Второй нож Сергей добыл себе сам. И не просто нож – настоящий немецкий штык, как он потом узнал – от винтовки «Маузер-98», правда, без ножен. Начинался осенний забой свиней, Гаврошу уже почти исполнилось пятнадцать, отец послал его за самогоном к деду Тимофеичу. За открытыми настежь воротами был виден мотоцикл с коляской. Рядом, прислоненная к забору носом вверх, стояла одноместная резиновая лодка. Старик сидел на лавочке за дощатым столом, перебирая разный хабур-чабур из сарая – видно, наводил порядок к зиме. Между разложенных перед ним рыболовных принадлежностей – блёсен, грузил, мотков лески, крючков в коробках из-под монпасье; инструментов – напильников, стамесок, ножниц для металла, разобранного трансформатора, выключателей и прочей неинтересной рухляди, был воткнут штык нож! Солнечные лучи играли на не потерявшем блеска стальном клинке, деревянные накладки рукояти казались совершенно новыми… Сергей как завороженный рассматривал оружие, забыв о цели своего прихода.
– Тебе чего? – скрипучим голосом спросил Тимофеич. – Обувку починить надо?
– Да нет, отец за самогоном прислал, – вышел из транса Гаврош.
– Сейчас принесу, – старик, кряхтя, поднялся и направился в летнюю кухню.
Самогон в селе гнали многие, но у Тимофеича получалось лучше всех: говорили, что он использует отборное зерно и соблюдает все правила перегонки, безжалостно выливая насыщенные сивухой «голову» и «хвост» полученного продукта. И действительно, вынесенная литровая бутылка была наполнена не мутной белесой, а прозрачной, как родниковая вода, жидкостью.
Расплатившись, Гаврош отнес самогон домой, где уже пахло жареным мясом, и отец с дядей Вовой в нетерпении ожидали главного компонента предстоящего застолья. Сергея они встретили одобрительными возгласами.
– Садись с нами, племяш! – басовито загудел дядя Вова. – Тебе уже тоже можно рюмку выпить!
– Можно, сынок, можно! – поддержал его отец. – Да уже можно и на забое тебя попробовать!
– Спасибо, я есть не хочу, – поставив бутылку на стол, Гаврош выскочил обратно на улицу и побежал к дому Тимофеича. Там он принялся прогуливаться взад-вперед, играл со скучающими собаками, а сам внимательно следил за стариком. Когда тот закончил работу и стал раскладывать все по коробкам, Сергей стал особенно внимательным. И увидел главное: штык Тимофеич сунул в брезентовую сумку, а сумку занес в сарай. После этого подросток утратил интерес к прогулке и собакам и медленно направился к дому.
Ночью он осторожно, чтобы не разбудить родителей, оделся и, прихватив фонарик, выскользнул на улицу. Было тихо, лишь кое-где лениво лаяли собаки. Хорошо, что у Тимофеича собаки не было! В домах свет уже не горел – в селе рано ложились и с рассветом вставали. Сергей постоял во дворе, подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Ждать пришлось недолго – небо было ясным, и лунного света хватало, чтобы идти по хорошо знакомой дороге.
Добравшись до нужного дома, Гаврош присел у забора и через щель между штакетинами стал наблюдать. Единственная лампочка над входом освещала небольшой, мощённый пластушкой пятачок у ворот и ступеньки крыльца, остальное тонуло в непроглядной темноте. Окна тоже были темными, значит, все спали, как и положено.
Он поднялся, обошел квартал и подошёл ко двору Тимофеича с тыльной стороны. Гаврош безошибочно отыскал его по заранее примеченному ориентиру – высокой антенне в виде круглой паутины, закреплённой на тонкой металлической трубе с растяжками. Сергей перелез через забор и оказался в зарослях малины. С трудом сдерживаясь чтобы не расчихаться от поднятой пыли, осторожно раздвигая колючие стебли, он выбрался на обширный огород и, пригнувшись, пробежал к сараю. Присел, прислушался… Тихо. Правда, сердце непривычно колотилось, но кроме него этого никто не слышал. Никитос говорил, что это нормально: на первом «деле» всегда очкуешь… «Дело» – это преступление. Неужели он сейчас совершает свое первое преступление?! Да нет… Это же ерунда – как в чужой сад за яблоками забраться…
Замка на сарае не было. Сергей осторожно потянул за ручку, дверь поддалась. Почти бесшумно он юркнул внутрь. Здесь было темно, пахло машинным маслом и керосином. Он включил фонарик. На полках был аккуратно разложен всякий хлам, который Тимофеич, очевидно, считал полезным и очень нужным в хозяйстве. Круг света лихорадочно шарил вокруг. Казалось, что минуты превратились в часы, сердце колотилось все сильнее. Наконец, справа от двери Гаврош увидел разобранные на секции и аккуратно связанные между собой бамбуковые удочки. На полу рядом с ними стояла брезентовая рыбацкая сумка – та самая! С замиранием сердца Гаврош сунул руку внутрь и чуть не закричал, уколовшись о крючок. Но в следующую секунду забыл о боли – то, ради чего он сюда пришёл, было зажато в руке!
