Шайлер перебежала улицу, совершенно уверенная, что сейчас увидит труп, и чуть не наткнулась на того самого парня. Он стоял, пересчитывая мелочь в кошельке. Целый и невредимый.
— Ты же должен быть мертв, — прошептала Шайлер.
— Простите? — переспросил парень и насмешливо улыбнулся.
Шайлер несколько опешила. Она узнала молодого человека. Это был Джек Форс из их школы. Знаменитый Джек Форс. Один из крутых парней — капитан школьной команды по лакроссу, исполнитель главных ролей в школьном театре, автор отчетной работы о торговых пассажах, опубликованной в «Уайред»,[3] и такой красавчик, что у Шайлер не хватало духу смотреть ему в глаза.
Может, ей померещилось. Может, ей просто показалось, будто она видела, как он нырнул наперерез машине. Наверное, так оно и есть. Она просто устала.
— Я и не знала, что ты «шибанутый», — выпалила она, подразумевая поклонника стиля транс.
— Ничего подобного. Я вообще-то вон туда, — объяснил Джек, показав на соседний с дверью «Банка» вход, как раз в этот момент очень пьяная рок-звезда проводила туда через ограждение нескольких хихикающих фанаток.
Шайлер покраснела.
— А, ну да, прости. И как я не догадалась.
Джек дружелюбно улыбнулся ей.
— Почему?
— Что — почему?
— Почему ты извиняешься? Откуда тебе было это знать? Разве ты читаешь мысли? — спросил Джек.
— Может, и так. А может, сегодня день не задался.
Шайлер улыбнулась. Джек заигрывал с ней, и она заигрывала в ответ. Ну что ж, это был исключительно плод ее воображения. Джек не бросался наперерез машине.
Шайлер сильно удивило дружелюбие Джека. Большинство парней в Дачезне так много о себе воображали, что Шайлер и не смотрела в их сторону. Все они были одинаковые, со своими модными летними брюками «Дак хед» и тщательно культивируемым безразличием, со своими плоскими шутками и куртками для лакросса. Шайлер если когда и думала о Джеке, то лишь мельком: он учился на предпоследнем курсе и был обитателем планеты под названием Популярность, может, они с Джеком и ходили в одну школу, но дышали разным воздухом. А кроме всего прочего, сестрой-двойняшкой Джеку приходилась несносная Мими Форс, у которой в жизни была одна цель — опустить всех ниже плинтуса.
«Ты никак на похороны собралась?» «У тебя что, кто-то умер и оставил тебя бомжихой?» Примерно таковы были лишенные воображения шуточки Мими. Кстати, а где Мими? Они же с братом всегда были не разлей вода.
— Слушай, ты хочешь туда войти? — спросил Джек, улыбнувшись и продемонстрировав безукоризненно ровные зубы. — Я член клуба.
Прежде чем Шайлер успела ответить, рядом с ней материализовался Оливер. Откуда он только взялся? И как это у него получается? Оливеру присуща была способность появляться ровно в ту минуту, когда его вовсе не хотелось видеть.
— Вот ты где, дорогая! — произнес он с легким укором.
Шайлер моргнула.
— А, Олли! Ты знаешь Джека?
— Кто ж его не знает? — отозвался Оливер, подчеркнуто игнорируя Форса. — Крошка, ну ты идешь? — тоном собственника осведомился он. — Там, наконец, начали впускать.
Он указал на «Банк»: неиссякающий поток подростков в черном тек между колоннами с каннелюрами.
— Мне нужно идти, — словно извиняясь, произнесла Шайлер.
— Так скоро? — спросил Джек.
В глазах его заиграли огоньки.
— Недостаточно скоро, — добавил Оливер, угрожающе улыбнувшись.
Джек пожал плечами.
— До встречи, Шайлер, — сказал он, поднял воротник твидовой куртки и зашагал в противоположную сторону.
— Что-то много народу, — проворчал Оливер, когда они встали в очередь.
