– Что же вам рассказать?… Самая популярная в России марка это, конечно, «Смит и Вессон» в первую очередь, – Алекс говорил с большим воодушевлением – видно было, что тема оружия ему крайне интересна. – Сама марка американская, но Россия постоянный покупатель этих револьверов, они даже состоят на вооружении в русской армии, потому что… – он скептически ухмыльнулся, – едва ли у нас когда-то научатся делать приличное оружие. Так вот, калибр у него…
– Простите, Алекс, – прервала я, – калибр это?…
– Диаметр пули, m-lle Тальянова, – высокомерно ответила Мари, словно отмахнулась.
– Диаметр канала ствола, если точнее, – веско поправил Алекс, – так вот, калибр у него четыре и две десятых линии [16], шестизарядный барабан, а длина ствола шесть и шесть десятых дюйма [17]. С двадцати пяти шагов запросто может пробить несколько толстых досок. Отличное оружие! Американцы молодцы, что и говорить!…
Алекс попытался перевести дыхание, хотя глаза его все еще возбужденно блестели – он с удовольствием продолжил бы тему. Я же раздумывала над тем, что «Смит-Вессон», насколько бы он ни был хорош, явно не то оружие, что спрятано убийцей в гостиной Полесовых – у того ствол явно короче шести дюймов.
– Шесть дюймов… – повторила я задумчиво, – но это слишком большой револьвер, явно не для женских рук.
– Ну да, – согласился Алекс и немного поморщился, – дамам намного удобнее было бы управляться с чем-нибудь более миниатюрным. Есть множество женских моделей – у них невысокая цена, длина ствола, как правило, не больше двух-трех дюймов, но и боевая мощь, как понимаете никакая… – Алекс скривился еще презрительней.
– Но ведь для самообороны дамский револьвер вполне подойдет? – спросила я.
– Кроме самообороны он вообще ни на что не годится, – пожал он плечами и вдруг улыбнулся, – дедушка рассказывал, что в Лондоне такие револьверы используют велосипедисты – чтобы уличных собак отгонять, – Алекс улыбнулся еще шире, а вслед за ним рассмеялась Мари, – вот это и есть их истинное предназначение. Эти револьверы даже в разные игривые цвета окрашивают – синий, красный.
Все же револьвер, который я нашла в фортепиано, не слишком похож на игрушку для отпугивания собак. Хотя, все может быть…
– Ну а что-то среднее наверняка ведь есть? – Мари, похоже, заинтересовалась всерьез, и вопросы ее были очень правильными. – Чтобы и не слишком большой, и, в то же время, мощный.
– В принципе есть… «бульдог» – очень неплохой вариант, кстати. Маленький, но назвать его дамским я бы не решился: барабан на пять-шесть патронов, длина ствола четыре дюйма [18], но бывает и меньше. Для стрельбы на дальние расстояния, конечно, не годится, потому как меткость оставляет желать лучшего, зато калибр для такой малышки просто отличный – полдюйма почти [19]. Хороший боевой револьвер. Английский. Если захотите приобрести, Мари, я рад буду помочь…
– Даже и не думайте, Мари, – быстро сказала я, – это не игрушка.
– Так я и не для игр его покупаю!
За карточным столом, что находился в другом углу просторной гостиной, давно уже висела тишина – видимо, играющие заслушались ликбезом Алекса. Но после слов Мари о покупке револьвера ее матушка, наконец, сочла нужным вмешаться:
– Мари, Боже мой, о чем ты говоришь! Ты еще совсем мала, деточка.
Деточка надулась, но настаивать больше не посмела.
Я же в повисшей тишине думала, что револьвер, из которого убили Балдинского, вполне мог быть этим самым «бульдогом». Кроме того, и марка британская…
В этот момент в гостиную вернулся лакей, которого Алекс посылал за револьвером. Важно и чинно он подал Курбатову деревянный ларец, лакированный и украшенный золотом – несколько пижонский – и откинул крышку. Мари почти благоговейно приняла из рук Алекса оружие – начищенный до зеркального блеска револьвер с рукояткой из слоновой кости и украшенный искусной резьбой. По всему видно, что револьвер был тяжелым, однако моя воспитанница держала его в руке на удивление уверенно и ловко.