Выскочив из сарая, Гаврош бросился туда, откуда пришёл. Он пронесся по огороду, продрался сквозь малинник, легко перемахнул через забор… Чтобы запутать следы, он сделал большой крюк, отдышался и вернулся домой.
На другой день он в школу не пошел. Опасливо походил по селу: не ищут ли его милиционеры с собаками? Не снимают ли отпечатки пальцев с двери сарая? Не расспрашивают ли жителей, что подозрительного видели или слышали минувшей ночью? Но ничего подобного в Яблоневке не происходило: обычная повседневная мутная скука, даже сам дед Тимофеич, ничуть не озабоченный, таскал в погреб банки с соленьями. Сергей понял, что Тимофеич спрятал штык до следующего лета, а значит, обнаружит пропажу не скоро.
Успокоенный, он отправился на речку и, спрятавшись за кустами, рассмотрел свою добычу. Штык был длинный и тяжелый, на блестящем клинке ни пятнышка ржавчины, желоба-кровостоки с двух сторон и явно выраженные спуски к лезвию придавали ему вид изделия ручной работы, над которым долго трудился опытный кузнец. Он попробовал на ногте – лезвие было острым. Только кнопка замка не нажималась, ну да можно отмочить в керосине, к тому же Гаврош не собирался пристегивать штык-нож к винтовке, тем более что «Маузера» у него не было. Налюбовавшись новым приобретением, он побежал домой. Отец с шурином, надев фартуки, готовились к забою.
– Уроки отменили, физик заболел, – сообщил Сергей. – А можно, сегодня я забью?
– Хочешь, попробуй! – улыбнулся отец. – Когда-то надо ведь начинать!
– У меня и инструмент есть! – Сергей гордо достал штык и покрутил над головой, как лихой кавалерист крутит шашкой в атаке.
– Ничего себе! Где взял?
– Выспорил. У Сашки Колычева из Ореховки.
– А на что спорили? – подозрительно прищурился дядя Вова.
– Кто кого на руках передавит. Он же на год старше и выше. А я его сразу уложил!
– Молодец, у тебя руки крепкие! – похвалил отец.
– И везучий, – хмыкнул дядька. Я таких хороших вещей никогда не выспаривал! Только знаешь что… Я эту штуку где-то видел…
– Не, не знаю!
– Ну, ладно. Пойди, выбери себе подходящего…
Сергей зашел в загон, осмотрел с десяток свиней, предназначенных для заклания этой осенью. Они чувствовали свою судьбу и вели себя не так, как обычно: испуганно скучились в углу, жались друг к другу и жалобно смотрели на вошедшего. И в этот миг Гаврош испытал неведомое ранее чувство абсолютной власти над другим живым существом: от него зависит – кому жить, а кому умереть! Он может выбрать вот этого черноухого борова с жесткой щетиной, или вот этого дородного хряка, или вот эту, нервно похрюкивающую свинью… От его выбора зависит – кто умрет прямо сейчас, а кто завтра или послезавтра… Вроде и разница небольшая, но не для тех, чья жизнь подходит к концу: для них день или два – это целая вечность! И он, Сергей Гаврин, хозяин всего: и этой вечности, и этих десяти жизней…
Он выбрал черноухого борова, скорей всего потому, что тот находился с краю, а пробиться к толстому хряку, в центр плотно сбившегося обреченного стада, было весьма проблематично. Ухватив черноухого за ногу, Сергей потащил его к выходу, тот визжал и отчаянно вырывался. Пришла мысль, что если бы все свиньи одновременно бросились, то сбили бы его с ног и могли затоптать, а потом и сожрать. Но невыбранные счастливчики не собирались ни на кого бросаться: они успокоились и, как обычно, разбрелись по загону: толклись у пустой кормушки, рыли землю, надеясь откопать желудь или картофельную шелуху. На визжащего и упирающегося собрата они никакого внимания не обращали – его судьба никого не интересовала.
