– Что, не спится?
– Нет. – Юлька села на полке и жалобно взглянула на него. – Оля снится. Вчера не снилась, а сегодня каждую минуту.
– Это, милая, теперь долго будет. – Иван Николаевич присел на полку рядом с ней. – Пока сорок дней не пройдет, она часто будет сниться. Потом пореже, но все равно. Тут уж ничего не поделаешь. Если совсем худо станет, можно таблетки попить. К врачу сходите, он выпишет.
– Схожу, – согласилась Юлька.
– Вы вот что, глаза закрывайте, я здесь посижу. Может, получится уснуть.
Юлька послушно зажмурилась. Иван Николаевич взял ее за руку. Его ладонь была теплой и мягкой. Юлька не заметила, как задремала, без кошмарных видений, без снов.
25
Утром их разбудил очкастый проводник.
– Подъезжаем. Кому в туалет и помыться, бегом. Через полчаса все закрою.
Юлька с трудом разлепила глаза и потащилась умываться. Когда она вернулась, ее постель уже была собрана, а матрас закинут наверх. Тетка продолжала храпеть на своей полке. Юлька с благодарностью поглядела на Ивана Николаевича.
– Спасибо вам за помощь.
– Это не я, а вот они. – Он кивнул на сыновей. – Удалось хоть немного выспаться?
– Да, я отлично поспала. Все благодаря вам.
– Ну уж скажете тоже, – возразил Иван Николаевич, но было видно, что ему приятно. – Надо собираться, а то уже подъезжаем. И соседку вашу не мешает разбудить. А то поедет обратно в Москву, да еще и неумытая. – Он потормошил спящую тетку. – Уважаемая, просыпайтесь.
– А… что… – Толстуха резко перестала храпеть и свесилась с полки, обалдело глядя на Ивана Николаевича.
– Сызрань, – спокойно пояснил тот.
– А, приехали, – поняла тетка. – Вы мне вещи снимете сверху?
– Сниму, конечно.
Он так же, как и в прошлый раз, с завидной легкостью стащил вниз чемодан и сумку. Тетка побежала в туалет, на ходу заправляя в штаны необъятных размеров футболку. По коридору прошел проводник, собирая в пакет мусор.
– Сызрань через десять минут.
Он достиг конца вагона, и оттуда послышались крики и брань. Это толстуха рвалась в запертый туалет.
– Сколько шума от нее, – недовольно поморщился Иван Николаевич. – А вы, Юля, учитесь давать отпор подобным особям. Не то вас все время будут гонять по верхним полкам, да и вообще, ущемлять ваши права. Я вот мальчишек учу тому, чтобы уметь постоять за себя. Хамить не нужно, но и в обиду себя давать тоже глупо.
Юлька согласно кивнула. Поезд медленно вплыл на перрон. За окнами замелькали лица встречающих.
– Вот и наша бабушка, – обрадовался Иван Николаевич. Пацаны заулыбались, замахали руками. – Мама моя, – пояснил он. – Ей уже восемьдесят три, а она еще ого-го. Будет следить за моими обалдуями. – Он взялся за чемодан. – Ну, Юлечка, прощайте. Рад был с вами познакомиться. Дай бог, чтобы больше в вашей жизни не было таких трагедий.
– И я рада была познакомиться, – тепло проговорила Юлька. – Здоровья вашей жене. И удачи!
Иван Николаевич кивнул и пошел к выходу. За ним двигались пацаны, у каждого за плечами был большой рюкзак. Толстуха рылась в вещах, загораживая проход своим мощным телом. Образовалась пробка. Пассажиры ругались и ворчали. Юлька, у которой из багажа была лишь маленькая сумка, прошмыгнула вперед и спрыгнула на платформу. Она быстро дошла до автобусной остановки. Ехать было недолго. Минут через пятнадцать она уже стояла у своего подъезда.
– Юлька! – окликнул ее женский голос.
Она обернулась и увидела соседку, тетю Зою, мамину подругу.
– Приехала! – Та обняла ее. – Что там с вами стряслось? Правда, что ль, Светка Ольгу свою завтра хоронит?
– Правда, теть Зой. Убили ее.
– Как же так? – Зоя испуганно перекрестилась. – Ой, девонька, говорила я матери твоей, напрасно ты дочку в столицу отпускаешь. Маленькая она еще, несмышленая. Как в воду глядела! Небось Олька с кем-то нехорошим знакомство свела. Вот и пострадала.
– Ни с кем она не сводила знакомства. Ее дома убили, в своей квартире. Залезли внутрь и напали.
– Вот вам и Москва-матушка. – Соседка снова перекрестилась. – Ладно, ты иди домой, а то с дороги устала небось.
Юлька вошла в подъезд, поднялась на второй этаж и открыла дверь ключом. Она стояла посреди крохотной прихожей, оклеенной обоями в мелкий цветочек, и ее атаковали воспоминания. Сколько времени они с Ольгой провели тут, в этой квартире, играя, делая уроки, обсуждая мальчишек-одноклассников…
Юлька поставила сумку на тумбочку в углу, стянула кроссовки и зашла в единственную комнату. Ее кровать стояла у окна, отгороженная шкафом. Мать спала на диване. Юлька с грустью осматривалась кругом. Ничего не изменилось, все такое же, как и пять месяцев назад. На кровати сидит старый плюшевый медведь, родом из Юлькиного детства. Она спала с ним, даже когда выросла, до самого отъезда. В Москву решила не брать. Мать так и не убрала его, как и книги с тетрадями на маленьком письменном столике у стены.
