Я сказала:
– Откуда она у тебя?
Вопрос был явно лишним. Очевидно, что у Марджори в руках детская книжка, значит, – это одна из моих книжек.
Марджори верно уловила судорожные мысли, витавшие у меня в голове, и начала тараторить со скоростью четыреста слов в минуту.
– Только прошу тебя, Мерри, не злись на меня, умоляю. Мне просто пришла в голову замечательная история, и я поняла, что для нее не хватит места в твоей книжке. У нас же уже там есть история про патоку, помнишь? Извини, уже раскрыла часть сюжета. Да, это еще одна история о патоке, но она абсолютно другая, Мерри, скоро сама убедишься в этом. Да к тому же книжка Скарри уже скорее всего заполнена до конца, и нам пора взяться за другую книгу. Поэтому я сходила к тебе в комнату. И знаешь, Мерри, я нашла идеальную книгу! Я понимаю, что неправильно было заходить к тебе в комнату без спроса, особенно когда я знаю, что рассердилась бы на тебя, если бы ты так пришла ко мне. Прости-прости, малышка Мерри, но ты только посмотри, что я написала и нарисовала.
Лицо Марджори было сплошной улыбкой с белоснежными зубами и широко открытыми глазами.
– Когда ты заходила ко мне в комнату? – Мне совершенно не хотелось ругаться, но мне нужно было понять, как она умудрилась пробраться в мою спальню. Я постоянно отслеживала, в какой части дома находилась Марджори, и когда ее дверь была заперта, я всегда направляла одно ухо как локатор в сторону ее комнаты, ожидая, когда дверь снова откроется со скрипом.
– Я прокралась, пока ты играла у себя в домике.
– Нет, этого не может быть. Я бы услышала.
Ее улыбка резко сменилась ухмылкой.
– Мерри. Это было поразительно просто.
Я охнула с тогда свойственной мне актерской наигранностью, уронила книгу и собрала руки в кулачки.
– Неправда!
– Я услышала, как ты говоришь сама с собой и игрушками, и тихонько вошла на цыпочках. Конечно же, пришлось сдерживать дыхание, чтобы не выдать себя. Я порыскала у тебя среди книжек, а потом я даже заглянула через трубу к тебе в домик, где ты все еще разговаривала сама с собой. Я была эдакая великанша, которая подумывает о том, не раздавить ли крестьянский домик. Но я оказалась доброй великаншей. Рррррр!
Марджори спрыгнула с кровати и стала со стуком шагать по комнате.
– Фи-фай-фо-ферри, чую вонючие ножки девочки Мерри.
Я крикнула в ответ:
– Это у тебя вонючие ноги! – Я захохотала, сама разразилась потрясающим рыком и стала носиться вокруг нее, уклоняясь от ее слишком медлительных «великанских» рук, тыча в бока сестры пальцами и шлепая ее по попе. Наконец, она подхватила меня на руки и повалилась на кровать. Я успела залезть к ней на спину и обхватить ее шею.
Марджори потянулась за мной, но не смогла меня успокоить.
– Ты слишком сильно дергаешься! Ладно, хватит, Мерри. Пора заняться нашей историей.
Я выкрикнула «Йей!», хотя у меня и было чувство, что меня переиграли. Марджори легко отделалась, хотя она умудрилась пробраться ко мне в комнату, выкрасть книжку и, что хуже всего, подслушать мой разговор с собой.
Марджори подтянула к себе на колени книгу. Она называлась «Вокруг света». На каждой странице была представлена оживленная рисованная сцена настоящего города или страны. Об этой книге я не думала уже давно, что уж говорить о чтении. Она никогда не была среди моих любимых.
Я ухватилась за книгу, но Марджори резко оттолкнула мои руки.
– До того, как ты посмотришь на мои художества, тебе нужно послушать историю.
– Хорошо. Рассказывай! – Я была почти вне себя от возбуждения.
– Помнишь, когда мы посещали этим летом океанариум и Норт-Энд в Бостоне[11]?