– Вот и у людей так! – подоспевший отец кивнул на безразличных свиней. – Каждый только за свою шкуру дрожит!
Вдвоем они все-таки вытащили сопротивляющегося борова из загона, тут вмешался дядя Вова, мужики опрокинули жертву на спину, сноровисто привязали веревки к левой передней ноге и правой задней, растянули… Теперь боров не мог вырываться, только дергался и отчаянно визжал, грудь и живот беззащитно белели.
– Пощупай рукой вот здесь, – показал отец. – Почувствуешь, где сердце колотится – туда и бей…
Сергей положил ладонь на теплую, лихорадочно вздымающуюся грудь борова.
– Есть, нашел!
– Давай! Только стань с этой стороны, чтобы нож плоско между ребер прошел…
Гаврош выполнил указание, нацелил штык туда, где бешено колотилось сердце, и ударил. Даже чересчур сильно – клинок легко вошел в тело, провалившись по самую рукоятку, что-то горячее брызнуло в лицо… Боров захрипел, забился, но, дернувшись несколько раз, затих.
– Теперь перехвати горло, – сказал дядя Вова, подставляя большую эмалированную миску.
Гаврош и штык снова легко справились с заданием. Тяжелый и резкий запах крови ударил Сергею в голову. Он почувствовал, как сила животного переходит к нему и распирает его изнутри. Примерно такое чувство он испытывал в Климовке, после вина и драки. Только сейчас оно было сильнее и острее. Отец зачерпнул полкружки крови, протянул:
– Пей! Никогда болеть не будешь!
Сергей выпил тёплую, вязкую жидкость до дна.
– Молодец! – похвалил отец, вытирая окровавленные руки о передник. – Вот и вырос мне помощник!
– Давай я еще заколю!
Взрослые рассмеялись.
– Погодь, надо с этим управиться! Осмолить, разделать и все такое… Завтра мать на базар повезет, а мы следующего отработаем! Иди, умойся…
Вечером, как обычно, сели за стол: отец с матерью, ее сестра – дородная и громогласная тетя Галина и дядя Вова. Только на этот раз пригласили и Сергея, как равного. Ели жареную свинину, пили самогон, и ему тоже налили полстакана. Хмель сразу ударил в голову.
– Слышь, пап, а зачем кровостоки делают? – спросил подросток. – По ним все равно кровь не стекает!
Отец только плечами пожал, разливая по стаканам огненную жидкость. На этот раз сыну только на донышко плеснул, для приличия.
– Никакие это не кровостоки, – снисходительно объяснил дядя Вова. – Это долы. Их делают, чтобы клинок легче был.
– А как же кузнец их так выковал?
– Да какой кузнец? Это же конвейер – штамповка, фрезеровка, заточка! Разве вручную сотни тысяч таких железок накуешь?
– А откуда ты это все знаешь? – недоверчиво спросил Сергей. Все его сверстники были уверены: кровостоки нужны, чтобы кровь стекала…
Вова распрямился, выставив грудь колесом.
– Я же в десанте служил! Там всему научили! Я один могу против пяти мужиков драться. И уложу всех рядком!
Сергей вздохнул. Степан Федорович не попал в армию по здоровью, и тут его Вова Комаров как бы обогнал. А такие вещи отец воспринимал болезненно и всегда любил подчеркнуть, что может выпить не меньше шурина, хотя тот и весил в полтора раза больше.
Наконец, мясо было съедено, самогон выпит. Сергей сомлел и прикорнул в углу на диване. Отец и дядя Вова громко орали песни и не давали спать – он то и дело выныривал из зыбкого забытья.
– Завтра Вера в Климовку мясо повезет, Галина пусть колбасой да салом займется, – как сквозь вату доносились слова отца. – А мы забой сделаем и тоже к ней подсоединимся…
– Слышь, Степан, а может, лучше мы с Галиной на базар поедем? – спросил дядя Вова. – Ты с мальцом и без меня управишься, а Вера колбасу крутить будет…
– Не, свояк, это без вариантов, – мотал головой отец.