Он с раздраженным видом скрестил руки на груди.
Шайлер помалкивала, но сердце ее билось учащенно. Джек Форс знает, как ее зовут.
Они продвигались вперед черепашьим шагом, постепенно приближаясь к надменно взирающему на всех из-за бархатной веревки здоровенному трансвеститу с планшетом-блокнотом в руках. Клон Эльвиры-Повелительницы тьмы окидывал каждую группу испепеляющим взглядом, но никто не отводил глаз.
— Не забывай: если вдруг к нам прикопаются, просто не нервничай и мысли позитивно. Тебе надо хорошенечко представить, что нас впускают, ясно? — с жаром прошептал Оливер.
Шайлер кивнула. Они двинулись вперед, но вышибала преградил им путь. Он поднял здоровенную лапищу и прорычал:
— Документы!
Шайлер достала водительские права на чужое имя — но с ее фотографией. Руки у нее дрожали. Оливер достал такие же права. Шайлер прикусила губу. Теперь ее точно застукают и отправят за это в тюрьму! Но она помнила, что говорил Оливер. «Не нервничай. Держись уверенно. Мысли позитивно».
Вышибала сунул их права в какое-то инфракрасное устройство: устройство не запищало. Трансвестит приостановился, нахмурился, с сомнением посмотрел на Шайлер и Оливера и принялся изучать документы.
Шайлер попыталась продемонстрировать спокойствие, которого не ощущала, сердце колотилось под слоями тонкой одежды.
«Конечно же, я выгляжу на двадцать один год! Я уже бывала здесь и раньше. И с этими правами все в порядке!» — старательно внушала себе Шайлер.
Вышибала снова сунул права в устройство. Потом покачал головой.
— Неладно что-то, — пробормотал здоровяк.
Оливер взглянул на подругу. Он был бледен. Шайлер казалось, что она сейчас упадет в обморок. Никогда в жизни она так не нервничала. Часы отмеряли минуту за минутой. Люди, стоявшие позади, начали проявлять нетерпение.
«С этими нравами все в порядке. Спокойствие и уверенность. Спокойствие и уверенность». Шайлер отчетливо представила, как трансвестит машет рукой, пропуская их в клуб. «Впусти нас. Впусти нас. Впусти нас. Впусти нас. Просто впусти нас!»
Вышибала поднял голову и вздрогнул, будто услышал ее. Казалось, время остановилось. А потом здоровяк вернул права и жестом велел им проходить, в точности как и представляла Шайлер.
Девушка перевела дух. Они с Оливером переглянулись со сдержанным ликованием.
Они вошли в клуб.
ГЛАВА 2
Рядом с «Банком» располагался ночной клуб совсем другого рода — из тех, что появляются по одному в десятилетие, в тот момент, когда божества рекламы, моды, вообще всякие знаменитости сходятся воедино, чтобы сотворить особую шикарную обстановку. Следуя священной традиции «Студии-54» середины семидесятых, «Палладиума» конца восьмидесятых и «Мумбы» начала девяностых, «Квартал-122» создавал культовый мир, определяя тенденции развития, образ жизни целого поколения. Постоянные заказчики комбо-коктейля из числа самых красивых, знаменитых, всемогущих жителей города, объектов всеобщей зависти, нарекли его своим — своей естественной средой обитания, животворящим родником, — и поскольку на дворе был двадцать первый век, эпоха сверхэксклюзивности, они даже платили астрономические членские взносы за эту привилегию. Все, что угодно, лишь бы обособиться от простых смертных. А внутри этого благословенного убежища, за самым престижным столиком, в окружении блестящей подборки юных моделей, постпубертатных кинозвезд и отпрысков самых видных семейств, восседала самая эффектная за всю историю Нью-Йорка женщина, Маделин Форс, более известная как Мими. Шестнадцать лет, приближающиеся к тридцати четырем, что подтверждала инъекция ботокса в переносицу.