Конечно же я помнила: сначала мы побывали в океанариуме, где Марджори и я, прижавшись лицами к стеклу трехэтажного резервуара в форме трубы, выжидали, пока мимо нас не проплывет одна из местных крючкозубых серых акул. Позже хмурая я болталась с поникшими руками (как щупальца у медузы) по сувенирному магазину после того, как мама и папа отказались купить мне резинового осьминога. Потом мы прогулялись до Норт-Энда и поужинали в каком-то модном ресторане с черными скатертями и белыми льняными салфетками. По дороге к крытой парковке мы наткнулись на кондитерскую, которая считалась лучшей в Бостоне. Мама заказала нам канноли[12], но я отказалась их есть, заявив, что они похожи на раздавленных гусениц.
Марджори начала:
– Итак, эта история произошла где-то сто лет назад в Норт-Энде. В те стародавние времена всю патоку хранили в огромных металлических цистернах высотой метров пятнадцать и шириной метров двадцать пять с лишним – гигантских, как целые здания. Патоку завозили поездами, а не грузовиками, как у тебя в книжке. – Марджори сделала паузу, чтобы удостовериться, что я слушаю ее. Я внимала ей, хотя мне и хотелось узнать, зачем людям было нужно так много патоки, которую я раньше видела только на страницах книги Скарри. Но я ничего не спросила. – Была середина зимы. Больше недели до начала истории стояли жуткие морозы. Было так холодно, что когда люди выдыхали, то пар в виде облачков сразу же замерзал прямо в воздухе, падая и разбиваясь на кусочки о землю.
– Круто. – Я изобразила, будто бы выдыхаю такое же обледеневшее облачко изо рта.
– Но после этого долгого мороза в Бостоне наступил один из тех странных зимних дней, когда неожиданно становится очень тепло. Жители Норт-Энда поговаривали: «Какой же замечательный день!» и «Не правда ли, самый прекрасный день в жизни?». Было так тепло и солнечно, что многие люди, оставив пальто, шляпы и перчатки дома, высыпали на улицу, и в их числе – десятилетняя Мария ди Стасио, которая вышла в любимом свитере, том самом, с дырочками на локтях. Она играла в классики. Ее братья подтрунивали над ней, но не делали ничего сверх обычной для них жестокости, поэтому она не обращала на них внимания.
Вдруг до всех в городе донесся какой-то рокот; никто не понимал, что происходит. Тем временем из цистерны с патокой выстрелили заклепки, металлические листы сложились, как листы оберточной бумаги, и сладкая липкая патока потекла во все стороны. Огромная волна покатилась по Норт-Энду.
– Ого. – Я нервно хихикнула. От образа огромной паточной волны захватывало дух. Но в этой истории было как-то слишком много странностей. Марджори говорила о конкретном времени и месте, а вместо смешных зверушек из книжки Скарри основными персонажами стали люди, которые не были названы в мою честь. К тому же история как-то слишком затянулась, и мне ни за что не удалось бы все это записать в книжке. Куда можно было бы вместить всю эту историю?
– Волна поднялась на высоту четыре с половиной метра и сокрушала всех и вся на своем пути. Она погнула стальные балки на Атлантик-авеню, переворачивала вагончики на железной дороге, вырывала здания из фундамента. Патоки на улицах было по пояс. Подхваченные волной лошади и люди тщетно пытались высвободиться из потока, но чем больше они сопротивлялись ему, тем сильнее застревали.
– Подожди секунду… – Я прервала ее. Что же происходило с этой историей? Обычно я могла вставить немного от себя в сюжет. Я высказывала свое неудовольствие или качала головой, и Марджори возвращалась к прошлому эпизоду, меняя историю, пока она не приходилась мне по вкусу. В этот же раз, вместо того, чтобы попросить ее начать с начала, я спросила: – А что случилось с Марией и ее братьями?
Марджори перешла на шепот:
– Когда цистерна взорвалась, братья Марии убежали в поисках безопасного места. Она тоже пыталась унести ноги, но бежала слишком медленно и обогнать поток не могла. Первой ее настигла тень волны, взобравшаяся по задней части ее ног и вверх по ее любимому свитеру к голове. Патока закрыла собой солнце, и самый прекрасный день сменила тьма. А потом Марию догнала и сокрушила и сама волна.
– Что? Она умерла? Зачем ты это говоришь? Какая ужасная история! – Я спрыгнула с кровати и засеменила, чтобы подобрать валявшуюся на полу книжку Скарри.
