Открылась и закрылась дверь, и, обернувшись, Иммануэль увидела Джудит, которая стояла в нескольких шагах от нее. Она была одета в бледно-голубое платье, а в руке держала лоскут вышивки, которая даже измахрившись выглядела намного красивее всего, что когда-либо вышивала Иммануэль.

– Что ты здесь делаешь? – возмущенно спросила Джудит, смерив ее взглядом, подмечающим каждый изъян: залатанные дырки на ботинках, пятна крови на юбках, растрепанную копну непослушных кудрей. – Разве ты не должна сейчас быть со своими овцами в поле… или где-нибудь в Окраинах?

Иммануэль дернулась. Она подняла руку, чтобы поправить волосы, но вовремя спохватилась и передумала. Сколько ни прихорашивайся, Джудит не перестанет быть жестокой. Она всегда найдет недостаток, к которому можно придраться, всегда уколет обидным словом, заставляя Иммануэль чувствовать себя хуже других.

– И тебе доброго дня, Джудит.

Та не отреагировала на приветствие. Взгляд Джудит переместился с Иммануэль на дверь за ее спиной.

– Откуда ты сейчас вышла?

Иммануэль сделала шаг, пытаясь обогнуть ее.

– Заблудилась.

Джудит крепко, до синяков, ухватила ее за руку, но ее голос оставался таким же тонким и сладким, как и всегда.

– От тебя разит кровью. Ты что, шлялась по катакомбам?

– Нет. Я здесь по делу, – ответила Иммануэль, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– По какому еще делу?

– Это тебя не касается.

Джудит склонила голову набок. На ее губах заиграла улыбка, в которой не было ни капли доброты. Она убрала руку.

– Я знаю, что ты видела нас тогда.

На этом всему бы и закончиться, но Иммануэль чего-то ждала, продолжая стоять в центре холла.

– Считаешь себя самой умной, не так ли? Вздумала мне угрожать?

– Я не понимаю, о чем ты.

– Не считай меня за дуру, прикидываясь невинной овечкой. Я знаю, что ты видела нас той ночью. Тогда ты тоже шпионила за нами, и сейчас снова суешь свой нос, куда не следует.

– Я здесь не затем, чтобы за кем-то шпионить.

Джудит в ответ хмыкнула, а потом рассмеялась в голос. Странно, но с улыбкой на лице она выглядела еще более жестокой, чем с хмурой гримасой.

– Ложь тебе к лицу не больше, чем корсет младенцу, – заявила Джудит и потянула за шнурок на лифе своего платья. – Ты совершенно не умеешь врать, да и нестрашно, если ты таскаешь ириски на рынке или заговариваешь зубы отцу о мальчишке, с которым целовалась за школой. Но мне кажется, ты хранишь совсем другие секреты. Мне кажется, за те грехи, которые ты скрываешь, ты вполне можешь попасть на костер, если не будешь осторожна.

Иммануэль поняла, что Джудит, видимо, не знает об опасности, в которой она находится, и что пророку известно о ее связи с Эзрой. Джудит ни за что не стала бы тратить время, препираясь с Иммануэль в коридоре, если бы сознавала, какие ей грозят неприятности. Эта избалованная девчонка слишком привыкла всегда получать желаемое и теперь не могла и представить, что однажды что-то может пойти против ее воли. Вероятность того, что ее уличат в обмане, казалась столь малой, столь непостижимой, что такая мысль даже ни на минуту не приходила ей в голову.

– Зря ты думаешь, что из нас двоих опасность грозит именно мне.

Впервые на ее памяти – впервые, возможно, за все шестнадцать лет, что Иммануэль была с ней знакома – Джудит выглядела по-настоящему растерянной. На ее лице, чередой быстро мелькающих теней, отразилась целая гамма эмоций, от гнева до страха и сомнения. Она открыла рот, чтобы ответить на предупреждение Иммануэль или, возможно, потребовать объяснений, когда в конце коридора распахнулась дверь. Обе девушки тут же обернулись и увидели, как оттуда вышел высокий бледный мужчина. Слуга, если судить по его грязным сапогам и блузе. В петлице на его ремне висели священный кинжал и небольшой железный молоток чуть длиннее ладони Иммануэль. Единственным, что как-то указывало на его статус, был символ стражи пророка, вышитый в правом уголке на его блузе.

Мужчина улыбнулся им, но в этой улыбке не было и намека на теплоту.

– Прошу прощения, госпожа. Ваш супруг желает говорить с вами.

Джудит перевела взгляд со слуги на Иммануэль, а затем снова на слугу.