Мими была олицетворением популярности, с наружностью девочки-мажор при состоятельных родителях, загорелым, подтянутым занятиями по пилатесу телом вкупе с положением первой красавицы. Она нарушала стереотипы и в то же время воплощала самую их суть. У нее была талия объемом двадцать два дюйма и десятый размер обуви. Она каждый день ела вредную, недиетическую пищу и не прибавляла ни унции. Она ложилась в постель, не смыв макияжа, и просыпалась с чистым лицом, незамутненным, словно ее совесть.
Мими приходила в «Квартал-122» каждый вечер, и пятница не была исключением. Они с Блисс Ллевеллин, высокой, длинноногой уроженкой Техаса, недавно переведшейся в Дачезне, провели вторую половину дня, прихорашиваясь перед вечерними развлечениями. Точнее говоря, Блисс провела вторую половину дня, сидя на кровати и издавая одобрительные возгласы, пока Мими примеряла поочередно все содержимое своего гардероба. Они остановились на кофточке свободного покроя, сексуальной-но-ориганальной-на-богем-ный-лад-с-лямочкой-почти-соскальзывающей-с-плеча-совсем-как-у-Марни, джинсовой мини-юбкой от Эрнста Соуна и искрящимся кашемировым палантином от Рика Оуэнса. Мими любила путешествовать со свитой, и в лице Блисс обрела подходящую компаньонку. Она подружилась с одноклассницей исключительно по требованию отца, потому что для того важны были хорошие отношения с сенатором Ллевеллином.
Сперва это указание разозлило Мими, но она изменила мнение, когда поняла, что внешность Блисс, в которой было нечто лошадиное, выгодно оттеняет и подчеркивает ее собственную неземную красоту. Мими обожала удачный фон. Откинувшись на мягкие подушки, она одобрительно взглянула на подругу.
— За тебя, — сказала Блисс, чокнувшись с Мими, как будто прочитала ее мысли.
— За нас, — кивнула Мими, допив одним духом остаток люминесцентного пурпурного коктейля.
Это был ее пятый коктейль за вечер, однако она чувствовала себя такой же трезвой, как в тот момент, когда только заказывала первый. Просто удивительно, насколько больше ей теперь требуется, чтобы опьянеть. Как будто алкоголь никак не влияет на ее кровоток. В Комитете ей сказали, что так будет, ей просто тогда не хотелось им верить. Особенно потому, что ей не полагалось использовать другой, более мощный вариант столь часто, как того хотелось. У Комитета было слишком много правил. На данный момент они управляли практически всей ее жизнью.
Мими в нетерпении подала официантке знак принести еще коктейль и при этом с такой силой щелкнула пальцами, что чуть не разбила вдребезги стеклянный кофейный столик.
Что толку выбираться куда-нибудь в Нью-Йорке, если не можешь даже малость захмелеть? Мими вытянула ноги и томно положила их на диван, ступни ее примостились на коленях у ее брата-двойняшки. Кавалер Мими, девятнадцатилетний наследник состояния, сделанного на фармацевтике, и нынешний инвестор этого клуба, предпочел ничего не заметить. Хотя трудно было сказать, насколько он вообще осознает происходящее, поскольку парень привалился к плечу Мими и пускал слюни.
— Прекрати! — резко бросил Бенджамин Форс, бесцеремонно спихнув ноги Мими.
У брата с сестрой были одинаково светлые, платиновые волосы, одинаково мягкая, полупрозрачная кожа, одинаково зеленые глаза с тяжелыми веками и одинаково стройные, худощавые тела. Но характеры их коренным образом отличались. Мими была болтливой и игривой, а Бенджамин — в детстве его за вспышки раздражения окрестили Черным Джеком, по названию пиратского флага, а в юности сократили это прозвище до Джека — был молчалив и внимателен.
