— Выходит, он не остался наблюдать за пламенем.
Если б остался — то проследил бы, чтобы тело сгорело до костей.
— Значит, он не забывает об осторожности, — заговорила я, ставя себя на место преступника. — Огонь может привлечь свидетелей. После того как разжег его, надо поскорее уйти — и он это понимает. Значит, огнем он пытался уничтожить улики. Удовольствия от сожжения он не получает. Если б получал — остался бы наблюдать. Просто не нашел в себе сил развернуться и уйти.
— Логично.
— Жертву уже опознали?
— Да. Надо дождаться результатов ДНК-экспертизы, но, судя по кредиткам в бумажнике и водительским правам, его звали Йен Клаф. Мужчина, шестьдесят лет. Жил на Россендейл-уэй, буквально в двух шагах отсюда.
— Что с наличными?
— На месте. Часы и серьга в ухе — тоже.
— Следовательно, грабеж как возможный мотив исключаем. Преступление не было случайным.
Фингерлинг присел на корточки возле трупа.
— Готовы?
— Ага.
Я опустилась рядом с ним.
Он вскинул бровь.
— У вас шотландский акцент вдруг прорезался.
— Вовсе нет. Просто нахваталась словечек у мужа.
— А чему он у вас научился? — с любопытством спросил Фингерлинг.
— В основном мастерски ругаться.
Он откинул простыню. Я наклонилась, прикрывая нос. Труп уже начал припахивать — первый признак разложения.
— Ножевые ранения в шею и глаза. Многочисленные травмы. Рваные раны и ушибы на лице в попытке обезличить жертву. Тело не пытались спрятать или как-то затруднить опознание. В качестве трофеев, кажется, ничего не взяли, только отсекли пенис. Все свидетельствует о том, что убийца действовал в состоянии нервного срыва, — заговорила я. — Раны выглядят чистыми. Он захватил с собой нож, значит, пришел подготовленным. Убийство спланировал заранее. Выбрался на охоту с конкретной целью — причем спустя всего несколько дней. Вы же понимаете, о чем это говорит?
— Ему хочется крови.
— Да, и все сильнее. Но это не главное. На пресс-конференции я сказала, что он испытывает чувство вины за содеянное. Судя по тому, что сейчас перед нами, это вовсе не так. Я ошиблась.
— Почему? — Фингерлинг почесал ладонь. Щека у него дергалась в бешеном тике.
— Взгляните на тело. Оно полностью обнажено, и ноги раскинуты так, чтобы в глаза сразу бросался располосованный пах. Жертву оставили практически на виду. Убийца словно делает заявление. Хочет продемонстрировать свою власть. Унизить. Раскаяния в этом — ни капли.
Кожа у покойника была фиолетовой и казалась восковой. Губы побелели, ладони налились синевой. Я потрогала руки и ноги. Мышцы твердые — значит, уже началось окоченение. Он мертв по меньшей мере часов пять.
— Время смерти установили?
— Температура печени тридцать два градуса. Исходя из этого и из цвета покровов, судмедэксперт предположил, что смерть наступила ночью около полуночи.
То есть не прошло и часа с тех пор, как я вышла из ресторана.
— Тип жертвы тот же, что и в минувший четверг, — сказала я, глядя в лицо покойнику.
Так их легче воспринимать. Как трупы. Жертвы. Не живые люди с судьбами и биографиями. По имени мы называем их лишь на пресс-конференции. В рабочих условиях надо соблюдать определенную дистанцию. Иначе сойдешь с ума.
— Мужчина. За шестьдесят. Седые волосы. Борода. Очки. Подходит под описание жертв из восьмидесятых. Если забыть про Линча, Протыкатель всегда выбирает людей одного и того же типажа. Они — суррогаты, дублеры, призванные заменить того, кто на самом деле вызывает у него дикую ярость.
— Почему вы так считаете? — спросил Фингерлинг, широко расставив ноги и скрестив на груди руки.
Агрессивная поза. Самоуверенная.
— Психопаты редко выплескивают свою злость на истинного виновника. Обычно они тренируются на случайных жертвах, прежде чем набраться смелости и выступить против того, кто им действительно ненавистен. Взять хотя бы «Убийцу студенток»[21]. Он часто прокрадывался с молотком в спальню матери и представлял, как проламывает ей череп. Однако забить ее насмерть, обезглавить и совершить акт некрофилии отважился лишь после шестого убийства.
— Какая чудесная история… — Фингерлинг покрутил шеей. — А еще у вас есть?..