– Тот самый «Смит-Вессон»? – спросила я, глядя, как от блестящего металла отражается восхищенный взгляд Мари.
– Нет… – с заминкой ответил Алекс, – это кольт образца 1873 года, тоже американский револьвер. «Смит-Вессон», на мой взгляд, все же простоват в эстетическом плане…
– Ой! – сказала в этот момент Мари, – Алекс, только не говорите, что я что-то сломала…
Она, морщась, отряхивала руку от грязно-серого порошка, что высыпался ей на ладонь из барабана.
– Кольт невозможно сломать, – рассмеялся Алекс, забирая оружие, – это всего лишь порох из патронов просыпался – бывает.
– Фу! – Мари, все еще морщась, оттирал салфеткой ладони. – Вы могли бы и предупредить.
Я же, глядя на этот порох, рассыпанный по всей коробке, размышляла о несколько другом:
– Алекс, а ведь, наверное, при выстреле пороха еще больше, и он оседает на рукавах, на одежде стрелявшего, да? – спросила я едва слышно.
– Еще как оседает! – громко хохотнул он, – оружие вообще, знаете ли, создано не для белоручек.
– Я не белоручка! – обиделась Мари.
– Разумеется, нет, – продолжал забавляться графский внук, – но если вздумаете стрелять, то запаситесь перчатками.
– Мари, даже и не думай ни о какой стрельбе! – неожиданно резко сказала ее матушка из-за карточного стола.
– Знаете, Елена Сергеевна, – обернулся вдруг к ней Алекс, – напрасно вы так переживаете из-за интереса Мари к оружию – в этом нет ничего предосудительного, уверяю вас… я вполне могу вам это доказать. Скажем, в эту субботу мы все могли бы выехать куда-нибудь за город, и я с удовольствием показал бы, как именно стреляет оружие, а Мари могла бы попрактиковаться.
Моя воспитанница при этих словах даже ахнула – верно, она и надеяться не могла, что ей позволят «поиграть» с оружием.
– Маменька, пожалуйста, разрешите! – тотчас взмолилась она так, как нормальные девицы ее возраста просят матушек купить им новую шляпку. – Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
– Право, я не знаю… – растерялась та под взглядами Мари и Алекса и, как бывало часто, попыталась переложить ответственность на других, – Жорж, что ты на это скажешь?
– Пострелять? – тот недовольно отвлекся от карт. – Да пусть, разумеется – что такого-то!… Я бы и сам с удовольствием съездил за город.
Полесов явно напрашивался на приглашение, а граф Курбатов, который всегда был радушным хозяином, не замедлил это приглашение озвучить:
– А что – неплохая мысль. Пока снег в лесу не сошел, вполне можно было бы съездить на денек к нам в Березовое. Хоть даже и пострелять. В эту субботу – как вам?
Кажется, все было решено, и мнения гувернантки по этому поводу, разумеется, никто не спрашивал. Хотя я все же сочла нужным показать, что мне это не нравится – вздохнула обреченно и отвернулась к пылающему в камине огню.
Глава XI
– Подумать только – сорок павших русских против шестисот убитых афганцев! Уверен, бой на Кушке обязательно войдет в анналы истории! – Графу Курбатову очень полюбилась эта строчка из заметки в «Московском телеграфе», и он повторял ее при любом удобном случае. Старшее поколение обсуждало за обедом последние вести с афганского фронта.