– Знаю. – По голосу Марджори можно было бы подумать, что она соглашается со мной, но ее рот снова растянулся в улыбку, а глаза сияли. Она выглядела гордой собой, будто бы только что рассказала самую лучшую из всех историй.
Я снова плюхнулась на кровать, усевшись напротив Марджори.
– Как ты могла придумать что-то подобное?
– Я ничего не придумывала. Это реальная история. Она на самом деле произошла. Мария и еще двадцать человек действительно погибли под волной патоки в Бостоне.
– Это выдумка, такого не было.
– Нет, это было.
– Не было!
– А вот и было.
После еще двух заходов спора в том же духе я все-таки уступила.
– Хорошо. Кто тебе об этом рассказал?
– Никто.
– Тогда ты узнала об этом из Интернета? Ты же понимаешь, не все, что пишут в Интернете, правда. Моя учительница говорит…
– Ты сама можешь посмотреть про затопление патокой в Интернете, я уже проверяла, там есть вся информация. Ну, по крайней мере, по большей части. Но узнала я об этом не из Сети.
– Тогда где?
Она пожала плечами, потом захихикала, перестала и снова пожала плечами.
– Не знаю. Проснувшись вчера, я просто знала об этой истории, будто она всегда была у меня в голове. Мне кажется, так бывает со всеми сюжетами. Даже из реальной жизни. Я понимаю, это неприятная, ужасная, нехорошая история, но я… Я не могу не думать о ней, понимаешь? Я представляю себе, как это ощущалось тогда, каково было бы мне на месте Марии, видеть, вдыхать, слышать и чувствовать то же, что и она в ту секунду, когда над ней нависла волна. Прости, не получается это объяснить. Я просто хотела рассказать тебе об этом, Мерри, поделиться с тобой историей. Понимаешь? – Она добавила в голос металла, который звучал всякий раз, когда она сидела над домашним заданием или кричала мне, чтобы я отстала от нее. – Ты можешь принять это, мисс Мерри?
– Наверно. – Я не верила ей и не понимала, почему она так силилась убедить меня, что об этой истории она узнала не из Интернета. Мне уже было восемь лет, и я больше не была наивной девчушкой. Когда я была совсем маленькой, Марджори рассказывала мне, что все вещи в ее комнате менялись местами сами по себе ночью, пока она спала. Причем она сообщала мне об этом с такой серьезностью, изображая досаду и потрясение, что я переживала вместе с ней ту же досаду и потрясение. Мои эмоции разрастались до почти критических значений, но как раз в тот момент, когда грозили политься слезы, Марджори умела остановить меня одной фразой: «Да ладно тебе, шучу я, шучу. Не переживай, Мерри-мартышка». Мне не нравилось, когда она называла меня «Мерри-мартышка».
– Посмотри, что я нарисовала. – Марджори придвинулась к месту, где я сидела, раскрыла «Вокруг света» и положила книгу нам обеим на колени. На страницах был изображен Амстердам, но она хорошенько потрудилась и переписала буквы названия, чтобы превратить подпись «Амстердам» в некое подобие «Бостона». Она нарисовала гигантскую цистерну, спереди у нее зияла ужасающая дыра с зазубринами, из которой на город изливались струи накаляканной коричневым фломастером патоки. Марджори также изобразила облаченных в спортивные курточки и при галстуках кошек и собак в стиле Ричарда Скарри. Завязшие в патоке животные барахтались, пытаясь спастись. Волна патоки нависла над обреченным поездом, его пассажиры, тоже переделанные в кошек и собак, вопили от ужаса.
Мне хотелось ударить Марджори, двинуть по ее тупому улыбающемуся лицу. Она издевалась надо мной, над моей глупенькой книжкой с ее нелепыми историями. И все же я не могла отвести глаз от страницы. Это было жуткое зрелище, которое сулило мне кошмары, но в этом безумии было что-то завораживающее.
Марджори сказала:
– Смотри. Вон Золотой Жук. – Она указала на желтенькую фигурку с перечеркнутыми глазками и протянутыми в поисках помощи тоненькими как прутики ручками, которые вздымались над паточным потоком. Он одновременно взывал ко всем и ни к кому конкретно.
