Глава 37




Подходил ли этот трёхтомник для самостоятельного изучения? Вряд ли составители на это рассчитывали, поскольку сразу несколько просмотренных разделов начинались с предупреждения, что практические занятия непременно должны проводиться под наблюдением преподавателей. «Во избежание жертв». Правда, без уточнения, кто предполагался в жертвы: обучаемые или их окружение. В любом случае преподавателя брать было негде. Не идти же с эти вопросом к Шитову?

— Лизанька, ты же понимаешь, что эти книги нельзя никому показывать? — встревоженно уточнил Юрий. — Даже Звягинцеву. Ему — в особенности. Он непременно всё расскажет Фаине Алексеевне, а она отнесётся к моей тебе помощи без одобрения.

— Разумеется, Юрий Александрович. — Я ему улыбнулась и начала складывать упаковочную бумагу. Как укрыть сами учебники от посторонних взглядов, я уже придумала, осталось убрать следы того, что их вообще сюда приносили. — Как жаль, что я не могу создавать желаемые иллюзии. А то бы вы ушли отсюда с таким же свёртком.

— Я? — удивился Юрий. — Лизанька, я же офицер, я не могу расхаживать по улицам, держа в руках посторонние предметы.

— Урон офицерской чести? — усмехнулась я.

— Разумеется, — несколько недоумённо ответил он. — При военной форме не полагается носить в руках ничего, кроме планшета.

— Экая у вас хрупкая честь, — посетовала я. — Как же вы несли книги сюда?

— Нёс не я, — снисходительно пояснил Юрий. — Лакей отца.

— И вы ему доверили столь ценную вещь?

— А что делать? Не мы выбираем правила. Но мы можем выбрать, куда пойти, — неожиданно сказал он. — Лизанька, приглашаю тебя на прогулку и отказа не приму.

И этак выразительно глянул: мол, в долгу ты теперь у меня, дорогая. В неоплаченном или в неоплатном, это уж как получится.

— Но мне нужно заниматься, — попыталась я увильнуть от немедленной выплаты.

— Магия от тебя никуда теперь не убежит.

— У меня, кроме магии, ещё много заданий из гимназии, — заметила я.

Не то чтобы я собиралась отложить только что полученные книги и взяться за немецкий с математикой, но нужно же показать, что незанятого времени у меня не осталось вовсе. А если и осталось, то не для прогулок с Юрием.

— Вот и я про что, Лизанька. — Он со сноровкой, явно выработанной неоднократными тренировками, подхватил мою руку, поднёс ко рту и поцеловал. Нежно так поцеловал, со значением. — Не бережёшь ты себя. Похудела, осунулась. А ведь ты ещё после нападения не восстановилась.

Руку он отпускать не торопился, прижал к груди и посмотрел настолько выразительно, как умеют делать только котики. И мне почему-то сразу пришло в голову, прилично ли вообще его принимать без Владимира Викентьевича. А то так посидишь на диванчике с гостем раз, другой, а потом окажется, что ты уже скомпрометирована по уши и нужно выходить замуж за этого нелюбителя настойки валерианы. Хорошо хоть двери в гостиную открыты и прислуга если что подтвердит, что между нами ничего не было.

— Юрий Александрович, — сурово сказала я, отнимая руку.

— Лизанька, тебе непременно нужно прогуляться, — не проникся Юрий, — подышать свежим воздухом. — И еле слышно: — И поговорить без свидетелей. Не доверяю я этому дому.

Неужели он узнал, что Владимир Викентьевич подслушивает своих гостей самым беспардонным образом? Или просто хочет меня вытащить на улицу любыми способами? Впрочем, если у Юрия было, что сказать, стоило его хотя бы выслушать, и действительно, лучше не здесь: я тоже не была уверена в том, что сказанное в этих стенах здесь же и останется. Конечно, можно было поставить полог тишины самостоятельно, но это можно сделать и на улице, а Юрию совсем незачем знать о моих умениях.

— Так как, Лизанька, прогуляемся? — продолжил настаивать Юрий лёгким расслабленным голосом. — Здесь неподалёку прекрасный Обский парк, куда пускают только чистую публику. Я выполнил твою просьбу, выполни и ты мою.