Меня вместе с детьми усадили на другом конце стола. Ильицкий же сидел практически напротив меня, и разговор как нарочно крутился около опасной темы политики и русско-британского противостояния. Я не могла не вспоминать сейчас наши с ним словесные баталии весной прошлого года в доме Натали Эйвазовой – моей институтской подруги и его кузины. Однако я была уверена, что все это в прошлом. По крайней мере, сейчас я даже не слушала Курбатова, а, ловя время от времени на своем лице взгляд черно-шоколадных глаз, думала только о том, будет ли сегодня возможность у Ильицкого поцеловать меня?
И Евгений, кажется, не слушал – до последней фразы Курбатова, по крайней мере. Только после нее он перевел свой тяжелый взгляд на графа и, не мигая, долго смотрел на него. Но так ничего и не сказал.
– Это, разумеется, так, Афанасий Никитич, – отозвался профессор Якимов со своей скользкой улыбочкой, – но, боюсь, действия генерала Комарова [20]будут иметь последствия, которые он едва ли мог предвидеть.
– Вы о войне с Британией? – уточнил граф, деловито отрезая кусок бифштекса. Говорил он так, будто война была уже делом решенным. – Да, войны не избежать, но, по моему мнению, русская армия вполне к ней готова.
И снова Ильицкий бросил взгляд на графа.
А Якимов, аккуратно улыбнувшись уголками губ, ответил:
– Вы так считаете? Любопытно, что думают по этому поводу сами военные. Евгений Иванович, не хотите присоединиться к нашей беседе?
– Я уже не военный, Лев Кириллович. Давно, – Ильицкий даже не посмотрел в сторону Якимова.
– Полно вам, Евгений Иванович, – снова заговорил Курбатов, – уж вам-то не знать, что военных бывших не бывает, – он рассмеялся. – Вы согласны, что русская армия готова к войне?
Взгляды присутствующих обратились на Евгения и тот, отложив нож с вилкой, в конце концов, произнес:
– Хорошо, если вам угодно, я отвечу: со стороны англо-афганских войск была явная провокация с целью заставить Комарова начать бой. И Комаров на эту провокацию поддался. Я считаю, что это было роковой ошибкой.
За столом прошел шепоток, и кто-то даже вздохнул пораженно.
– Но позвольте… – прищурившись, продолжил Курбатов, – генерал Комаров не просто поддался на провокацию – ему не оставили выбора. Иначе мы бы потеряли Мерв [21], жители которого, заметьте, сами год назад изъявили желание принять подданство Российской Империи.
– Но оазис Панджшех Мерву не принадлежит, – заговорил Ильицкий уже резче. – Это афганская территория. Генерал Комаров мало того, что аннексировал оазис, так еще и унизил англичан, наголову разбив их. Англичане этого не оставят и не сегодня, так завтра объявят России войну. Вы понимаете, что это означает?! К Британии тотчас присоединится Франция, а за ней, разумеется, и Бисмарк [22] подтянется, и Австро-Венгрия. Вы хотите повторения Крымской войны? К этому все идет, уверяю вас. Только сейчас не 1853 год – вот-вот запатентуют автоматическое оружие, а немецкие ученые уже проводят опыты с оружием массового поражения – химическими соединениями в виде газа, уничтожающим все живое на огромной территории. Начнись сейчас война с Британией – жертв будет без счету. Если бы генерал Комаров был тактиком, а не военным, он понимал бы, что следует пожертвовать хоть Панджшехом, хоть всем Мервом, но не развязывать войну с англичанами.
Видимо, мало кто ожидал, что простая светская беседа о новостях выльется в настоящий спор с высказываниями столь радикальными. Немало была поражена и я, потому что Ильицкий, которого я помнила, был русофилом столь закоренелым, что это переходило границы разумного. Что сделалось с ним за этот год?
– Генерал Комаров не мог отдать Мерв хотя бы потому, – рассеянно произнесла я, не в силах сдержаться, – что тогда бы мы вскоре потеряли все наши завоевания в Средней Азии – уступи Комаров один раз, и англичане пошли бы дальше. А все это завоевывалось кровью наших солдат и офицеров, как же можно теперь это просто так отдать?
