— Понимаю. Но принять не могу. Почему вы не уйдёте от Рыьиных?
— Голубушка, я же связан клятвой.
— Любую клятву можно обойти. Или почти любую. Вашу же наверняка тоже можно обойти?
— Можно. Я могу выйти, вступив в другой клан. Но не будет ли это хуже, Елизавета Дмитриевна?
Я аж дышать перестала, сразу сообразив, что может получиться.
— А если это будет мой клан, Владимир Викентьевич? — осторожно спросила я. — Я вас ограничивать не буду, но при этом мы освободимся от власти Рысьиной.
Звягинцев рассмеялся.
— Елизавета Дмитриевна, голубушка, я бы с радостью, но всё не так просто. Вы, наверное, не знаете, что создать свой клан вы можете только при уровне силы больше 500 единиц.
Пришлось раскрыть карты хотя бы частично.
— Почему же, знаю. И кроме того, знаю, что нужны ещё двое либо с магией, либо со способностью к обороту. И вот этого третьего нам пока не хватает. Но у меня есть идеи, кого можно заинтересовать.
Целитель молча открывал и закрывал рот, пытаясь осмыслить то, что я ему только что сказала. Наконец решил принять мои возможности как данность, не уточняя детали, и перешёл к обсуждению насущных вопросов.
— Хомяковы не пойдут, — убеждённо сказал он. — Они имеют слишком хорошие позиции для того, чтобы идти под кого-то. Да и что вы им можете предложить? В качестве невестки вы бы их устроили, но как глава клана — никогда. Пётр Аркадьевич довольно амбициозен и ни под кого не прогнётся.
Прогибать Петра Аркадьевича я не собиралась, впрочем, как и кого-нибудь другого. А вот сделать так, чтобы сотрудничество оказалось взаимовыгодным, — это было в моих силах.
— Я говорю не про Хомяковых.
Я загадочно улыбнулась, хотя уверенности у меня не было ни на грош. Но если истерия в газетах продолжится и Соболева потеряет место невесты, тогда появляется один весьма интересный вариант. И этот вариант — не Львов.
Глава 24
План был почти продуман, оставались мелкие детали, требующие доработки и уточнения. Конечно, существенной его частью была библиотека моего деда, но Владимир Викентьевич обещал её доставить как можно скорее и помочь разобраться. Оставалось надеяться, что Фаина Алексеевна не выудит из него больше, чем мы планировали открыть. Но здесь я уж никак не могла повлиять, да и Владимир Викентьевич был куда опытней в общении с главой клана, чем я. Поманеврирует, поманеврирует да и вывернет, куда нужно. Я в него верю. За столько лет должен был научиться. Я проводила Звягинцева до проходной университета и поцеловала на прощание, а он ещё раз пообещал не задерживаться и ушёл бодрой походкой человека, у которого появилась серьёзная цель.
На улице было замечательно. Лёгкий морозец бодрил, а не заставлял кутаться в меха, при одном взгляде на которые меня начинал мучить вопрос: нужно ли будет возвращать их Рысьиным? Впрочем, всё это было не столь важно, да и гулять ради удовольствия мне пока рано.
Вернувшись в лабораторию, я наткнулась на странный взгляд Тимофеева, но ни я не успела его спросить, ни он не успел мне ничего сказать, поскольку практически сразу в лабораторию ввалилась Полина Аркадьевна. Интересно, её соболиная шубка — это намёк на то, как она относится к клану, в который входит Тимофеев? Но поздоровалась она вежливо и вовсе не пыталась выразительно игнорировать заведующего лабораторией, так что, наверное, в данном случае одежда ничего не значила. Да и не может же приличная девушка носить шубки из морских свинок? Подозреваю, что они не очень тёплые…
— Лиза, ты должна помочь, — обрушилась она на меня, как горная лавина на ничего не подозревающего лыжника. — Мы же подруги, значит, обязаны помогать друг другу.
— Сделаю всё, что в моих силах, — осторожно ответила я.
А силы мои не так велики. Даже Поленька должна понимать, что не смогу вручить ей Волкова, аккуратно упакованного в подарочную коробочку и перевязанного синей ленточкой, пусть даже это не противоречит моим собственным желаниям.