— Хорошо, — решила я, хотя и появилась уверенность, что просьба совсем не о прогулке, да и одной просьбой дело не ограничится. — Только книги отнесу.

Книги я не только отнесла, но и набросила на них комплексный отвод глаз Волкова. Вдруг горничная Владимира Викентьевича обладает усиленным обонянием? А так не увидит и не унюхает. На всякий случай для маскировки я кинула на кровать открытый томик из тех, что принесла Оленька. Не думаю, что вещи в моей комнате изучены до мелочей, а значит, могут решить, что эта книга из тех, что принёс Юрий. Она, конечно, одна, а не три, но количество книг горничная всё равно не видела.

Оставляла подарок Юрия я с сожалением, напоследок провела по корешку, чуть задерживаясь пальцем на всех выпуклостях: книга по магии для меня была куда интересней дарителя, даже со всеми его секретами. Как мне кажется, секреты Рысьина такие же пустые, как и он сам, а вот трёхтомник по магии полон именно такими, какие мне нужны.

Но всё же задерживаться не стала, и вскоре мы с Юрием медленно, прогулочным шагом шли по улице. Торопиться было некуда, но и разговор можно было начинать, не доходя до обещанного парка с «чистой публикой». Почему-то при этом словосочетании мозг упорно подкидывал картинку распаренных после бани дебелых матрон, сидящих на скамеечке в ожидании бесплатного представления, которое Юрий способен обеспечить в одиночку. Особенно во втором облике после пары рюмок запрещённой валерьянки.

— Так о чём вы хотели поговорить, Юрий Александрович? И почему этого нельзя было сделать в доме Владимира Викентьевича?

— Ах Лизанька, мне в радость с тобой прогуляться, — промурлыкал Юрий, улыбаясь так, словно только ради этого и вытащил меня из дому.

Погода, конечно, радовала солнцем и небольшим морозцем, но это совсем не искупало неподходящего спутника рядом. С Юрием я не хотела гулять, и он это прекрасно знал.

— Радость может быть очень кратковременной, — сухо намекнула я, — если она окажется не связанной с делом. Повторяю вопрос. О чём вы не хотели говорить в доме Владимира Викентьевича?

— Подумать только, как изменился твой характер, — неодобрительно заметил Юрий. — Любая из твоих подруг была бы счастлива оказаться сейчас на твоём месте.

Ответить предложением пригласить любую из столь запомнившихся ему моих одноклассниц я не успела.

— Рысьина? — неожиданно окликнул меня проходящий мимо Андрей Андреевич. — Надеюсь, вы уже всё прорешали и сейчас гуляете с чистой совестью и сделанными уроками.

— А если нет? — агрессивно спросил Юрий. — Какое вам, собственно, дело до того, как проводит своё свободное время ваша ученица?

— Вы сами сказали, что она — моя ученица. А ученица гимназии должна подчиняться правилам этой самой гимназии, если не хочет иметь неприятностей. Я надеюсь, Рысьина, что вы нашли время, чтобы их прочитать, и не только прочитать, но и запомнить.


Андрей Андреевич явно намекал на мой неудачный поход в синематограф, но Юрий этого не знал и принял за намёк на себя.

— А с каких это пор компания близкого родственника является нарушение правил гимназии? Что это у вас за правила такие? Возможно, мне следует поговорить с княгиней, чтобы Лизаньку перевели в место с более подходящими ей и нам правилами.

Андрей Андреевич неодобрительно покачал головой. Но относилось покачивание не к Юрию, а ко мне: видно, учитель посчитал, что я меняю ухажёров как перчатки. В фигуральном смысле, конечно: перчаток у меня не было, даже бальных.

— Господин поручик, вы же понимаете, что я беспокоюсь о своей ученице. Родственник вы или нет — откуда мне знать? Рысьины не слишком переживали о судьбе этой девушки до недавнего времени.

— Моего слова вам должно быть достаточно, — презрительно бросил Юрий. — Лизанька, идём же, не стоит задерживаться ради пустых разговоров.

