* * *
За соседним столом коллега Пита затеял шумный, с перспективой драки, спор о причинах возникновения Зоны, в который, как всегда, быстро вовлеклось полбара. Михея это не удивило. Да тут только ленивый не имеет своей теории. Доктор наук Игорь Артемьев, ученик легендарного академика Яковлева, придерживался превалирующей идеи о флуктуациях информационного поля. Пит же, как истинный физик, эту идею не то чтобы полностью отвергал, но относился к ней скептически. Ни общая теория относительности, ни квантовая механика не предсказывают существования информационных полей.
У Пита была своя логика, основанная на том, что большинство аномалий имеет гравитационную природу. Гравитационное поле, то самое, из-за которого мы притягиваемся к Земле-матушке и при прыжке не улетаем на Луну, с точки зрения общей теории относительности является свойством пространства-времени, проявляющим себя в присутствии материи. При этом общая теория относительности полагает, что пространство-время описывается всего четырьмя измерениями: тремя пространственными (длина, ширина и высота) и одним временным. Только вот общая теория относительности – тоже не последняя инстанция, и по некоторым вопросам она расходится с квантовой механикой. А это значит, ни одна из великих теорий не идеальна и ни одна не может полностью описать всех явлений. Поэтому движемся дальше, в теорию струн, в которой предполагается, что измерений у пространства-времени может быть гораздо больше четырех.
До теории струн Михей еще улавливает нить, а вот из дальнейшего он понимает немного. Только то, что теория струн может как-то помирить конфликтующие между собой общую теорию относительности и квантовую механику. И самое главное, если у пространства-времени больше четырех измерений, то можно предположить, что аномалия – это результат гравитационной волны, в результате которой другие измерения, неизвестные и непонятные нам, проникают в наш трехмерный (а с учетом времени – четырехмерный) мир.
Гравитационные волны уже доказаны и даже зафиксированы учеными. Они возникают в космосе при слиянии черных дыр огромной массы и представляют собой возмущение пространства-времени. Значит, если у пространства-времени больше четырех измерений и они возмущены гравитационной волной – другие измерения могут «подменить» наши и создать аномалию. А уж вид аномалии зависит от того, какое из измерений возмущено.
Михей и Стэн, переглядываясь, оценили, сможет ли сегодня теория струн примирить не только теорию относительности с квантовой механикой, но и разбушевавшихся ученых, сталкеров и прочих умников со своими идеями. Стэн, усмехнувшись, направился к выходу, а Михей остался защищать теорию Пита и его самого – им завтра в Зону желательно здоровыми идти.
Глава 2
Перед пробуждением Адаму снился тревожный сон. Он в больнице, с виду все как обычно: койки, больные, медсестры. Но его охватывает ощущение опасности и ожидание надвигающейся беды. Все из-за высокого человека в белом халате. Стоя спиной, он говорит что-то настолько чудовищное, что Адам готов задушить его голыми руками…
Он очнулся. Память не вернулась, но паники больше не было. Он чувствовал – это временно, рано или поздно он все вспомнит. Сейчас главное – выжить. Адам припомнил последние события – как ударился о козырек и упал с двухметровой высоты. И как удачно упал! Прямо к «родниковому сердцу», и похоже, оно уже начало действовать. Боль не была такой ужасной, а кроме того, он ощутил ноги. Отжавшись здоровой рукой, он приподнял верхнюю часть туловища, подтянул противоположное колено к животу и встал на четвереньки. Второе колено было разбито, поэтому подняться в полный рост не получалось. Зато теперь можно сидеть, привалившись к стене. Он приложил «родниковое сердце» к колену и сразу почувствовал в нем приятное покалывание. Что ж, на восстановление уйдет много часов.
По-видимому, он находился в отключке не так уж долго. Потому что кролики не ушли, а переместились из-за угла поближе к нему и наблюдали. Существа сидели на задних лапах, приподняв туловище на манер сурикатов. Жирные лысые животы, пересеченные синими прожилками, свисали почти до земли, узловатые пальцы на передних лапах слегка подрагивали. Уродцы оценивали, когда можно приходить на ужин.
Теперь Адам испытывал сильную жажду, и его жизнь зависела от того, как быстро он сможет добраться до воды и еды. Добыть их в его состоянии было негде, а выжить хотелось. Даже не просто хотелось, а надо было. Он интуитивно чувствовал, что должен сделать что-то очень важное, хоть это важное и ускользало от него пока. Значит, нужно утолить жажду любой ценой.
Крупный кролик напротив начал чесаться. Вся плоть его заколыхалась, извергая миазмы, как бурдюк с протухшим бульоном. Это навело Адама на мысль, показавшуюся отвратительной, но ничего другого не оставалось.
Он приказал большому кролику напасть на своего меньшего сородича. Сытый мутант пробовал сопротивляться, и Адам, поморщившись, усилил воздействие. Кролик бросился на напарника, тот от неожиданности перевернулся на спину, суча облезлыми лапами в воздухе и необдуманно подставив нападающему беззащитное брюхо. В следующее мгновение оно было вспорото острыми как ножи зубами бывшего товарища, и победивший кролик потащил добычу к Адаму, оставляя на пыльном асфальте красную полосу крови и волоча выпавшие органы.