Я молча захлопнула книгу. Марджори водрузила книгу ко мне на колени и потрепала меня по спине.
– Прости. Может быть, мне не стоило рассказывать тебе эту историю.
Я поспешно, возможно, даже слишком быстро, ответила:
– Нет. Ты можешь со мной говорить обо всем. Рассказывай мне истории. Но можно ли завтра историю, как раньше? Придуманную тобой?
– Да, Мерри. Обещаю.
Я медленно сползла с постели, намеренно стараясь не смотреть в сторону Марджори и глядя на скопление постеров на стене. Сначала, когда я вошла в комнату, я не заметила, что постеры теперь висят на стене внахлест. Виднелись только отдельные фрагменты собранной плеяды певцов, спортсменов и звезд кино. Разрозненные руки, ноги, волосы, пара глаз. Посреди этого коллажа из частей тел, будто бы на самом видном месте, выделялся рот, то ли в улыбке, то ли в злобной гримасе.
– Эй, как тебе мои постеры?
С меня всего этого было довольно. У меня в руках были обе книги, они были невыносимо тяжелыми.
– Так себе, – сказала я, надеясь, что мои слова ее хоть немного заденут.
– Не рассказывай маме и папе, они взбесятся. Но когда я проснулась, клянусь, в моей комнате все было именно так. Если посмотреть на постеры в зеркале…
– Заткнись! Несмешно! – Я выбежала из комнаты. Я не хотела, чтобы она увидела мои слезы.
Глава 5
Мои игрушечные зверушки, расставленные по стратегическим позициям в моей спальне, должны были выполнять роль часовых. Я развернула картонный домик так, чтобы щель для почты глядела на дверь. Оставшуюся часть тех выходных я провела в домике, выглядывая сквозь щелку в полной уверенности, что Марджори придет, чтобы либо извиниться, либо доказать умение пробираться сюда, когда ей заблагорассудится снова выкрасть у меня книжки, либо сделать что-то похуже, например, забраться ко мне в домик и развесить мои рисунки в виде кошмарного коллажа, который получился из ее постеров. Мне всегда удавалось придумать самые различные «что-то похуже».
– Откуда она у тебя?
Вопрос был явно лишним. Очевидно, что у Марджори в руках детская книжка, значит, – это одна из моих книжек.
Марджори верно уловила судорожные мысли, витавшие у меня в голове, и начала тараторить со скоростью четыреста слов в минуту.
– Только прошу тебя, Мерри, не злись на меня, умоляю. Мне просто пришла в голову замечательная история, и я поняла, что для нее не хватит места в твоей книжке. У нас же уже там есть история про патоку, помнишь? Извини, уже раскрыла часть сюжета. Да, это еще одна история о патоке, но она абсолютно другая, Мерри, скоро сама убедишься в этом. Да к тому же книжка Скарри уже скорее всего заполнена до конца, и нам пора взяться за другую книгу. Поэтому я сходила к тебе в комнату. И знаешь, Мерри, я нашла идеальную книгу! Я понимаю, что неправильно было заходить к тебе в комнату без спроса, особенно когда я знаю, что рассердилась бы на тебя, если бы ты так пришла ко мне. Прости-прости, малышка Мерри, но ты только посмотри, что я написала и нарисовала.
Лицо Марджори было сплошной улыбкой с белоснежными зубами и широко открытыми глазами.
– Когда ты заходила ко мне в комнату? – Мне совершенно не хотелось ругаться, но мне нужно было понять, как она умудрилась пробраться в мою спальню. Я постоянно отслеживала, в какой части дома находилась Марджори, и когда ее дверь была заперта, я всегда направляла одно ухо как локатор в сторону ее комнаты, ожидая, когда дверь снова откроется со скрипом.
– Я прокралась, пока ты играла у себя в домике.
– Нет, этого не может быть. Я бы услышала.
Ее улыбка резко сменилась ухмылкой.
– Мерри. Это было поразительно просто.
Я охнула с тогда свойственной мне актерской наигранностью, уронила книгу и собрала руки в кулачки.
– Неправда!