И только договорив, поняла, что гораздо правильнее было бы смолчать. Ильицкий, же, бросив на меня короткий взгляд, отозвался почти спокойно:
– Меня весьма радуют ваши патриотические чувства, Лидия Гавриловна, – на слове «патриотические» он все-таки улыбнулся довольно пакостно, – но кроме них неплохо бы руководствоваться и здравым смыслом.
Я совершенно смешалась. Мне и спорить не хотелось, а главное – я все еще с трудом верила, что слышу это от него – от человек, который обычно оправдывал любую несправедливость, совершенную Российской Империей.
– А я согласна с monsieur Ильицким! – звонко и не без пафоса оповестила всех моя воспитанница и обернулась к графу: – Вы, Афанасий Никитич, так говорите об этой статье в газете, будто родным этих «сорока павших русских» должно стать легче из-за того, что афганцев погибло больше. Войны и репрессии это не метод решения проблем, генерал Комаров должен был уступить – я так считаю! А квасной патриотизм, что проповедуют некоторые собравшиеся за этим столом, – Мари бросила колючий взгляд в мою сторону, – это действительно неразумно и весьма по-мещански.
– Мари, деточка! – голос Елены Сергеевны задрожал от волнения, – что ты говоришь такое?! Извинись немедленно перед графом Курбатовым и Лидией Гавриловной!
– Бросьте-бросьте, Еленочка, – граф вовсе не выглядел обиженным – он улыбался и, слегка кланяясь, отвечал Мари так: – молодости простительно многое, тем более что в этом доме все имеют право на собственное мнение.
Я же, привыкшая и к более смелым высказываниям моей воспитанницы, тоже не обиделась – мне лишь любопытно было, как Ильицкий отреагирует на тираду Мари и, в особенности, на слова о квасном патриотизме.
Год назад, я уверена, он бы испепелил Мари взглядом и парой колких фраз довел бы ее до слез безо всяких скидок на юный возраст. А сегодня взглянул на нее, сидящую от него наискось, и лишь негромко заметил:
– Вы, Мария Георгиевна, выразились несколько резковато, но, по сути… вы недалеки от истины.
После чего отсалютовал ей стаканом с виски и улыбнулся.
Глава XII
– Простите, Алекс, – прервала я, – калибр это?…
– Диаметр пули, m-lle Тальянова, – высокомерно ответила Мари, словно отмахнулась.
– Диаметр канала ствола, если точнее, – веско поправил Алекс, – так вот, калибр у него четыре и две десятых линии [16], шестизарядный барабан, а длина ствола шесть и шесть десятых дюйма [17]. С двадцати пяти шагов запросто может пробить несколько толстых досок. Отличное оружие! Американцы молодцы, что и говорить!…
Алекс попытался перевести дыхание, хотя глаза его все еще возбужденно блестели – он с удовольствием продолжил бы тему. Я же раздумывала над тем, что «Смит-Вессон», насколько бы он ни был хорош, явно не то оружие, что спрятано убийцей в гостиной Полесовых – у того ствол явно короче шести дюймов.
– Шесть дюймов… – повторила я задумчиво, – но это слишком большой револьвер, явно не для женских рук.
– Ну да, – согласился Алекс и немного поморщился, – дамам намного удобнее было бы управляться с чем-нибудь более миниатюрным. Есть множество женских моделей – у них невысокая цена, длина ствола, как правило, не больше двух-трех дюймов, но и боевая мощь, как понимаете никакая… – Алекс скривился еще презрительней.
– Но ведь для самообороны дамский револьвер вполне подойдет? – спросила я.
– Кроме самообороны он вообще ни на что не годится, – пожал он плечами и вдруг улыбнулся, – дедушка рассказывал, что в Лондоне такие револьверы используют велосипедисты – чтобы уличных собак отгонять, – Алекс улыбнулся еще шире, а вслед за ним рассмеялась Мари, – вот это и есть их истинное предназначение. Эти револьверы даже в разные игривые цвета окрашивают – синий, красный.