Он потянул меня за собой столь усердно, что я еле успела попрощаться с Андреем Андреевичем, чей взгляд я продолжала чувствовать спиной ещё долго. Наверное, считает меня легкомысленной кокеткой. Прогулка вдвоём с Юрием приобрела в моих глазах совсем другое значение.

— Давайте перейдём к не пустым разговорам, Юрий Александрович. А то мне кажется, я уже надышалась на много месяцев вперёд.

— Всё о мнении этого учителишки переживаешь? Да что тебе сделает этот штафирка? — презрительно бросил Юрий. — Они там все держат руку Фаины Алексеевны, а ты нынче в фаворе.

— А потом Фаина Алексеевна решит, что достаточно мной наигралась, и я перестану быть в фаворе, как у неё, так и в гимназии.

— Разве что. — Юрий презрительно хмыкнул. — В одном ты права, Лизанька, на Фаину Алексеевну рассчитывать нельзя, она слишком непредсказуема. Сегодня решает одно, завтра — совсем другое. Поэтому тебе следует держаться нас с папой, — неожиданно завершил он. — Так, продолжим разговор чуть позже.

Мы наконец дошли до парка. Распахнутые кованые ворота приглашали всех желающих, но рядом стоящий городовой со свистком на красном шнурке намекал, что отнюдь не каждый желающий приникнет внутрь. Но парк не пустовал: по центральной аллее прогуливалось довольно много людей, как в одиночку, так и парочками, а ещё с детьми, маленькими и не очень. И дети носились так, что один в меня врезался на бегу и чуть не уронил. Я только охнуть успела, а Юрий меня удержал и свернул на не столь оживлённую дорожку, впрочем, тоже не пустынную. Привела она нас прямиком к катку. Точнее, к будущему катку, поскольку место было огорожено, но пока не готово.

— Пора бы уже и залить, — заметил Юрий, оглядываясь. — Лизанька, тебе нравится кататься на коньках?

— Не помню, — довольно сухо ответила я. — Я не уверена, что вообще смогу на них удержаться. Вы привели меня сюда, Юрий Александрович, чтобы поговорить о зимних видах спорта?

— Не злись, дорогая, тебе не идёт, — хохотнул он и почти сразу посерьёзнел. — Возвращаясь к тому, почему я не стал говорить в доме Звягинцева. Я не уверен, что он не пишет разговоры в доме.

— Каким образом? — невольно удивилась я. — Он же сейчас в лечебнице.

— Магия, — веско сказал Юрий, опять озираясь. — Безопаснее всего вести такие разговоры там, где много людей и речь одних накладывается на речь других. Их не подслушаешь и не запишешь.

И надо же такому случиться, что как раз в этот момент я ощутила совсем слабое касание магии, а чуть повернув голову, заметила плетение в виде слуховой трубки, весьма похожее на то, что использовал Владимир Викентьевич, только куда прозрачнее. Было ли это его рук дело? Не знаю. Я оглянулась, но второй конец терялся на параллельной аллее, и кто отправил сюда плетение, было не видно.

— Этот каток выглядит совсем неромантично, — капризно сказала я опешившему от такого поворота Юрию. — Что здесь смотреть? Вы, Юрий Александрович, обещали, что будет интересно, а пока я ничего такого не вижу.

Я потянула Юрия в сторону и с удовлетворением отметила, что плетение осталось на месте. Наверное, не рассчитано на движущуюся цель, а значит, не будет перемещаться за нами. Мелькнувшую было мысль подцепить одну из нитей магии и разрушить плетение я отбросила: незачем настораживать того, кто сейчас за нами шпионит. А вот устроить сюрприз так, чтобы он не догадался, — запросто.

— Лизанька, ты же знаешь, мои чувства к тебе не изменились, — тем временем восторженно затараторил Юрий, принявший мои слова за попытку повернуть наш разговор вовсе не в деловое русло. — Ты солнце, что освещает тяготы моей жизни. Моя золотая девочка.