Мими и Джек были единственными детьми Чарльза Форса, шестидесятилетнего медиамагната с шевелюрой цвета стали, владельца быстро достигшей успеха трансляционной сети, кабельного канала новостей, популярного таблоида, нескольких радиостанций и преуспевающей издательской империи, зарабатывающей на автобиографиях звезд Всемирной федерации реслинга. Его жена, в девичестве Тринити Барден, была первой дамой нью-йоркского высшего света и возглавляла несколько престижных благотворительных организаций. Она принимала непосредственное участие в создании Комитета, в который Джек с Мими теперь входили на правах младших членов. Семейство Форс проживало по одному из самых престижных адресов в городе, в роскошном, оборудованном всем необходимым таунхаусе, занимающем целый квартал напротив музея «Метрополитен».
— Ой, да будет тебе, — надулась Мими и тут же снова примостила ноги брату на колени. — Мне нужно выпрямить ноги. Они болят ужасно. Вот, попробуй! — потребовала она, схватившись за мускулистую икру и предъявив ее Джеку, чтобы тот попробовал, как напряжены мышцы под кожей.
Кардио Стрип[4] чертовски скверно отражался на суставах.
Джек нахмурился.
— Я сказал: прекрати, — серьезным тоном произнес он, и Мими немедленно убрала загорелые ноги и подобрала их под себя, не обращая внимания на то, что ее четырехдюймовые шпильки проехались по белому замшевому дивану, оставив грязные царапины на безукоризненно чистой подушке.
— Да что это с тобой такое? — поинтересовалась Мими.
Настроение у ее брата внезапно испортилось минуту назад.
— Пить хочешь? — попыталась она поддеть его.
В последнее время Джек сделался ужасным занудой, портящим настроение всем вокруг, и уходил с вечеринок первым. Он ни с кем не встречался. Он выглядел слабым и изможденным и стал на редкость раздражительным. Мими даже не знала, когда у него в последний раз кто-нибудь был.
Джек пожал плечами и встал.
— Пойду подышу воздухом.
— Отличная идея, — подхватила Блисс и тоже вскочила. — Покурить хочется, — виновато пояснила она, помахав пачкой сигарет перед носом у Мими.
— Ты же должен быть мертв, — прошептала Шайлер.
— Простите? — переспросил парень и насмешливо улыбнулся.
Шайлер несколько опешила. Она узнала молодого человека. Это был Джек Форс из их школы. Знаменитый Джек Форс. Один из крутых парней — капитан школьной команды по лакроссу, исполнитель главных ролей в школьном театре, автор отчетной работы о торговых пассажах, опубликованной в «Уайред»,[3] и такой красавчик, что у Шайлер не хватало духу смотреть ему в глаза.
Может, ей померещилось. Может, ей просто показалось, будто она видела, как он нырнул наперерез машине. Наверное, так оно и есть. Она просто устала.
— Я и не знала, что ты «шибанутый», — выпалила она, подразумевая поклонника стиля транс.
— Ничего подобного. Я вообще-то вон туда, — объяснил Джек, показав на соседний с дверью «Банка» вход, как раз в этот момент очень пьяная рок-звезда проводила туда через ограждение нескольких хихикающих фанаток.
Шайлер покраснела.
— А, ну да, прости. И как я не догадалась.
Джек дружелюбно улыбнулся ей.
— Почему?
— Что — почему?
— Почему ты извиняешься? Откуда тебе было это знать? Разве ты читаешь мысли? — спросил Джек.
— Может, и так. А может, сегодня день не задался.
Шайлер улыбнулась. Джек заигрывал с ней, и она заигрывала в ответ. Ну что ж, это был исключительно плод ее воображения. Джек не бросался наперерез машине.