О, я столько сказок на ночь могу рассказать — век потом не уснешь!
— В сонной артерии и вокруг нее семь колотых ран. Очень глубоких. Нанесены твердой рукой. То же самое — в области паха. Убийца действует все более уверенно. Входит в азарт. Прежде он избавлялся от гениталий, выкидывая их в ближайшую мусорку. Сегодня впервые швырнул в стену. Он эволюционирует.
Я указала на жертву.
— Этот мужчина следил за собой, держал себя в неплохой физической форме. Либо Протыкатель настоящий атлет, либо знает, как подчинить жертву. Еще, судя по размаху, он принимает наркотики. Амфетамины. Или кокаин.
— Значит, надо искать наркомана, который ходит в тренажерный зал?
— Вообще-то, прямо сейчас надо искать смертельно усталого человека. Подобная атака изрядно выматывает. После нападения убийца явно дезориентирован и испытывает ненасытный голод.
— Это всё?
— Пока да. Надо организовать еще одну пресс-конференцию. Я выступлю с ответом преступнику.
— Хорошо.
Фингерлинг отошел поговорить с главным криминалистом и вдруг развернулся на пятках.
— Кстати, Маккензи, полагаю, ни вы, ни мистер Вулф во время вчерашнего ужина не заметили ничего странного?
Я помотала головой.
И лишь позднее сообразила, что я не говорила ему, с кем встречаюсь. И где мы планируем ужинать.
Глава 30
Свое подношение Зибе Маккензи Рагуил обставил со всем старанием. Вышло идеальнее некуда. Теперь между ними протянется ниточка.
Однако этого все равно мало. Надо найти способ объяснить ей, почему он казнит грешников, что они для него значат и какую опасность в себе таят. Иначе Зиба Маккензи его не поймет.
Как же это сделать, не выдав себя?
Он принялся сжимать кулак. Семь раз стиснуть. Семь раз разжать. Поскрипеть зубами.
Самый простой способ — письмо. Простой — но не лучший.
Общение должно быть двухсторонним, взаимным. Зибе Мак придется доказать свою преданность. Прежде чем впустить ее в затаенные глубины сердца, Рагуилу надо удостовериться, что она того заслуживает.
Нужно все устроить так, чтобы она сама догадалась. Это был бы идеальный вариант. Тогда он поверит, что она достойна. Тогда он сможет положиться на ее защиту, доверить ей себя.
Как это устроить?
Что бы такого сделать? Какие доказательства предъявить ей? Как удостовериться, что она его не предаст?
Рагуил закусил зудящую губу и почесал голову. Волосы были короткими, колючими на ощупь. В основании черепа зрел фурункул.
Должен найтись выход. Отец Небесный, укажи знак…
Рагуил прищурился. Перед глазами плыло: все казалось таким ярким, что слепило. Мир расцветился красками, переливаясь геометрическими узорами и вспышками света. Рагуил потер глаза и заморгал, не в силах сосредоточиться.
Он устал, еле держался на ногах. И все же он справился. Еще один демон мертв. Хотя выспаться опять не удалось…
— Ты не должен убивать! — зазвучал из ниоткуда трубный голос. — Кровь твоего брата взывает ко мне из-под земли!
Рагуила затрясло. На горле сжались невидимые пальцы. За каждым успехом неизбежно накатывало чувство вины.
— Я делал что должен, — пробормотал он под нос.
— Вреш-шь, — зашептали голоса.
— Прости, Господи. Я делаю все, на что воля Твоя…
Как узнать наверняка, чего хочет Господь, если Он сперва велит Рагуилу помешать планам Сатаны и покарать грешников, а потом попрекает этими же деяниями? Если б только можно было удостовериться, что он и впрямь выполняет волю Господа… Если б только существовал способ раз и навсегда развеять сомнения…
В голове забрезжила идея, которую голоса встретили с одобрением. Паника немного улеглась, и Рагуил понял, что надо делать.
Дышать стало заметно легче.
До ушей доносился голос Зибы Мак. Рагуил вслушался в ее торопливую речь. Слова, повисев немного в воздухе, растаяли фиолетовой дымкой. Зиба Мак склонилась над телом грешника, ее силуэт ореолом проступил из тумана, а над головой повис ангельский нимб. Мимо с фырканьем проскакал единорог. После убийства галлюцинации всегда становились отчетливее и ярче.
Рагуил пожевал губы. Догадается ли Зиба Мак о значении ран на шее извращенца, или придется ей подсказать?
