сервировано: деревянные тарелки с ложками и кружками, коричневый хлеб буханками, кувшины с молоком. По четыре кастрюльки на столе, они и источали пары вкусные. Через длинные узкие окошки бил утренний свет, окрашивая зал в попеременные полоски светом и полутенями.

В столовой ни души. Тишь да гладь, будто весь монастырь куда – то эвакуировался в ожидании бомбёжки. А каша тем временем стыла. И я не удержалась.

Поставила ведёрко с рыбой, что всё ещё плескалась, питая призрачные надежды, особенно щучка. Присела прямо по центру к кастрюле поближе и поинтересовалась, что же в монастыре сегодня на завтрак.


В кастрюле действительно оказалась каша желтоватого цвета, пахла очень аппетитно. Без стыда и совести я стала хозяйничать. Зачерпнула побольше половником на мелкую тарелку, налила себе молока в кружку до краёв и отломила руками пол буханки. Пресная каша напоминала пшённую и отдавала дымком. А от молока парного несло коровой. Хлеб порадовал, хрустел и был ещё тёплый, нежная мякоть таяла с молоком во рту.

В общем, я кайфовала. И даже подумала, что стоит умыкнуть без спроса в поход пару буханок. Припрятать на опушке рядом с пожитками и несколько дней в походе спокойно протянуть без суеты.

Когда допивала вторую кружку молока в зал с грохотом вошли. Это не были монашки, или хотя бы монахи. С парадного входа показались мужчины, по наглым рожам, которых можно было судить, что они появились здесь с плохими намерениями.

Засаленные небритые морды, чёрные зубы, рваная одежда, ржавые топоры и ободранные луки, – всё говорило о том, что это не регулярная армия императора. А какое – то отрепье.

А скорее банда, промышляющая разбоями. Девять мужчин, грохоча каблуками и звякая шпорами, вошли, как настоящие ковбои с дикого запада. Только здесь был явно не бар. И налить им можно было разве что молоко.

– Грим, смотри, как нам повезло, одна осталась, – брякнул один другому. Разбойники заржали, как лошади.

– Зачем пожаловали в мою скромную обитель? – Выпалила я строго, стараясь сохранять полное спокойствие и контролируя медленно сокращающееся между нами расстояние.

– Да мы это, заплутали малость, – брякнул один и растянул уродливую улыбку широко, обнажая гнилые зубы.

– Нам бы пару кур, одного гуся, кусок коровы и двенадцать девок, желательно не потасканных, – выдал самый матёрый на вид брутально – сиплым голосом.

Так, понятно…

– Присаживайтесь, завтрак стынет, – бросила я, продолжая рассматривать незнакомцев в ответ, одновременно засучивая левый рукав.

– Спасибо, владыкопоклонница, спасибо добрая хозяйка, – начал наигранно кланяться один из них. А другие при этом посмеиваться.

– Я сказала, присаживайтесь! – Гаркнула на них и стукнула кулаком по столу.

Эффект получился выше всяких похвал. Мало того, что разбойники прикусили языки. Они ещё и присели за ближайшие столы, что уже собирались обойти, с целью явной – схватить меня.

Главный бандит за мой стол присел, прямо напротив. Вид серьёзный, рассматривает, и всматривается. За спиной его загремела посуда, заскребли ложки. Одобрительно загоготало ворьё.

– Строгая ты, новая настоятельница небось? – Поинтересовался главный, единственный, кто не притронулся к еде. Хотя и остальные пусть и ели, но тоже не отрывали от меня своих пытливых глаз.

– Возможно, – хмыкнула.

– А, ну тогда ясно, порядков здешних не знаешь, – откинулся было разбойник на спинку, и чуть не упал из – за её отсутствия на лавке. Но вовремя спохватился. Кажется, он тушевался в присутствии уверенной в себе женщины, что пытался тщательно скрыть. И передо мной, и перед своими товарищами.

– А ты поясни, – кивнула, не сводя с него взгляда.

– Имперские недоноски Карего Гаста шайку порубили, а значит без защиты вы теперь. Предлагаем свою, хм, за скромную плату.

– И какую же?

– Пять корзин провизии и пять девок, последних с возвратом, как надоедят. Выстроишь нам всех, мы сами выберем.

– Да, да, пощупаем и выберем, – брякнул один из товарищей с набитым ртом.

Начался балаган с тупыми грязными шутками. И я снова ударила кулаком по столу, да так, что опрокинула кувшин.

– А ну рты закрыли! – Рявкнула и уже в тишине начала низким, угрожающим тоном: – Как вы посмели осквернить сей храм своим присутствием. Мало того, что завалились грязные, немытые, да ещё и с оружием. Так сквернословите ещё мне здесь.

Разбойники молчали, хлопая глазками, никто не ел. Едва, похоже, в горле застряла. Главный только глаза выпучил, не зная, видимо, как ему быть с собственным авторитетом. А я решила нарастить успех. Конечно, надеясь, что имею его. А не он меня!

– Вон отсюда пошли, – прошипела и поднялась. – Это женский монастырь! А то живо сейчас из вас всех женщин сделаю, отрезав причиндалы!!

Ворьё повыскакивало из – за столов и на выход помчалось. Единственный, кто не желал смириться с поражением, это главный, что вынул меч из ножен и нервно потрясывая попятился.

– Ты, ты бешеная какая – то! Я, я завтра спалю здесь всё, ночью спалю. И, и баб твоих всех перетаскаю! Вот увидишь! Пожалеешь…

– Вон отсюда!! – Рявкнула ещё громче, что у бедного мурашки по шее пошли. И он чуть через лавку не перевалился.

Охваченная гневом и возмущённая от угроз, я пошла за ними.

– Девок вам подавай?! Еду?! – Отчитывала, выгоняя их взашей. – Идите работайте, бездельники!

Снаружи перед главным входом собралась вся банда. Двенадцать человек, все на лошадях прискакали. На улице разбойники отдышавшись, быстро перестроились. И попытались снова наехать.

– Грим, а чего она на тебя орёт? – Нашёлся первый подстрекатель.

– Почему на меня – то? – Озираясь на товарища, возмутился бандит. – На всех.

– А на всех чего? – Высказались и другие бездельники. – Нас дюжина, а она одна. Давайте свяжем и потешимся.

– Это ж настоятельница, – засомневался Грим, глядя на меня виновато. – Нельзя ж так с Матерью – настоятельницей…