Шайлер сильно удивило дружелюбие Джека. Большинство парней в Дачезне так много о себе воображали, что Шайлер и не смотрела в их сторону. Все они были одинаковые, со своими модными летними брюками «Дак хед» и тщательно культивируемым безразличием, со своими плоскими шутками и куртками для лакросса. Шайлер если когда и думала о Джеке, то лишь мельком: он учился на предпоследнем курсе и был обитателем планеты под названием Популярность, может, они с Джеком и ходили в одну школу, но дышали разным воздухом. А кроме всего прочего, сестрой-двойняшкой Джеку приходилась несносная Мими Форс, у которой в жизни была одна цель — опустить всех ниже плинтуса.
«Ты никак на похороны собралась?» «У тебя что, кто-то умер и оставил тебя бомжихой?» Примерно таковы были лишенные воображения шуточки Мими. Кстати, а где Мими? Они же с братом всегда были не разлей вода.
— Слушай, ты хочешь туда войти? — спросил Джек, улыбнувшись и продемонстрировав безукоризненно ровные зубы. — Я член клуба.
Прежде чем Шайлер успела ответить, рядом с ней материализовался Оливер. Откуда он только взялся? И как это у него получается? Оливеру присуща была способность появляться ровно в ту минуту, когда его вовсе не хотелось видеть.
— Вот ты где, дорогая! — произнес он с легким укором.
Шайлер моргнула.
— А, Олли! Ты знаешь Джека?
— Кто ж его не знает? — отозвался Оливер, подчеркнуто игнорируя Форса. — Крошка, ну ты идешь? — тоном собственника осведомился он. — Там, наконец, начали впускать.
Он указал на «Банк»: неиссякающий поток подростков в черном тек между колоннами с каннелюрами.
— Мне нужно идти, — словно извиняясь, произнесла Шайлер.
— Так скоро? — спросил Джек.
В глазах его заиграли огоньки.
— Недостаточно скоро, — добавил Оливер, угрожающе улыбнувшись.
Джек пожал плечами.
— До встречи, Шайлер, — сказал он, поднял воротник твидовой куртки и зашагал в противоположную сторону.
— Что-то много народу, — проворчал Оливер, когда они встали в очередь.
Он с раздраженным видом скрестил руки на груди.
Шайлер помалкивала, но сердце ее билось учащенно. Джек Форс знает, как ее зовут.
Они продвигались вперед черепашьим шагом, постепенно приближаясь к надменно взирающему на всех из-за бархатной веревки здоровенному трансвеститу с планшетом-блокнотом в руках. Клон Эльвиры-Повелительницы тьмы окидывал каждую группу испепеляющим взглядом, но никто не отводил глаз.
— Не забывай: если вдруг к нам прикопаются, просто не нервничай и мысли позитивно. Тебе надо хорошенечко представить, что нас впускают, ясно? — с жаром прошептал Оливер.
Шайлер кивнула. Они двинулись вперед, но вышибала преградил им путь. Он поднял здоровенную лапищу и прорычал:
— Документы!
Шайлер достала водительские права на чужое имя — но с ее фотографией. Руки у нее дрожали. Оливер достал такие же права. Шайлер прикусила губу. Теперь ее точно застукают и отправят за это в тюрьму! Но она помнила, что говорил Оливер. «Не нервничай. Держись уверенно. Мысли позитивно».
Вышибала сунул их права в какое-то инфракрасное устройство: устройство не запищало. Трансвестит приостановился, нахмурился, с сомнением посмотрел на Шайлер и Оливера и принялся изучать документы.
Шайлер попыталась продемонстрировать спокойствие, которого не ощущала, сердце колотилось под слоями тонкой одежды.
«Конечно же, я выгляжу на двадцать один год! Я уже бывала здесь и раньше. И с этими правами все в порядке!» — старательно внушала себе Шайлер.
Вышибала снова сунул права в устройство. Потом покачал головой.
— Неладно что-то, — пробормотал здоровяк.
Оливер взглянул на подругу. Он был бледен. Шайлер казалось, что она сейчас упадет в обморок. Никогда в жизни она так не нервничала. Часы отмеряли минуту за минутой. Люди, стоявшие позади, начали проявлять нетерпение.