Если б остался — то проследил бы, чтобы тело сгорело до костей.
— Значит, он не забывает об осторожности, — заговорила я, ставя себя на место преступника. — Огонь может привлечь свидетелей. После того как разжег его, надо поскорее уйти — и он это понимает. Значит, огнем он пытался уничтожить улики. Удовольствия от сожжения он не получает. Если б получал — остался бы наблюдать. Просто не нашел в себе сил развернуться и уйти.
— Логично.
— Жертву уже опознали?
— Да. Надо дождаться результатов ДНК-экспертизы, но, судя по кредиткам в бумажнике и водительским правам, его звали Йен Клаф. Мужчина, шестьдесят лет. Жил на Россендейл-уэй, буквально в двух шагах отсюда.
— Что с наличными?
— На месте. Часы и серьга в ухе — тоже.
— Следовательно, грабеж как возможный мотив исключаем. Преступление не было случайным.
Фингерлинг присел на корточки возле трупа.
— Готовы?
— Ага.
Я опустилась рядом с ним.
Он вскинул бровь.
— У вас шотландский акцент вдруг прорезался.
— Вовсе нет. Просто нахваталась словечек у мужа.
— А чему он у вас научился? — с любопытством спросил Фингерлинг.
— В основном мастерски ругаться.
Он откинул простыню. Я наклонилась, прикрывая нос. Труп уже начал припахивать — первый признак разложения.
— Ножевые ранения в шею и глаза. Многочисленные травмы. Рваные раны и ушибы на лице в попытке обезличить жертву. Тело не пытались спрятать или как-то затруднить опознание. В качестве трофеев, кажется, ничего не взяли, только отсекли пенис. Все свидетельствует о том, что убийца действовал в состоянии нервного срыва, — заговорила я. — Раны выглядят чистыми. Он захватил с собой нож, значит, пришел подготовленным. Убийство спланировал заранее. Выбрался на охоту с конкретной целью — причем спустя всего несколько дней. Вы же понимаете, о чем это говорит?
— Ему хочется крови.
— Да, и все сильнее. Но это не главное. На пресс-конференции я сказала, что он испытывает чувство вины за содеянное. Судя по тому, что сейчас перед нами, это вовсе не так. Я ошиблась.
— Почему? — Фингерлинг почесал ладонь. Щека у него дергалась в бешеном тике.
— Взгляните на тело. Оно полностью обнажено, и ноги раскинуты так, чтобы в глаза сразу бросался располосованный пах. Жертву оставили практически на виду. Убийца словно делает заявление. Хочет продемонстрировать свою власть. Унизить. Раскаяния в этом — ни капли.
Кожа у покойника была фиолетовой и казалась восковой. Губы побелели, ладони налились синевой. Я потрогала руки и ноги. Мышцы твердые — значит, уже началось окоченение. Он мертв по меньшей мере часов пять.
— Время смерти установили?
— Температура печени тридцать два градуса. Исходя из этого и из цвета покровов, судмедэксперт предположил, что смерть наступила ночью около полуночи.
То есть не прошло и часа с тех пор, как я вышла из ресторана.
— Тип жертвы тот же, что и в минувший четверг, — сказала я, глядя в лицо покойнику.
Так их легче воспринимать. Как трупы. Жертвы. Не живые люди с судьбами и биографиями. По имени мы называем их лишь на пресс-конференции. В рабочих условиях надо соблюдать определенную дистанцию. Иначе сойдешь с ума.
— Мужчина. За шестьдесят. Седые волосы. Борода. Очки. Подходит под описание жертв из восьмидесятых. Если забыть про Линча, Протыкатель всегда выбирает людей одного и того же типажа. Они — суррогаты, дублеры, призванные заменить того, кто на самом деле вызывает у него дикую ярость.
— Почему вы так считаете? — спросил Фингерлинг, широко расставив ноги и скрестив на груди руки.
Агрессивная поза. Самоуверенная.
— Психопаты редко выплескивают свою злость на истинного виновника. Обычно они тренируются на случайных жертвах, прежде чем набраться смелости и выступить против того, кто им действительно ненавистен. Взять хотя бы «Убийцу студенток»[21]. Он часто прокрадывался с молотком в спальню матери и представлял, как проламывает ей череп. Однако забить ее насмерть, обезглавить и совершить акт некрофилии отважился лишь после шестого убийства.
— Какая чудесная история… — Фингерлинг покрутил шеей. — А еще у вас есть?..