— Папа́, то есть Аркадий Владимирович Свиньин-Морской, хочет заказать вам артефакты, — как само собой разумеющееся заявила Поленька. — То есть не для себя, конечно, для армии.
— Нам — это кому? Рысьиным? — опешила я.
— Разумеется, нет, — удивлённо ответила моя новоявленная подруга. — Когда это Рысьины стали сильны в артефактах? Что ты, Лиза, разве я бы могла с такой ерундой тебя побеспокоить?
Предположение, что Полина Аркадьевна откуда-то прознала про методику Седых, не выдерживало никакой критики, тем более что вживляться могли и чужие артефакты, то есть необходимости заказывать их именно у меня точно не было. К тому же я отнюдь не мастер-артефактор, а если вдруг стану, то это случится не скоро.
— Тогда я определённо тебя не понимаю, — твёрдо ответила я. — Кому нам ты хочешь заказать артефакты?
— Так вашей же лаборатории, — уверенно заявила Поленька.
— Право слово, я не знаю, занимается ли наша лаборатория заказами, но если и занимается, то с таким вопрос следует обращаться к Филиппу Георгиевичу, а не ко мне.
— Не занимается, — отметил Тимофеев.
Не то чтобы он прислушивался к разговору, но не слышать, когда говорит Свиньина-Морская, можно, только используя полог тишины, что посчиталось бы невежливым.
— Но вы же делаете артефакты, — развернулась к заведующему лабораторией всем туловищем Полина Аркадьевна, считая меня теперь то ли опорной стеной, то ли моральной поддержкой, но я сразу же попыталась знаками дать понять Тимофееву, что не имею никакого отношения к высказанной идее.
— Мы не столько делаем, сколько изобретаем новые, тестируем в разных условиях и разными способами применения, — пояснил Тимофеев. — У нас изготовление не поставлено на поток, понимаете, Полина Аркадьевна?
— Так нам поток и не нужен. Папа́ хочет с вами договориться о разработке, — гордо ответила Поленька. — Елизавета Дмитриевна поддерживает эту идею. Имейте в виду, только благодаря ей у вас появилась такая уникальная возможность.
Я сделала круглые глаза и отчаянно замотала головой, показывая, что не имею никакого отношения к Поленькиной инициативе.
— А почему Аркадий Владимирович не обратился непосредственно ко мне?
— Папа́ просил меня разузнать для начала, поскольку Лиза у вас работает, а мы с ней дружны и она должна мне помочь вас уговорить. Но так как вы уже согласны, то я скажу папеньке, чтобы прислал вам бумаги. — Она отвернулась от опешившего Тимофеева и звонко чмокнула в щёку ничего не подозревающую меня. — Лиза, была рада тебя увидеть. Встретимся вечером на занятиях.
— Но занятие по контролю было вчера, а сегодня по тонким плетениям, — напомнила я.
На этих занятиях Свиньиной-Морской нечего было делать точно так же, как и на занятиях по контролю, но на вторых она могла хотя бы что-то делать. Точнее, изображать.
— Вот именно, мне ни в коем случае нельзя пропускать, — заявила Полина Аркадьевна и столь же стремительно покинула лабораторию, сколь в неё ворвалась. Только подол шубки хлестнул по косяку, и вот уже мы опять вдвоём с Тимофеевым.
— Но я же не соглашался, — ошарашенно выдохнул он. — Боги мои, Елизавета Дмитриевна, что это было?
— Полина Аркадьевна Свиньина-Морская, — любезно пояснила я, словно у меня спрашивали именно об этом. — Но для меня её появление неожиданность в такой же степени, как и для вас.
— Как вас угораздило с ней подружиться, Елизавета Дмитриевна?
— Познакомиться, — поправила я, чтобы сильно не падать в глазах заведующего лабораторией. — На курсах по контролю за магией.
— Зачем они ей? — удивился Тимофеев. — У неё же нет магии.
— Она рассчитывает, что к моменту, когда магия появится, контроль уже будет.