– Я услышала, как ты говоришь сама с собой и игрушками, и тихонько вошла на цыпочках. Конечно же, пришлось сдерживать дыхание, чтобы не выдать себя. Я порыскала у тебя среди книжек, а потом я даже заглянула через трубу к тебе в домик, где ты все еще разговаривала сама с собой. Я была эдакая великанша, которая подумывает о том, не раздавить ли крестьянский домик. Но я оказалась доброй великаншей. Рррррр!
Марджори спрыгнула с кровати и стала со стуком шагать по комнате.
– Фи-фай-фо-ферри, чую вонючие ножки девочки Мерри.
Я крикнула в ответ:
– Это у тебя вонючие ноги! – Я захохотала, сама разразилась потрясающим рыком и стала носиться вокруг нее, уклоняясь от ее слишком медлительных «великанских» рук, тыча в бока сестры пальцами и шлепая ее по попе. Наконец, она подхватила меня на руки и повалилась на кровать. Я успела залезть к ней на спину и обхватить ее шею.
Марджори потянулась за мной, но не смогла меня успокоить.
– Ты слишком сильно дергаешься! Ладно, хватит, Мерри. Пора заняться нашей историей.
Я выкрикнула «Йей!», хотя у меня и было чувство, что меня переиграли. Марджори легко отделалась, хотя она умудрилась пробраться ко мне в комнату, выкрасть книжку и, что хуже всего, подслушать мой разговор с собой.
Марджори подтянула к себе на колени книгу. Она называлась «Вокруг света». На каждой странице была представлена оживленная рисованная сцена настоящего города или страны. Об этой книге я не думала уже давно, что уж говорить о чтении. Она никогда не была среди моих любимых.
Я ухватилась за книгу, но Марджори резко оттолкнула мои руки.
– До того, как ты посмотришь на мои художества, тебе нужно послушать историю.
– Хорошо. Рассказывай! – Я была почти вне себя от возбуждения.
– Помнишь, когда мы посещали этим летом океанариум и Норт-Энд в Бостоне[11]?
Конечно же я помнила: сначала мы побывали в океанариуме, где Марджори и я, прижавшись лицами к стеклу трехэтажного резервуара в форме трубы, выжидали, пока мимо нас не проплывет одна из местных крючкозубых серых акул. Позже хмурая я болталась с поникшими руками (как щупальца у медузы) по сувенирному магазину после того, как мама и папа отказались купить мне резинового осьминога. Потом мы прогулялись до Норт-Энда и поужинали в каком-то модном ресторане с черными скатертями и белыми льняными салфетками. По дороге к крытой парковке мы наткнулись на кондитерскую, которая считалась лучшей в Бостоне. Мама заказала нам канноли[12], но я отказалась их есть, заявив, что они похожи на раздавленных гусениц.
Марджори начала:
– Итак, эта история произошла где-то сто лет назад в Норт-Энде. В те стародавние времена всю патоку хранили в огромных металлических цистернах высотой метров пятнадцать и шириной метров двадцать пять с лишним – гигантских, как целые здания. Патоку завозили поездами, а не грузовиками, как у тебя в книжке. – Марджори сделала паузу, чтобы удостовериться, что я слушаю ее. Я внимала ей, хотя мне и хотелось узнать, зачем людям было нужно так много патоки, которую я раньше видела только на страницах книги Скарри. Но я ничего не спросила. – Была середина зимы. Больше недели до начала истории стояли жуткие морозы. Было так холодно, что когда люди выдыхали, то пар в виде облачков сразу же замерзал прямо в воздухе, падая и разбиваясь на кусочки о землю.
– Круто. – Я изобразила, будто бы выдыхаю такое же обледеневшее облачко изо рта.
– Но после этого долгого мороза в Бостоне наступил один из тех странных зимних дней, когда неожиданно становится очень тепло. Жители Норт-Энда поговаривали: «Какой же замечательный день!» и «Не правда ли, самый прекрасный день в жизни?». Было так тепло и солнечно, что многие люди, оставив пальто, шляпы и перчатки дома, высыпали на улицу, и в их числе – десятилетняя Мария ди Стасио, которая вышла в любимом свитере, том самом, с дырочками на локтях. Она играла в классики. Ее братья подтрунивали над ней, но не делали ничего сверх обычной для них жестокости, поэтому она не обращала на них внимания.