Я посчитала, что мы достаточно отошли от подслушивающего конструкта и набросила на нас усовершенствованный волковский полог, после чего остановилась. Было любопытно, выйдет ли на открытое место тот, кто за нами следит, когда поймёт, что потерял объект.

— Юрий Александрович, — укорила я. — Вы уже должны были понять, что на меня ваши красивые слова не действуют. Revenons à nos moutons*. Что именно вы мне хотели сказать втайне от Владимира Викентьевича?

Эта дорожка, хоть и прекрасно вычищенная, была совершенно пустынна. Преследователь не торопился нас догонять. То ли резко потерял к нам интерес, то ли отслеживал не визуально. Последнее тревожило, поскольку наверняка с помощью магии тоже можно как-то определять, где есть интересующая тебя персона. И если всё обстоит так, то является ли полог Волкова достаточной защитой от подобного интереса?

— Эх, Лиза, — вздохнул Юрий, — играешь ты моими чувствами.

На дорожке никто не появлялся, но и посторонней магии я не ощущала. Хотелось определённости, но отнюдь не в отношениях с Юрием, поэтому я лишь невнятно хмыкнула на его слова.

— Фаина Алексеевна слишком много о себе возомнила, — неожиданно жёстко продолжил он. — И если бы просто возомнила, но она совершила ряд поступков, поставивших клан в весьма непростое положение. Лучшим выходом была бы смена главы.

— Как я понимаю, на её место метит Александр Николаевич, — насмешливо уточнила я.

— Лиза, ты совершенно напрасно иронизируешь. Из моего отца был бы прекрасный глава клана. Уж во всяком случае в долги к Волковым он бы не влез, — оскорбился Юрий.

— Предположим, — решила я не обострять разговор. — Но что вы хотите от меня? Вряд ли у меня есть даже право голоса в клане. Или есть, но я об этом не знаю?

— Разумеется, нет, — разбил Юрий мои надежды, презрительно фыркнув. — Кто же даст право голоса несовершеннолетней девочке, к тому же получившей возможность оборота совсем недавно?

— Тогда как я могу повлиять на выборы главы клана? — игнорируя его оскорбительный тон, спросила я.

— Отдать артефакт нам.

Артефакт, опять этот проклятый артефакт, о котором я ничего не знаю и мне не торопятся сообщать хоть что-то! Можно подумать, я на нём сижу и только и думаю, куда бы пристроить с большей выгодой. Правда, желание отделаться есть, но для начала его хотя бы найти надо.

— Лиза, не говори сразу нет. Я понимаю, ты думаешь, что обладание столь значимой вещью придаст тебе статуса. Но это не так. Пока ты им владеешь, ты постоянно находишься в опасности. А я не всегда могу тебя защитить. Я стараюсь, присматриваю за тобой, но у меня есть обязанности, которыми я не могу пренебречь. Отдав нам артефакт, ты избавишься от источника опасности и заслужишь нашу вечную признательность. Признательность будущего главы клана и его сына.

— А Волков мне больше обещал, чем признательность, — усмехнулась я. — Сказал, что могу выбирать: дом в Царсколевске или счёт в банке.

— Волков много чего может пообещать! — вспылил Юрий при упоминании о сопернике. Интересно, вызвал ли Рысьин Волкова на дуэль или посчитал, что если ничего не помнит, то ничего не было, а значит, причины для оскорбления не нашлось? — Не стоит так уж серьёзно относится к его обещаниям. Волковы своего не упустят. Уверен, он собирается получить артефакт даром. С тобой или без тебя — это уж как карта ляжет, Лизанька. Не стоит обольщаться собственной значимостью.

Если у меня были бы какие-то иллюзии по поводу чувств Юрия ко мне, сейчас бы они благополучно развеялись: слишком сильное пренебрежение звучало в его словах. Недопустимое пренебрежение для того, кто собирается заручиться моей лояльностью.

— Видите ли, Юрий Александрович, — высокомерно процедила я, — проблема в том, что у меня нет никакого артефакта и я понятия не имею, что нужно сделать, чтобы он появился. Не осталось никаких указаний. Боюсь, возможность завладеть артефактом пропала вместе с моей памятью, которая, как вам известно, никогда не вернётся.