Все же револьвер, который я нашла в фортепиано, не слишком похож на игрушку для отпугивания собак. Хотя, все может быть…
– Ну а что-то среднее наверняка ведь есть? – Мари, похоже, заинтересовалась всерьез, и вопросы ее были очень правильными. – Чтобы и не слишком большой, и, в то же время, мощный.
– В принципе есть… «бульдог» – очень неплохой вариант, кстати. Маленький, но назвать его дамским я бы не решился: барабан на пять-шесть патронов, длина ствола четыре дюйма [18], но бывает и меньше. Для стрельбы на дальние расстояния, конечно, не годится, потому как меткость оставляет желать лучшего, зато калибр для такой малышки просто отличный – полдюйма почти [19]. Хороший боевой револьвер. Английский. Если захотите приобрести, Мари, я рад буду помочь…
– Даже и не думайте, Мари, – быстро сказала я, – это не игрушка.
– Так я и не для игр его покупаю!
За карточным столом, что находился в другом углу просторной гостиной, давно уже висела тишина – видимо, играющие заслушались ликбезом Алекса. Но после слов Мари о покупке револьвера ее матушка, наконец, сочла нужным вмешаться:
– Мари, Боже мой, о чем ты говоришь! Ты еще совсем мала, деточка.
Деточка надулась, но настаивать больше не посмела.
Я же в повисшей тишине думала, что револьвер, из которого убили Балдинского, вполне мог быть этим самым «бульдогом». Кроме того, и марка британская…
В этот момент в гостиную вернулся лакей, которого Алекс посылал за револьвером. Важно и чинно он подал Курбатову деревянный ларец, лакированный и украшенный золотом – несколько пижонский – и откинул крышку. Мари почти благоговейно приняла из рук Алекса оружие – начищенный до зеркального блеска револьвер с рукояткой из слоновой кости и украшенный искусной резьбой. По всему видно, что револьвер был тяжелым, однако моя воспитанница держала его в руке на удивление уверенно и ловко.
– Тот самый «Смит-Вессон»? – спросила я, глядя, как от блестящего металла отражается восхищенный взгляд Мари.
– Нет… – с заминкой ответил Алекс, – это кольт образца 1873 года, тоже американский револьвер. «Смит-Вессон», на мой взгляд, все же простоват в эстетическом плане…
– Ой! – сказала в этот момент Мари, – Алекс, только не говорите, что я что-то сломала…
Она, морщась, отряхивала руку от грязно-серого порошка, что высыпался ей на ладонь из барабана.
– Кольт невозможно сломать, – рассмеялся Алекс, забирая оружие, – это всего лишь порох из патронов просыпался – бывает.
– Фу! – Мари, все еще морщась, оттирал салфеткой ладони. – Вы могли бы и предупредить.
Я же, глядя на этот порох, рассыпанный по всей коробке, размышляла о несколько другом:
– Алекс, а ведь, наверное, при выстреле пороха еще больше, и он оседает на рукавах, на одежде стрелявшего, да? – спросила я едва слышно.
– Еще как оседает! – громко хохотнул он, – оружие вообще, знаете ли, создано не для белоручек.
– Я не белоручка! – обиделась Мари.
– Разумеется, нет, – продолжал забавляться графский внук, – но если вздумаете стрелять, то запаситесь перчатками.
– Мари, даже и не думай ни о какой стрельбе! – неожиданно резко сказала ее матушка из-за карточного стола.
– Знаете, Елена Сергеевна, – обернулся вдруг к ней Алекс, – напрасно вы так переживаете из-за интереса Мари к оружию – в этом нет ничего предосудительного, уверяю вас… я вполне могу вам это доказать. Скажем, в эту субботу мы все могли бы выехать куда-нибудь за город, и я с удовольствием показал бы, как именно стреляет оружие, а Мари могла бы попрактиковаться.