– Не доверяешь? Думаешь, я деньги зажилю? – с обидой в голосе начал дядя Вова. – Как же так, мы ж родня!
– Если б не доверял, ты бы тут не сидел! – отрезал отец.
– А где мы сидим?! Во дворце, у министра или генерала? – сварливо вмешалась тетя Галя. Сергей считал, что она похожа на хорошо откормленную хрюшку, но вслух этого не говорил, чтобы не получить нагоняй от матери. Хотя отец тоже недолюбливал свояченицу…
– Можно подумать, он нам одолжение делает! Мы тут спину гнем с утра до вечера, а он еще царя из себя строит!
– Ну, зачем ты так, Галя! – подала голос мать. – Мы же вам платим…
– Платят наемным рабочим, а у нас, выходит, семейное дело, мы доход должны поровну делить! – не успокаивалась Галина. Лицо ее, то ли от самогона, то ли от гнева, стало пунцовым, и сейчас она была еще больше похожа на хрюшку, причем настоятельно требующую забоя!
– А ведь, правда, Степан, – снова вступил дядя Вова. – Давай по-семейному – работаем вместе и заработок общий…
– Хорошо придумали, молодцы! – скривился отец. – Кредит мы сами взяли, с поросятами, когда они болели и дохли, сами ломались, а когда стало налаживаться – то давайте пополам делить? А вот тебе!
Он свернул дулю и сунул свояку прямо под нос. Тот взревел и бросился на родственника, опрокинул его с табурета и занес огромный кулак. Но Степан увернулся, вскочил, отпрыгнул к печке и схватил кочергу.
– Ну, иди сюда, десантник хренов, я тебе башку раскрою! – страшно заревел он.
Женщины бросились между ними, растащили по углам. Постепенно накал страстей угас, выпили мировую, а Сергей провалился в тяжелый сон. Всю ночь за ним гонялся черноухий боров, хищно щелкая огромными, как у волка, зубами.
На другой день Гаврош встал с тяжелой головой и в школу не пошел: его мутило. Дядя Вова тоже после вчерашнего был никакой. Следующую свинью они забили с отцом. Тот показал, как лучше это делать: левой рукой нащупать колотящееся в ужасе сердце, приставить между пальцами нож и надавить… Действительно, так оказалось ловчее… Правда, у Сергея вышло не очень гладко: без замаха вогнать клинок было трудно, пришлось навалиться всем телом и перепачкаться, но отец сказал, что навык придет быстро…
Глава 2
Никогда не дружи с бандитами
– Тебе чего? – скрипучим голосом спросил Тимофеич. – Обувку починить надо?
– Да нет, отец за самогоном прислал, – вышел из транса Гаврош.
– Сейчас принесу, – старик, кряхтя, поднялся и направился в летнюю кухню.
Самогон в селе гнали многие, но у Тимофеича получалось лучше всех: говорили, что он использует отборное зерно и соблюдает все правила перегонки, безжалостно выливая насыщенные сивухой «голову» и «хвост» полученного продукта. И действительно, вынесенная литровая бутылка была наполнена не мутной белесой, а прозрачной, как родниковая вода, жидкостью.
Расплатившись, Гаврош отнес самогон домой, где уже пахло жареным мясом, и отец с дядей Вовой в нетерпении ожидали главного компонента предстоящего застолья. Сергея они встретили одобрительными возгласами.
– Садись с нами, племяш! – басовито загудел дядя Вова. – Тебе уже тоже можно рюмку выпить!
– Можно, сынок, можно! – поддержал его отец. – Да уже можно и на забое тебя попробовать!
– Спасибо, я есть не хочу, – поставив бутылку на стол, Гаврош выскочил обратно на улицу и побежал к дому Тимофеича. Там он принялся прогуливаться взад-вперед, играл со скучающими собаками, а сам внимательно следил за стариком. Когда тот закончил работу и стал раскладывать все по коробкам, Сергей стал особенно внимательным. И увидел главное: штык Тимофеич сунул в брезентовую сумку, а сумку занес в сарай. После этого подросток утратил интерес к прогулке и собакам и медленно направился к дому.