«С этими нравами все в порядке. Спокойствие и уверенность. Спокойствие и уверенность». Шайлер отчетливо представила, как трансвестит машет рукой, пропуская их в клуб. «Впусти нас. Впусти нас. Впусти нас. Впусти нас. Просто впусти нас!»
Вышибала поднял голову и вздрогнул, будто услышал ее. Казалось, время остановилось. А потом здоровяк вернул права и жестом велел им проходить, в точности как и представляла Шайлер.
Девушка перевела дух. Они с Оливером переглянулись со сдержанным ликованием.
Они вошли в клуб.
ГЛАВА 2
Рядом с «Банком» располагался ночной клуб совсем другого рода — из тех, что появляются по одному в десятилетие, в тот момент, когда божества рекламы, моды, вообще всякие знаменитости сходятся воедино, чтобы сотворить особую шикарную обстановку. Следуя священной традиции «Студии-54» середины семидесятых, «Палладиума» конца восьмидесятых и «Мумбы» начала девяностых, «Квартал-122» создавал культовый мир, определяя тенденции развития, образ жизни целого поколения. Постоянные заказчики комбо-коктейля из числа самых красивых, знаменитых, всемогущих жителей города, объектов всеобщей зависти, нарекли его своим — своей естественной средой обитания, животворящим родником, — и поскольку на дворе был двадцать первый век, эпоха сверхэксклюзивности, они даже платили астрономические членские взносы за эту привилегию. Все, что угодно, лишь бы обособиться от простых смертных. А внутри этого благословенного убежища, за самым престижным столиком, в окружении блестящей подборки юных моделей, постпубертатных кинозвезд и отпрысков самых видных семейств, восседала самая эффектная за всю историю Нью-Йорка женщина, Маделин Форс, более известная как Мими. Шестнадцать лет, приближающиеся к тридцати четырем, что подтверждала инъекция ботокса в переносицу.
Мими была олицетворением популярности, с наружностью девочки-мажор при состоятельных родителях, загорелым, подтянутым занятиями по пилатесу телом вкупе с положением первой красавицы. Она нарушала стереотипы и в то же время воплощала самую их суть. У нее была талия объемом двадцать два дюйма и десятый размер обуви. Она каждый день ела вредную, недиетическую пищу и не прибавляла ни унции. Она ложилась в постель, не смыв макияжа, и просыпалась с чистым лицом, незамутненным, словно ее совесть.
Мими приходила в «Квартал-122» каждый вечер, и пятница не была исключением. Они с Блисс Ллевеллин, высокой, длинноногой уроженкой Техаса, недавно переведшейся в Дачезне, провели вторую половину дня, прихорашиваясь перед вечерними развлечениями. Точнее говоря, Блисс провела вторую половину дня, сидя на кровати и издавая одобрительные возгласы, пока Мими примеряла поочередно все содержимое своего гардероба. Они остановились на кофточке свободного покроя, сексуальной-но-ориганальной-на-богем-ный-лад-с-лямочкой-почти-соскальзывающей-с-плеча-совсем-как-у-Марни, джинсовой мини-юбкой от Эрнста Соуна и искрящимся кашемировым палантином от Рика Оуэнса. Мими любила путешествовать со свитой, и в лице Блисс обрела подходящую компаньонку. Она подружилась с одноклассницей исключительно по требованию отца, потому что для того важны были хорошие отношения с сенатором Ллевеллином.
Сперва это указание разозлило Мими, но она изменила мнение, когда поняла, что внешность Блисс, в которой было нечто лошадиное, выгодно оттеняет и подчеркивает ее собственную неземную красоту. Мими обожала удачный фон. Откинувшись на мягкие подушки, она одобрительно взглянула на подругу.
— За тебя, — сказала Блисс, чокнувшись с Мими, как будто прочитала ее мысли.
— За нас, — кивнула Мими, допив одним духом остаток люминесцентного пурпурного коктейля.