— С чего бы магии у неё вдруг появиться? — недоверчиво спросил Тимофеев. — У них в роду никого одарённых нет, если мне память не изменяет.
Я только руками развела. Выверты Полининой логики для меня оставались точно такой же загадкой, как и для всех остальных.
— Нда… — протянул Тимофеев, — втравили вы меня, Елизавета Дмитриевна, в неприятности.
— Почему я? Вы сами могли резко отказать Полине Аркадьевне в выражениях, не допускающих двойного толкования. А то она именно ваш вопрос приняла за согласие, знаете ли.
— Да разве я про это? — махнул Тимофеев рукой. — Положим, пришлёт мне бумаги Свиньин-Морской, укажу на невозможность выполнения, и всё. Или если финансирование покажется достойным, а цели интересными, подпишу договор. Я про Соболевых.
— С Соболевыми я вообще дел не имела, — ответила я, чувствуя, как неприятно начало подсасывать под ложечкой. Вряд ли князь разузнал, что я была у него в гостях, а это значит, что пакость пришла со стороны Софии Данииловны.
— С ними не имели, — согласился Тимофеев, — а вот с Его Императорским Высочеством…
— С ним я тоже дел не имела, не имею и иметь не буду, — резко ответила я, чтобы тут же поправиться: — По возможности.
Артефакт-то, как ни крути, придётся возвращать Львовым, для этого с кем-то придётся контактировать, а с цесаревичем у меня практически налажены отношения. Дружеские, разумеется.
— Видите ли, Елизавета Дмитриевна, — невозмутимо продолжил Тимофеев, — в газетах продолжается истерия по поводу Соболевых. Причём не ограничиваются промахами князя, как самыми мелкими, так и достаточно серьёзными. Но особенно сильно проходятся по Соне, то есть Софии Данииловне. Всё идёт к тому, что помолвка, и без того висевшая на волоске, в ближайшее время будет разорвана.
— София Данииловна сделала для этого всё возможное, — заметила я. — Конечно, ей удобно обвинять меня в случившемся, точнее, даже не в случившемся, а в подозреваемом. Ведь помолвку до сих пор не расторгли. Может, и не расторгнут. Попугают, да и оставят.
Тимофеев вздохнул. Тяжело так вздохнул, что я заподозрила: его вздоха хватит и на мои проблемы, которые со вчерашнего дня чуть-чуть подросли. Правда, всей глубины моих проблем заведующий лабораторией не знал, но ему хватило и видимой верхушки айсберга.
— Увы, Елизавета Дмитриевна, почти не приходится сомневаться, что расторгнут.
— В любом случае это меня не касается. Единственное, что касается в отношении императорской семьи — обещание Михаила Александровича похлопотать за меня и за поручика Хомякова.
— Вы его здесь видите? — скептически спросил Тимофеев.
— Его Императорскому Высочеству нет необходимости здесь находиться, чтобы хлопотать за нас.
— Я о поручике, — фыркнул Тимофеев, то ли насмешливо, то ли раздражённо. — Если бы всё было так, как хотелось бы вам представить, он уже был бы здесь. А вместо этого мы видим травлю нынешней невесты цесаревича и восхваление вас. И что из этого следует?
— Что? — нервно уточнила я.
— Что Львовы рассматривают именно вас в качестве замены Софии Данииловне.
— Глупость какая, Филипп Георгиевич! — возмутилась я. — Вы же понимаете, что моим согласием они не заручатся.
Усмешка Тимофеева мне не понравилась.
— Им достаточно согласия Фаины Алексеевны.
— Неужели Львовым нужен скандал на свадьбе? — удивилась я.
— А скандала не будет. Думаете, Фаина Алексеевна не найдёт убедительных доводов?
Поскольку Рысьина до сих пор в отношении меня убедительных доводов не находила, я ответила лишь скептической усмешкой. Того, что реально могло бы послужить рычагом давления, она не знает, а все эти: «Ты обязана», «Это твой долг перед кланом» и т. п. на меня не действуют. Впрочем, Тимофеев наверняка не в курсе этаких тонкостей наших с бабушкой взаимоотношений.