Ночью он осторожно, чтобы не разбудить родителей, оделся и, прихватив фонарик, выскользнул на улицу. Было тихо, лишь кое-где лениво лаяли собаки. Хорошо, что у Тимофеича собаки не было! В домах свет уже не горел – в селе рано ложились и с рассветом вставали. Сергей постоял во дворе, подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Ждать пришлось недолго – небо было ясным, и лунного света хватало, чтобы идти по хорошо знакомой дороге.
Добравшись до нужного дома, Гаврош присел у забора и через щель между штакетинами стал наблюдать. Единственная лампочка над входом освещала небольшой, мощённый пластушкой пятачок у ворот и ступеньки крыльца, остальное тонуло в непроглядной темноте. Окна тоже были темными, значит, все спали, как и положено.
Он поднялся, обошел квартал и подошёл ко двору Тимофеича с тыльной стороны. Гаврош безошибочно отыскал его по заранее примеченному ориентиру – высокой антенне в виде круглой паутины, закреплённой на тонкой металлической трубе с растяжками. Сергей перелез через забор и оказался в зарослях малины. С трудом сдерживаясь чтобы не расчихаться от поднятой пыли, осторожно раздвигая колючие стебли, он выбрался на обширный огород и, пригнувшись, пробежал к сараю. Присел, прислушался… Тихо. Правда, сердце непривычно колотилось, но кроме него этого никто не слышал. Никитос говорил, что это нормально: на первом «деле» всегда очкуешь… «Дело» – это преступление. Неужели он сейчас совершает свое первое преступление?! Да нет… Это же ерунда – как в чужой сад за яблоками забраться…
Замка на сарае не было. Сергей осторожно потянул за ручку, дверь поддалась. Почти бесшумно он юркнул внутрь. Здесь было темно, пахло машинным маслом и керосином. Он включил фонарик. На полках был аккуратно разложен всякий хлам, который Тимофеич, очевидно, считал полезным и очень нужным в хозяйстве. Круг света лихорадочно шарил вокруг. Казалось, что минуты превратились в часы, сердце колотилось все сильнее. Наконец, справа от двери Гаврош увидел разобранные на секции и аккуратно связанные между собой бамбуковые удочки. На полу рядом с ними стояла брезентовая рыбацкая сумка – та самая! С замиранием сердца Гаврош сунул руку внутрь и чуть не закричал, уколовшись о крючок. Но в следующую секунду забыл о боли – то, ради чего он сюда пришёл, было зажато в руке!
Выскочив из сарая, Гаврош бросился туда, откуда пришёл. Он пронесся по огороду, продрался сквозь малинник, легко перемахнул через забор… Чтобы запутать следы, он сделал большой крюк, отдышался и вернулся домой.
На другой день он в школу не пошел. Опасливо походил по селу: не ищут ли его милиционеры с собаками? Не снимают ли отпечатки пальцев с двери сарая? Не расспрашивают ли жителей, что подозрительного видели или слышали минувшей ночью? Но ничего подобного в Яблоневке не происходило: обычная повседневная мутная скука, даже сам дед Тимофеич, ничуть не озабоченный, таскал в погреб банки с соленьями. Сергей понял, что Тимофеич спрятал штык до следующего лета, а значит, обнаружит пропажу не скоро.
Успокоенный, он отправился на речку и, спрятавшись за кустами, рассмотрел свою добычу. Штык был длинный и тяжелый, на блестящем клинке ни пятнышка ржавчины, желоба-кровостоки с двух сторон и явно выраженные спуски к лезвию придавали ему вид изделия ручной работы, над которым долго трудился опытный кузнец. Он попробовал на ногте – лезвие было острым. Только кнопка замка не нажималась, ну да можно отмочить в керосине, к тому же Гаврош не собирался пристегивать штык-нож к винтовке, тем более что «Маузера» у него не было. Налюбовавшись новым приобретением, он побежал домой. Отец с шурином, надев фартуки, готовились к забою.
– Уроки отменили, физик заболел, – сообщил Сергей. – А можно, сегодня я забью?
– Хочешь, попробуй! – улыбнулся отец. – Когда-то надо ведь начинать!
– У меня и инструмент есть! – Сергей гордо достал штык и покрутил над головой, как лихой кавалерист крутит шашкой в атаке.
– Ничего себе! Где взял?