Это был ее пятый коктейль за вечер, однако она чувствовала себя такой же трезвой, как в тот момент, когда только заказывала первый. Просто удивительно, насколько больше ей теперь требуется, чтобы опьянеть. Как будто алкоголь никак не влияет на ее кровоток. В Комитете ей сказали, что так будет, ей просто тогда не хотелось им верить. Особенно потому, что ей не полагалось использовать другой, более мощный вариант столь часто, как того хотелось. У Комитета было слишком много правил. На данный момент они управляли практически всей ее жизнью.
Мими в нетерпении подала официантке знак принести еще коктейль и при этом с такой силой щелкнула пальцами, что чуть не разбила вдребезги стеклянный кофейный столик.
Что толку выбираться куда-нибудь в Нью-Йорке, если не можешь даже малость захмелеть? Мими вытянула ноги и томно положила их на диван, ступни ее примостились на коленях у ее брата-двойняшки. Кавалер Мими, девятнадцатилетний наследник состояния, сделанного на фармацевтике, и нынешний инвестор этого клуба, предпочел ничего не заметить. Хотя трудно было сказать, насколько он вообще осознает происходящее, поскольку парень привалился к плечу Мими и пускал слюни.
— Прекрати! — резко бросил Бенджамин Форс, бесцеремонно спихнув ноги Мими.
У брата с сестрой были одинаково светлые, платиновые волосы, одинаково мягкая, полупрозрачная кожа, одинаково зеленые глаза с тяжелыми веками и одинаково стройные, худощавые тела. Но характеры их коренным образом отличались. Мими была болтливой и игривой, а Бенджамин — в детстве его за вспышки раздражения окрестили Черным Джеком, по названию пиратского флага, а в юности сократили это прозвище до Джека — был молчалив и внимателен.
Мими и Джек были единственными детьми Чарльза Форса, шестидесятилетнего медиамагната с шевелюрой цвета стали, владельца быстро достигшей успеха трансляционной сети, кабельного канала новостей, популярного таблоида, нескольких радиостанций и преуспевающей издательской империи, зарабатывающей на автобиографиях звезд Всемирной федерации реслинга. Его жена, в девичестве Тринити Барден, была первой дамой нью-йоркского высшего света и возглавляла несколько престижных благотворительных организаций. Она принимала непосредственное участие в создании Комитета, в который Джек с Мими теперь входили на правах младших членов. Семейство Форс проживало по одному из самых престижных адресов в городе, в роскошном, оборудованном всем необходимым таунхаусе, занимающем целый квартал напротив музея «Метрополитен».
— Ой, да будет тебе, — надулась Мими и тут же снова примостила ноги брату на колени. — Мне нужно выпрямить ноги. Они болят ужасно. Вот, попробуй! — потребовала она, схватившись за мускулистую икру и предъявив ее Джеку, чтобы тот попробовал, как напряжены мышцы под кожей.
Кардио Стрип[4] чертовски скверно отражался на суставах.
Джек нахмурился.
— Я сказал: прекрати, — серьезным тоном произнес он, и Мими немедленно убрала загорелые ноги и подобрала их под себя, не обращая внимания на то, что ее четырехдюймовые шпильки проехались по белому замшевому дивану, оставив грязные царапины на безукоризненно чистой подушке.
— Да что это с тобой такое? — поинтересовалась Мими.
Настроение у ее брата внезапно испортилось минуту назад.
— Пить хочешь? — попыталась она поддеть его.
В последнее время Джек сделался ужасным занудой, портящим настроение всем вокруг, и уходил с вечеринок первым. Он ни с кем не встречался. Он выглядел слабым и изможденным и стал на редкость раздражительным. Мими даже не знала, когда у него в последний раз кто-нибудь был.
Джек пожал плечами и встал.
— Пойду подышу воздухом.
— Отличная идея, — подхватила Блисс и тоже вскочила. — Покурить хочется, — виновато пояснила она, помахав пачкой сигарет перед носом у Мими.