Вдруг до всех в городе донесся какой-то рокот; никто не понимал, что происходит. Тем временем из цистерны с патокой выстрелили заклепки, металлические листы сложились, как листы оберточной бумаги, и сладкая липкая патока потекла во все стороны. Огромная волна покатилась по Норт-Энду.
– Ого. – Я нервно хихикнула. От образа огромной паточной волны захватывало дух. Но в этой истории было как-то слишком много странностей. Марджори говорила о конкретном времени и месте, а вместо смешных зверушек из книжки Скарри основными персонажами стали люди, которые не были названы в мою честь. К тому же история как-то слишком затянулась, и мне ни за что не удалось бы все это записать в книжке. Куда можно было бы вместить всю эту историю?
– Волна поднялась на высоту четыре с половиной метра и сокрушала всех и вся на своем пути. Она погнула стальные балки на Атлантик-авеню, переворачивала вагончики на железной дороге, вырывала здания из фундамента. Патоки на улицах было по пояс. Подхваченные волной лошади и люди тщетно пытались высвободиться из потока, но чем больше они сопротивлялись ему, тем сильнее застревали.
– Подожди секунду… – Я прервала ее. Что же происходило с этой историей? Обычно я могла вставить немного от себя в сюжет. Я высказывала свое неудовольствие или качала головой, и Марджори возвращалась к прошлому эпизоду, меняя историю, пока она не приходилась мне по вкусу. В этот же раз, вместо того, чтобы попросить ее начать с начала, я спросила: – А что случилось с Марией и ее братьями?
Марджори перешла на шепот:
– Когда цистерна взорвалась, братья Марии убежали в поисках безопасного места. Она тоже пыталась унести ноги, но бежала слишком медленно и обогнать поток не могла. Первой ее настигла тень волны, взобравшаяся по задней части ее ног и вверх по ее любимому свитеру к голове. Патока закрыла собой солнце, и самый прекрасный день сменила тьма. А потом Марию догнала и сокрушила и сама волна.
– Что? Она умерла? Зачем ты это говоришь? Какая ужасная история! – Я спрыгнула с кровати и засеменила, чтобы подобрать валявшуюся на полу книжку Скарри.
– Знаю. – По голосу Марджори можно было бы подумать, что она соглашается со мной, но ее рот снова растянулся в улыбку, а глаза сияли. Она выглядела гордой собой, будто бы только что рассказала самую лучшую из всех историй.
Я снова плюхнулась на кровать, усевшись напротив Марджори.
– Как ты могла придумать что-то подобное?
– Я ничего не придумывала. Это реальная история. Она на самом деле произошла. Мария и еще двадцать человек действительно погибли под волной патоки в Бостоне.
– Это выдумка, такого не было.
– Нет, это было.
– Не было!
– А вот и было.
После еще двух заходов спора в том же духе я все-таки уступила.
– Хорошо. Кто тебе об этом рассказал?
– Никто.
– Тогда ты узнала об этом из Интернета? Ты же понимаешь, не все, что пишут в Интернете, правда. Моя учительница говорит…
– Ты сама можешь посмотреть про затопление патокой в Интернете, я уже проверяла, там есть вся информация. Ну, по крайней мере, по большей части. Но узнала я об этом не из Сети.
– Тогда где?
Она пожала плечами, потом захихикала, перестала и снова пожала плечами.
– Не знаю. Проснувшись вчера, я просто знала об этой истории, будто она всегда была у меня в голове. Мне кажется, так бывает со всеми сюжетами. Даже из реальной жизни. Я понимаю, это неприятная, ужасная, нехорошая история, но я… Я не могу не думать о ней, понимаешь? Я представляю себе, как это ощущалось тогда, каково было бы мне на месте Марии, видеть, вдыхать, слышать и чувствовать то же, что и она в ту секунду, когда над ней нависла волна. Прости, не получается это объяснить. Я просто хотела рассказать тебе об этом, Мерри, поделиться с тобой историей. Понимаешь? – Она добавила в голос металла, который звучал всякий раз, когда она сидела над домашним заданием или кричала мне, чтобы я отстала от нее. – Ты можешь принять это, мисс Мерри?