– Выспорил. У Сашки Колычева из Ореховки.
– А на что спорили? – подозрительно прищурился дядя Вова.
– Кто кого на руках передавит. Он же на год старше и выше. А я его сразу уложил!
– Молодец, у тебя руки крепкие! – похвалил отец.
– И везучий, – хмыкнул дядька. Я таких хороших вещей никогда не выспаривал! Только знаешь что… Я эту штуку где-то видел…
– Не, не знаю!
– Ну, ладно. Пойди, выбери себе подходящего…
Сергей зашел в загон, осмотрел с десяток свиней, предназначенных для заклания этой осенью. Они чувствовали свою судьбу и вели себя не так, как обычно: испуганно скучились в углу, жались друг к другу и жалобно смотрели на вошедшего. И в этот миг Гаврош испытал неведомое ранее чувство абсолютной власти над другим живым существом: от него зависит – кому жить, а кому умереть! Он может выбрать вот этого черноухого борова с жесткой щетиной, или вот этого дородного хряка, или вот эту, нервно похрюкивающую свинью… От его выбора зависит – кто умрет прямо сейчас, а кто завтра или послезавтра… Вроде и разница небольшая, но не для тех, чья жизнь подходит к концу: для них день или два – это целая вечность! И он, Сергей Гаврин, хозяин всего: и этой вечности, и этих десяти жизней…
Он выбрал черноухого борова, скорей всего потому, что тот находился с краю, а пробиться к толстому хряку, в центр плотно сбившегося обреченного стада, было весьма проблематично. Ухватив черноухого за ногу, Сергей потащил его к выходу, тот визжал и отчаянно вырывался. Пришла мысль, что если бы все свиньи одновременно бросились, то сбили бы его с ног и могли затоптать, а потом и сожрать. Но невыбранные счастливчики не собирались ни на кого бросаться: они успокоились и, как обычно, разбрелись по загону: толклись у пустой кормушки, рыли землю, надеясь откопать желудь или картофельную шелуху. На визжащего и упирающегося собрата они никакого внимания не обращали – его судьба никого не интересовала.
– Вот и у людей так! – подоспевший отец кивнул на безразличных свиней. – Каждый только за свою шкуру дрожит!
Вдвоем они все-таки вытащили сопротивляющегося борова из загона, тут вмешался дядя Вова, мужики опрокинули жертву на спину, сноровисто привязали веревки к левой передней ноге и правой задней, растянули… Теперь боров не мог вырываться, только дергался и отчаянно визжал, грудь и живот беззащитно белели.
– Пощупай рукой вот здесь, – показал отец. – Почувствуешь, где сердце колотится – туда и бей…
Сергей положил ладонь на теплую, лихорадочно вздымающуюся грудь борова.
– Есть, нашел!
– Давай! Только стань с этой стороны, чтобы нож плоско между ребер прошел…
Гаврош выполнил указание, нацелил штык туда, где бешено колотилось сердце, и ударил. Даже чересчур сильно – клинок легко вошел в тело, провалившись по самую рукоятку, что-то горячее брызнуло в лицо… Боров захрипел, забился, но, дернувшись несколько раз, затих.
– Теперь перехвати горло, – сказал дядя Вова, подставляя большую эмалированную миску.
Гаврош и штык снова легко справились с заданием. Тяжелый и резкий запах крови ударил Сергею в голову. Он почувствовал, как сила животного переходит к нему и распирает его изнутри. Примерно такое чувство он испытывал в Климовке, после вина и драки. Только сейчас оно было сильнее и острее. Отец зачерпнул полкружки крови, протянул:
– Пей! Никогда болеть не будешь!
Сергей выпил тёплую, вязкую жидкость до дна.
– Молодец! – похвалил отец, вытирая окровавленные руки о передник. – Вот и вырос мне помощник!
– Давай я еще заколю!
Взрослые рассмеялись.
– Погодь, надо с этим управиться! Осмолить, разделать и все такое… Завтра мать на базар повезет, а мы следующего отработаем! Иди, умойся…
Вечером, как обычно, сели за стол: отец с матерью, ее сестра – дородная и громогласная тетя Галина и дядя Вова. Только на этот раз пригласили и Сергея, как равного. Ели жареную свинину, пили самогон, и ему тоже налили полстакана. Хмель сразу ударил в голову.