Юлька зачем-то потрогала переплеты учебников. Затем подошла к старому дубовому шифоньеру и распахнула створки. Вот ее одежда, аккуратно висит на плечиках. Желтое платьице, Юлькино любимое, она ходила в нем на школьные огоньки. Кофточка с паетками, жакет, старые джинсы. А вот Ольгина ветровка – она когда-то давно позабыла ее у них, да так и не взяла. Мать повесила ветровку в шкаф, дожидаться, пока хозяйка соизволит ее забрать. Юлька бережно погладила плащевую ткань. Ей показалось, что она касается Ольгиной руки. На глаза навернулись слезы.
– Оля, Олечка, куда же ты ушла? Как я без тебя…
Хлопнула входная дверь. Юлька привычно вздрогнула и сжалась в пружину, готовая к прыжку. На пороге показалась мать.
– Доченька!
Она кинулась к Юльке и заключила ее в объятия.
– Мамуля! – Юлька спрятала мокрое лицо у ней на груди. – Ты же говорила, что будешь на работе.
– Отпросилась. Какая уж тут работа, когда ты приехала. У меня вся душа изболелась за тебя. Юлечка! – Мать отстранила ее от себя и пристально поглядела в глаза. – Скажи, что с вами произошло? Отчего Олю убили? Ведь не просто же так?
– Просто так, мама, клянусь. Я ничего не знаю. Ничего.
Мать покачала головой.
– Ты уверена, что тебе не грозит опасность?
– Уверена, – соврала Юлька.
Мать вздохнула.
– Ладно. Иди в душ и за стол. Завтракать будем. Я в магазин сходила, купила, что ты любишь…
Как хорошо дома! Старенькая ванная, отделанная самой дешевой плиткой, но аккуратная и чистенькая, привела Юльку в умиление. На полочке стояли три резиновых утенка. Юлька маленькая, когда купалась, непременно требовала их к себе в ванну, наполненную пеной. А вот и ее любимое полотенце, красное, в белый горох, лежит на полке в шкафчике. Пахнет здесь не так ароматно, как у Дениса, но все равно хорошо – свежестью и чистотой. И, конечно, в мыльнице, как всегда, цветное мыльце в виде слоника – это мать обожает покупать фигурное мыло.
Юлька не стала мыться под душем. Быстро наполнила ванну горячей водой, вспенила под струей гель и кинула утят. Затем разделась и бултыхнулась в густую пену. Утята плавали рядом, с шумом втягивая воду в крохотные резиновые дырочки. Юлька смотрела на них и улыбалась. В дверь постучала мать.
– Юль, ты там, часом, не уснула? У меня все готово.
– Сейчас, еще минутку.
Юлька сладко потянулась и слегка приподняла ногу, которая была словно в носочке из белых пузырьков. Затем встала, включила душ и смыла пену. Обернулась в полотенце и так вышла к матери.
Стол ломился от яств. Здесь были и обещанные блины, и рыночная сметана, и сгущенка, а также сыр, докторская колбаска и шоколадные конфеты в затейливой плетеной корзиночке. Мать налила Юльке чаю.
– Кушай, доченька.
Юлька взялась за еду с небывалом аппетитом. Ей было хорошо дома, рядом с матерью. Она только сейчас поняла, как сильно соскучилась по ней, по всему родному, что ее окружало. Мать, точно угадав ее мысли, тихо спросила:
– Может, останешься? Не поедешь никуда? Тут можно в колледж поступить на парикмахера. А то что у тебя? Одни курсы стилистов. После одиннадцатого класса всего два года учиться. Пойдешь к тете Наташе в салон, она тебя возьмет.
Юлька покачала головой.
– Нет, мамуль, не получится.
– Ну как не получится? – начала заводиться мать. – Зачем тебе сдалась эта Москва? Оли нет. Одной тебе собственный салон не поднять. Что делать будешь?
– Работать буду. Там, куда сейчас устроилась. Или, может, найду другое место, получше.
– Чем тебе тут не работается?
– Зарплата не та, – покривила душой Юлька.
Не скажешь же матери про Влада. Про то, что не может она уехать далеко от Москвы, от него. Вдруг все еще срастется у них, он не преступник и вернется к ней.
– Эх, дочка, никогда ты у меня жадной не была, и вдруг зарплата большая тебе понадобилась. – Мать вздохнула. – Ну как ты там одна совсем? Ведь тоскливо, поди? Или завела кого, а мне не говоришь? – Она окинула Юльку цепким взглядом.
Та отрицательно помотала головой. Чужому человеку в поезде она смогла рассказать правду, вернее, полуправду, скрыв от Ивана Николаевича свои подозрения относительно Влада. Но матери нужно было или признаться во всем до конца, или молчать, что Юлька и сделала.
– Эх, доча, темнишь ты что-то, – с грустью проговорила мать. – Чую я, сердцем чую, неладное с тобой творится. Влипли вы с Ольгой в историю. Оттого все и происходит!
Юлька продолжала молчать, уплетая блины.
– Ладно. – Мать махнула рукой. – Ешь. Не буду тебя беспокоить. Просто посижу, погляжу на тебя. Это-то хоть можно, надеюсь?
– Сколько угодно, – рассмеялась Юлька.
Поев, она позвонила тете Свете, узнать, не нужна ли помощь.