О, я столько сказок на ночь могу рассказать — век потом не уснешь!
— В сонной артерии и вокруг нее семь колотых ран. Очень глубоких. Нанесены твердой рукой. То же самое — в области паха. Убийца действует все более уверенно. Входит в азарт. Прежде он избавлялся от гениталий, выкидывая их в ближайшую мусорку. Сегодня впервые швырнул в стену. Он эволюционирует.
Я указала на жертву.
— Этот мужчина следил за собой, держал себя в неплохой физической форме. Либо Протыкатель настоящий атлет, либо знает, как подчинить жертву. Еще, судя по размаху, он принимает наркотики. Амфетамины. Или кокаин.
— Значит, надо искать наркомана, который ходит в тренажерный зал?
— Вообще-то, прямо сейчас надо искать смертельно усталого человека. Подобная атака изрядно выматывает. После нападения убийца явно дезориентирован и испытывает ненасытный голод.
— Это всё?
— Пока да. Надо организовать еще одну пресс-конференцию. Я выступлю с ответом преступнику.
— Хорошо.
Фингерлинг отошел поговорить с главным криминалистом и вдруг развернулся на пятках.
— Кстати, Маккензи, полагаю, ни вы, ни мистер Вулф во время вчерашнего ужина не заметили ничего странного?
Я помотала головой.
И лишь позднее сообразила, что я не говорила ему, с кем встречаюсь. И где мы планируем ужинать.
Глава 30
Свое подношение Зибе Маккензи Рагуил обставил со всем старанием. Вышло идеальнее некуда. Теперь между ними протянется ниточка.
Однако этого все равно мало. Надо найти способ объяснить ей, почему он казнит грешников, что они для него значат и какую опасность в себе таят. Иначе Зиба Маккензи его не поймет.
Как же это сделать, не выдав себя?
Он принялся сжимать кулак. Семь раз стиснуть. Семь раз разжать. Поскрипеть зубами.
Самый простой способ — письмо. Простой — но не лучший.
Общение должно быть двухсторонним, взаимным. Зибе Мак придется доказать свою преданность. Прежде чем впустить ее в затаенные глубины сердца, Рагуилу надо удостовериться, что она того заслуживает.
Нужно все устроить так, чтобы она сама догадалась. Это был бы идеальный вариант. Тогда он поверит, что она достойна. Тогда он сможет положиться на ее защиту, доверить ей себя.
Как это устроить?
Что бы такого сделать? Какие доказательства предъявить ей? Как удостовериться, что она его не предаст?
Рагуил закусил зудящую губу и почесал голову. Волосы были короткими, колючими на ощупь. В основании черепа зрел фурункул.
Должен найтись выход. Отец Небесный, укажи знак…
Рагуил прищурился. Перед глазами плыло: все казалось таким ярким, что слепило. Мир расцветился красками, переливаясь геометрическими узорами и вспышками света. Рагуил потер глаза и заморгал, не в силах сосредоточиться.
Он устал, еле держался на ногах. И все же он справился. Еще один демон мертв. Хотя выспаться опять не удалось…
— Ты не должен убивать! — зазвучал из ниоткуда трубный голос. — Кровь твоего брата взывает ко мне из-под земли!
Рагуила затрясло. На горле сжались невидимые пальцы. За каждым успехом неизбежно накатывало чувство вины.
— Я делал что должен, — пробормотал он под нос.
— Вреш-шь, — зашептали голоса.
— Прости, Господи. Я делаю все, на что воля Твоя…
Как узнать наверняка, чего хочет Господь, если Он сперва велит Рагуилу помешать планам Сатаны и покарать грешников, а потом попрекает этими же деяниями? Если б только можно было удостовериться, что он и впрямь выполняет волю Господа… Если б только существовал способ раз и навсегда развеять сомнения…
В голове забрезжила идея, которую голоса встретили с одобрением. Паника немного улеглась, и Рагуил понял, что надо делать.
Дышать стало заметно легче.
До ушей доносился голос Зибы Мак. Рагуил вслушался в ее торопливую речь. Слова, повисев немного в воздухе, растаяли фиолетовой дымкой. Зиба Мак склонилась над телом грешника, ее силуэт ореолом проступил из тумана, а над головой повис ангельский нимб. Мимо с фырканьем проскакал единорог. После убийства галлюцинации всегда становились отчетливее и ярче.
Рагуил пожевал губы. Догадается ли Зиба Мак о значении ран на шее извращенца, или придется ей подсказать?