Моя воспитанница при этих словах даже ахнула – верно, она и надеяться не могла, что ей позволят «поиграть» с оружием.
– Маменька, пожалуйста, разрешите! – тотчас взмолилась она так, как нормальные девицы ее возраста просят матушек купить им новую шляпку. – Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
– Право, я не знаю… – растерялась та под взглядами Мари и Алекса и, как бывало часто, попыталась переложить ответственность на других, – Жорж, что ты на это скажешь?
– Пострелять? – тот недовольно отвлекся от карт. – Да пусть, разумеется – что такого-то!… Я бы и сам с удовольствием съездил за город.
Полесов явно напрашивался на приглашение, а граф Курбатов, который всегда был радушным хозяином, не замедлил это приглашение озвучить:
– А что – неплохая мысль. Пока снег в лесу не сошел, вполне можно было бы съездить на денек к нам в Березовое. Хоть даже и пострелять. В эту субботу – как вам?
Кажется, все было решено, и мнения гувернантки по этому поводу, разумеется, никто не спрашивал. Хотя я все же сочла нужным показать, что мне это не нравится – вздохнула обреченно и отвернулась к пылающему в камине огню.
Глава XI
– Подумать только – сорок павших русских против шестисот убитых афганцев! Уверен, бой на Кушке обязательно войдет в анналы истории! – Графу Курбатову очень полюбилась эта строчка из заметки в «Московском телеграфе», и он повторял ее при любом удобном случае. Старшее поколение обсуждало за обедом последние вести с афганского фронта.
Меня вместе с детьми усадили на другом конце стола. Ильицкий же сидел практически напротив меня, и разговор как нарочно крутился около опасной темы политики и русско-британского противостояния. Я не могла не вспоминать сейчас наши с ним словесные баталии весной прошлого года в доме Натали Эйвазовой – моей институтской подруги и его кузины. Однако я была уверена, что все это в прошлом. По крайней мере, сейчас я даже не слушала Курбатова, а, ловя время от времени на своем лице взгляд черно-шоколадных глаз, думала только о том, будет ли сегодня возможность у Ильицкого поцеловать меня?
И Евгений, кажется, не слушал – до последней фразы Курбатова, по крайней мере. Только после нее он перевел свой тяжелый взгляд на графа и, не мигая, долго смотрел на него. Но так ничего и не сказал.
– Это, разумеется, так, Афанасий Никитич, – отозвался профессор Якимов со своей скользкой улыбочкой, – но, боюсь, действия генерала Комарова [20]будут иметь последствия, которые он едва ли мог предвидеть.
– Вы о войне с Британией? – уточнил граф, деловито отрезая кусок бифштекса. Говорил он так, будто война была уже делом решенным. – Да, войны не избежать, но, по моему мнению, русская армия вполне к ней готова.
И снова Ильицкий бросил взгляд на графа.
А Якимов, аккуратно улыбнувшись уголками губ, ответил:
– Вы так считаете? Любопытно, что думают по этому поводу сами военные. Евгений Иванович, не хотите присоединиться к нашей беседе?
– Я уже не военный, Лев Кириллович. Давно, – Ильицкий даже не посмотрел в сторону Якимова.
– Полно вам, Евгений Иванович, – снова заговорил Курбатов, – уж вам-то не знать, что военных бывших не бывает, – он рассмеялся. – Вы согласны, что русская армия готова к войне?
Взгляды присутствующих обратились на Евгения и тот, отложив нож с вилкой, в конце концов, произнес:
– Хорошо, если вам угодно, я отвечу: со стороны англо-афганских войск была явная провокация с целью заставить Комарова начать бой. И Комаров на эту провокацию поддался. Я считаю, что это было роковой ошибкой.
За столом прошел шепоток, и кто-то даже вздохнул пораженно.
– Но позвольте… – прищурившись, продолжил Курбатов, – генерал Комаров не просто поддался на провокацию – ему не оставили выбора. Иначе мы бы потеряли Мерв [21], жители которого, заметьте, сами год назад изъявили желание принять подданство Российской Империи.