– Прошу за мной, – в его голосе зазвучало нетерпение.

Глаза Джудит внезапно наполнились слезами, она задрожала. На один безумный миг Иммануэль захотелось потянуться к ней, словно она могла как-то избавить ее от участи, ожидавшей в конце коридора в лице этого странного, ухмыляющегося человека.

Но тут Джудит двинулась вперед, медленно и тяжело, в то время как бархатные юбки волочились за ней по полу. От Иммануэль не укрылся ужас в глазах девушки, когда она переступила через порог к ожидавшему ее мужчине, а потом она завернула за угол и исчезла.





Глава 14




Мы разбивались, чтобы быть вместе. Мои осколки совпадают с твоими осколками, и то, что от нас осталось, стало больше, чем сумма того, чем мы были раньше.

Из письма Дэниэла Уорда




Иммануэль нашла Эзру у ворот, выходивших к восточным пастбищам. Он стоял рядом с тополем, под сенью которого немногим ранее читал книгу. Здоровой рукой он держал под узду высокого черного скакуна, а раненой – сжимал влажную от крови тряпку, чтобы остановить кровотечение.

– Почему так долго? – недовольно поинтересовался он.

Иммануэль заставила себя оторвать взгляд от его руки.

– Твоя очаровательная госпожа перехватила меня в коридоре. Ей приспичило пообщаться.

– Джудит?

– Да, Джудит, – вдруг вспылила Иммануэль. – А что, всех уже и не упомнишь?

Эзра нахмурился. Он протянул ей здоровую руку и кивнул на телегу.

– Залезай. Отвезу тебя домой.

Иммануэль не сошла с места.

– Что вас с ней связывает?

– Что?

– Тебя и Джудит. Что вас связывает?

– Ничего не связывает.

Иммануэль с трудом сдержалась, чтобы не скрестить руки на груди.

– Я видела, как вы целовались, и не было похоже, что это случилось в первый раз.

Эзра крепче стиснул тряпку, и у него на скулах заходили желваки.

– Нет, не в первый. Но в последний.

Иммануэль знала, что ей пора прикусить язык и оставить в покое Эзру со всеми его грехами. Но потом она вспомнила об этом странном, ухмыляющемся мужчине в коридоре, и о выражении ужаса, застывшем на лице Джудит, когда та шла ему навстречу. Ярость переполнила ее, и слова вырвались наружу прежде, чем она успела себя остановить.

– Зачем вообще было начинать? Девушек сжигали на кострах и за меньшие грехи, чем те, что вы совершали вместе. Мой родной отец сгорел за меньшие преступления.

Во всяком случае, у Эзры хватило совести устыдиться.

– Иммануэль…

– Ты знал, чем это грозит. Ты не мог не знать.

– Знал. Мы оба знали.

– Тогда зачем? – спросила она и указала на его руку. – Зачем рисковать всем?

– Ты не поймешь.

На ум Иммануэль невольно пришли мысли об отце. Она представила их тайные встречи с ее матерью – такие же, как встречи Эзры с Джудит. Она подумала обо всем, что они поставили на кон друг ради друга: свое счастье, свою веру, любую мало-мальскую надежду на будущее.

– Ты прав, – сухо отозвалась Иммануэль. – Мне никогда не понять, как люди могут сознательно причинять боль тем, кого якобы любят.

– Я не люблю Джудит, и она не любит меня. Это не любовь. Это другое.

– Со стороны выглядело иначе.

– Что ж, не всегда все обстоит так, как выглядит со стороны, – протянул он устало. – Знаешь, Иммануэль, если ты искала историю о любви, утрате и разбитом сердце, взяла бы книгу из библиотеки. Между нами с Джудит не было ничего подобного.

– Тогда вообще чего все это ради?

– Закроем эту тему, – он кивнул в сторону повозки. – Поехали.

– Я пойду пешком.

– Нет, не пойдешь, – возразил Эзра и отвернулся, начиная запрягать коня в телегу. Он возился с пряжками, морщась каждый раз, когда приходилось орудовать раненой рукой. – Слушай, я ответил на все твои вопросы, на какие только мог ответить. Я солгал отцу, чтобы провести тебя в библиотеку, нарушив по меньшей мере половину параграфов Вефильских Предписаний. Поэтому, если ты будешь так любезна и позволишь мне проводить тебя домой, я буду тебе за это очень признателен. Тебя устраивает такой вариант или ты предпочтешь, чтобы я встал на колени?

Она обогнула его стороной.

– Я предпочту пройтись пешком.