– Наверно. – Я не верила ей и не понимала, почему она так силилась убедить меня, что об этой истории она узнала не из Интернета. Мне уже было восемь лет, и я больше не была наивной девчушкой. Когда я была совсем маленькой, Марджори рассказывала мне, что все вещи в ее комнате менялись местами сами по себе ночью, пока она спала. Причем она сообщала мне об этом с такой серьезностью, изображая досаду и потрясение, что я переживала вместе с ней ту же досаду и потрясение. Мои эмоции разрастались до почти критических значений, но как раз в тот момент, когда грозили политься слезы, Марджори умела остановить меня одной фразой: «Да ладно тебе, шучу я, шучу. Не переживай, Мерри-мартышка». Мне не нравилось, когда она называла меня «Мерри-мартышка».
– Посмотри, что я нарисовала. – Марджори придвинулась к месту, где я сидела, раскрыла «Вокруг света» и положила книгу нам обеим на колени. На страницах был изображен Амстердам, но она хорошенько потрудилась и переписала буквы названия, чтобы превратить подпись «Амстердам» в некое подобие «Бостона». Она нарисовала гигантскую цистерну, спереди у нее зияла ужасающая дыра с зазубринами, из которой на город изливались струи накаляканной коричневым фломастером патоки. Марджори также изобразила облаченных в спортивные курточки и при галстуках кошек и собак в стиле Ричарда Скарри. Завязшие в патоке животные барахтались, пытаясь спастись. Волна патоки нависла над обреченным поездом, его пассажиры, тоже переделанные в кошек и собак, вопили от ужаса.
Мне хотелось ударить Марджори, двинуть по ее тупому улыбающемуся лицу. Она издевалась надо мной, над моей глупенькой книжкой с ее нелепыми историями. И все же я не могла отвести глаз от страницы. Это было жуткое зрелище, которое сулило мне кошмары, но в этом безумии было что-то завораживающее.
Марджори сказала:
– Смотри. Вон Золотой Жук. – Она указала на желтенькую фигурку с перечеркнутыми глазками и протянутыми в поисках помощи тоненькими как прутики ручками, которые вздымались над паточным потоком. Он одновременно взывал ко всем и ни к кому конкретно.
Я молча захлопнула книгу. Марджори водрузила книгу ко мне на колени и потрепала меня по спине.
– Прости. Может быть, мне не стоило рассказывать тебе эту историю.
Я поспешно, возможно, даже слишком быстро, ответила:
– Нет. Ты можешь со мной говорить обо всем. Рассказывай мне истории. Но можно ли завтра историю, как раньше? Придуманную тобой?
– Да, Мерри. Обещаю.
Я медленно сползла с постели, намеренно стараясь не смотреть в сторону Марджори и глядя на скопление постеров на стене. Сначала, когда я вошла в комнату, я не заметила, что постеры теперь висят на стене внахлест. Виднелись только отдельные фрагменты собранной плеяды певцов, спортсменов и звезд кино. Разрозненные руки, ноги, волосы, пара глаз. Посреди этого коллажа из частей тел, будто бы на самом видном месте, выделялся рот, то ли в улыбке, то ли в злобной гримасе.
– Эй, как тебе мои постеры?
С меня всего этого было довольно. У меня в руках были обе книги, они были невыносимо тяжелыми.
– Так себе, – сказала я, надеясь, что мои слова ее хоть немного заденут.
– Не рассказывай маме и папе, они взбесятся. Но когда я проснулась, клянусь, в моей комнате все было именно так. Если посмотреть на постеры в зеркале…
– Заткнись! Несмешно! – Я выбежала из комнаты. Я не хотела, чтобы она увидела мои слезы.
Глава 5
Мои игрушечные зверушки, расставленные по стратегическим позициям в моей спальне, должны были выполнять роль часовых. Я развернула картонный домик так, чтобы щель для почты глядела на дверь. Оставшуюся часть тех выходных я провела в домике, выглядывая сквозь щелку в полной уверенности, что Марджори придет, чтобы либо извиниться, либо доказать умение пробираться сюда, когда ей заблагорассудится снова выкрасть у меня книжки, либо сделать что-то похуже, например, забраться ко мне в домик и развесить мои рисунки в виде кошмарного коллажа, который получился из ее постеров. Мне всегда удавалось придумать самые различные «что-то похуже».