– Но оазис Панджшех Мерву не принадлежит, – заговорил Ильицкий уже резче. – Это афганская территория. Генерал Комаров мало того, что аннексировал оазис, так еще и унизил англичан, наголову разбив их. Англичане этого не оставят и не сегодня, так завтра объявят России войну. Вы понимаете, что это означает?! К Британии тотчас присоединится Франция, а за ней, разумеется, и Бисмарк [22] подтянется, и Австро-Венгрия. Вы хотите повторения Крымской войны? К этому все идет, уверяю вас. Только сейчас не 1853 год – вот-вот запатентуют автоматическое оружие, а немецкие ученые уже проводят опыты с оружием массового поражения – химическими соединениями в виде газа, уничтожающим все живое на огромной территории. Начнись сейчас война с Британией – жертв будет без счету. Если бы генерал Комаров был тактиком, а не военным, он понимал бы, что следует пожертвовать хоть Панджшехом, хоть всем Мервом, но не развязывать войну с англичанами.
Видимо, мало кто ожидал, что простая светская беседа о новостях выльется в настоящий спор с высказываниями столь радикальными. Немало была поражена и я, потому что Ильицкий, которого я помнила, был русофилом столь закоренелым, что это переходило границы разумного. Что сделалось с ним за этот год?
– Генерал Комаров не мог отдать Мерв хотя бы потому, – рассеянно произнесла я, не в силах сдержаться, – что тогда бы мы вскоре потеряли все наши завоевания в Средней Азии – уступи Комаров один раз, и англичане пошли бы дальше. А все это завоевывалось кровью наших солдат и офицеров, как же можно теперь это просто так отдать?
И только договорив, поняла, что гораздо правильнее было бы смолчать. Ильицкий, же, бросив на меня короткий взгляд, отозвался почти спокойно:
– Меня весьма радуют ваши патриотические чувства, Лидия Гавриловна, – на слове «патриотические» он все-таки улыбнулся довольно пакостно, – но кроме них неплохо бы руководствоваться и здравым смыслом.
Я совершенно смешалась. Мне и спорить не хотелось, а главное – я все еще с трудом верила, что слышу это от него – от человек, который обычно оправдывал любую несправедливость, совершенную Российской Империей.
– А я согласна с monsieur Ильицким! – звонко и не без пафоса оповестила всех моя воспитанница и обернулась к графу: – Вы, Афанасий Никитич, так говорите об этой статье в газете, будто родным этих «сорока павших русских» должно стать легче из-за того, что афганцев погибло больше. Войны и репрессии это не метод решения проблем, генерал Комаров должен был уступить – я так считаю! А квасной патриотизм, что проповедуют некоторые собравшиеся за этим столом, – Мари бросила колючий взгляд в мою сторону, – это действительно неразумно и весьма по-мещански.
– Мари, деточка! – голос Елены Сергеевны задрожал от волнения, – что ты говоришь такое?! Извинись немедленно перед графом Курбатовым и Лидией Гавриловной!
– Бросьте-бросьте, Еленочка, – граф вовсе не выглядел обиженным – он улыбался и, слегка кланяясь, отвечал Мари так: – молодости простительно многое, тем более что в этом доме все имеют право на собственное мнение.
Я же, привыкшая и к более смелым высказываниям моей воспитанницы, тоже не обиделась – мне лишь любопытно было, как Ильицкий отреагирует на тираду Мари и, в особенности, на слова о квасном патриотизме.
Год назад, я уверена, он бы испепелил Мари взглядом и парой колких фраз довел бы ее до слез безо всяких скидок на юный возраст. А сегодня взглянул на нее, сидящую от него наискось, и лишь негромко заметил:
– Вы, Мария Георгиевна, выразились несколько резковато, но, по сути… вы недалеки от истины.
После чего отсалютовал ей стаканом с виски и улыбнулся.
Глава XII