– Слышь, пап, а зачем кровостоки делают? – спросил подросток. – По ним все равно кровь не стекает!
Отец только плечами пожал, разливая по стаканам огненную жидкость. На этот раз сыну только на донышко плеснул, для приличия.
– Никакие это не кровостоки, – снисходительно объяснил дядя Вова. – Это долы. Их делают, чтобы клинок легче был.
– А как же кузнец их так выковал?
– Да какой кузнец? Это же конвейер – штамповка, фрезеровка, заточка! Разве вручную сотни тысяч таких железок накуешь?
– А откуда ты это все знаешь? – недоверчиво спросил Сергей. Все его сверстники были уверены: кровостоки нужны, чтобы кровь стекала…
Вова распрямился, выставив грудь колесом.
– Я же в десанте служил! Там всему научили! Я один могу против пяти мужиков драться. И уложу всех рядком!
Сергей вздохнул. Степан Федорович не попал в армию по здоровью, и тут его Вова Комаров как бы обогнал. А такие вещи отец воспринимал болезненно и всегда любил подчеркнуть, что может выпить не меньше шурина, хотя тот и весил в полтора раза больше.
Наконец, мясо было съедено, самогон выпит. Сергей сомлел и прикорнул в углу на диване. Отец и дядя Вова громко орали песни и не давали спать – он то и дело выныривал из зыбкого забытья.
– Завтра Вера в Климовку мясо повезет, Галина пусть колбасой да салом займется, – как сквозь вату доносились слова отца. – А мы забой сделаем и тоже к ней подсоединимся…
– Слышь, Степан, а может, лучше мы с Галиной на базар поедем? – спросил дядя Вова. – Ты с мальцом и без меня управишься, а Вера колбасу крутить будет…
– Не, свояк, это без вариантов, – мотал головой отец.
– Не доверяешь? Думаешь, я деньги зажилю? – с обидой в голосе начал дядя Вова. – Как же так, мы ж родня!
– Если б не доверял, ты бы тут не сидел! – отрезал отец.
– А где мы сидим?! Во дворце, у министра или генерала? – сварливо вмешалась тетя Галя. Сергей считал, что она похожа на хорошо откормленную хрюшку, но вслух этого не говорил, чтобы не получить нагоняй от матери. Хотя отец тоже недолюбливал свояченицу…
– Можно подумать, он нам одолжение делает! Мы тут спину гнем с утра до вечера, а он еще царя из себя строит!
– Ну, зачем ты так, Галя! – подала голос мать. – Мы же вам платим…
– Платят наемным рабочим, а у нас, выходит, семейное дело, мы доход должны поровну делить! – не успокаивалась Галина. Лицо ее, то ли от самогона, то ли от гнева, стало пунцовым, и сейчас она была еще больше похожа на хрюшку, причем настоятельно требующую забоя!
– А ведь, правда, Степан, – снова вступил дядя Вова. – Давай по-семейному – работаем вместе и заработок общий…
– Хорошо придумали, молодцы! – скривился отец. – Кредит мы сами взяли, с поросятами, когда они болели и дохли, сами ломались, а когда стало налаживаться – то давайте пополам делить? А вот тебе!
Он свернул дулю и сунул свояку прямо под нос. Тот взревел и бросился на родственника, опрокинул его с табурета и занес огромный кулак. Но Степан увернулся, вскочил, отпрыгнул к печке и схватил кочергу.
– Ну, иди сюда, десантник хренов, я тебе башку раскрою! – страшно заревел он.
Женщины бросились между ними, растащили по углам. Постепенно накал страстей угас, выпили мировую, а Сергей провалился в тяжелый сон. Всю ночь за ним гонялся черноухий боров, хищно щелкая огромными, как у волка, зубами.
На другой день Гаврош встал с тяжелой головой и в школу не пошел: его мутило. Дядя Вова тоже после вчерашнего был никакой. Следующую свинью они забили с отцом. Тот показал, как лучше это делать: левой рукой нащупать колотящееся в ужасе сердце, приставить между пальцами нож и надавить… Действительно, так оказалось ловчее… Правда, у Сергея вышло не очень гладко: без замаха вогнать клинок было трудно, пришлось навалиться всем телом и перепачкаться, но отец сказал, что навык придет быстро…
Глава 2
Никогда не дружи с бандитами