Как ни мерзко это было, но Адаму пришлось перекусить животному шейную артерию и напиться гадкой жижи, благо кровь у кролика оказалась не слишком густой и соленой. Оставшийся в живых мутант смотрел на человека с ненавистью, готовый броситься на проклятый двуногий «ужин», который превратил его сородича в собственный обед. Тогда Адам отбросил труп и заставил кролика оттащить его настолько далеко, насколько мог удержать под контролем сознание мутанта. Затем он заполз за стеклянные двери метро, убедился, что в вестибюле ему ничто не угрожает, и снова уснул.
* * *
В четыре утра, в понедельник, ровно через неделю после того, как в ходку отправилась Юля с подругой, Ирина вошла в лабораторию Пита. Это было просторное помещение, занимающее два этажа под землей, бронированное со всех сторон. Над землей располагался только небольшой холл, где дежурил охранник. Подземная часть здания была защищена от возможного подкопа стенами из непробиваемых материалов, а снаружи, кроме охранника, вход в лабораторию охраняли хитроумные ловушки. Внутри царил полумрак, ученый не стал включать освещение на полную мощность. Металлические стеллажи с артефактами слабо поблескивали, отражая свет экрана ноута, на который Пит скачивал информацию о последних изменениях Зоны. Ни Михея, ни Стэна не было, зато ее чуть не сбил с ног Лаки, исходящий дружелюбием.
– Повели очередного попадальца, – ответил Пит на немой вопрос Ирины. После нескольких лет совместной работы они понимали друг друга без лишней болтовни. Ночью незадачливый сталкер пытался пролезть в лабораторию, несмотря на заграждение из колючей проволоки и светящиеся в темноте предупреждающие таблички. Хотел поживиться лабораторными артефактами на халяву и попался. Охранник рассудил, что безопаснее не трогать нарушителя, и оставил разборки на начальника. Ловушка была сделана из тех самых «розовых очков», которые в свое время чуть не убили Пита. Он нашел способ нанести их тонким слоем на ленту камуфляжного цвета и выложил по периметру. Слой был настолько тонким, чтобы наступивший на нее, хоть и не мог двигаться, начисто лишался меркантильных интересов и был настроен излучать вселенскую любовь, но окружающий мир слегка воспринимал. Такому герою делали хороший укол снотворного и передавали военным.
Пит уже был готов к выходу – одет в камуфляж из тонкого, легкого материала, при этом функционально вполне заменяющего бронежилет. Свою команду он обеспечил такими же. Летом ходить в них одно удовольствие. Все-таки быть ученым означало иметь свои преимущества.
На столе лежали два автомата АК-12, пара легких пистолетов «Глок», в углу стояла снайперская винтовка типа «Орсис» Т-500. Ирина сразу поняла, что Пит выбрал самое легкое по весу оружие из своего арсенала. Значит, понесут что-то еще. Она не стала уточнять, по форме рюкзака научного руководителя было ясно, что в нем большой контейнер и, кажется, даже удерживающая система для аномалий. Разумеется, просто так Пит ничего не делает. Но лучше так, чем совсем без него.
– Ты с пистолетом пойдешь, – сказал Пит, – и поведешь Лаки. Взяла вещи?
Черный пес при упоминании своего имени лениво вильнул хвостом. Ирина принесла футболки сестры и подруги, чтобы он смог взять след.
Послышался шум спускающихся шагов, это возвращались лаборанты.
– Ну и жара, – сказал запыхавшийся Михей, на долю которого выпало не меньше трех четвертей веса неудачливого мародера. Действительно, уже почти месяц июльский антициклон не желал покидать столицу, и даже ранним утром было душно. Команда распределила по рюкзакам патроны и провиант и выдвинулась в рассвет.
* * *
Они цепочкой шли по узкой полоске леса вдоль МКАД. Впереди Пит с детектором, за ним Стен, затем Ирина с Лаки, Михей замыкал.
Перед девушкой равномерно болтался из стороны в сторону собачий хвост, было тихо и пока еще не слишком жарко, легкий пистолет не тяготил. Зеленые деревья уютно шелестели кронами. Впервые за несколько дней Ирина позволила себе ни о чем не думать. Вернее, мысли крутились в голове бесконтрольно, сами по себе.
Вспомнился ее день рождения в семнадцать лет, когда все еще было хорошо. Отмечали его на даче в Подмосковье. Собралась вся их улица – шумные веселые соседи, с которыми всегда дружили. Юльке тогда только исполнилось четырнадцать, и на дне рождения были сразу три ее ухажера. Рыжеволосая и голубоглазая, стройная, обещающая остаться не слишком высокой, она перетягивала на себя внимание гостей, балагурила, шутила – очаровывала.
– Мы как Скарлетт и Мелани из «Унесенных ветром», – умничала Юлька. – Я Скарлетт, а Ирка – Мелани. Такая правильная и строгая к себе, преданная своей второй половинке, только вторая половинка у нее не муж, а наука!
Ирина усмехнулась. Да, себя Юля правильно увидела, такая она и была – Скарлетт О’Хара, веселая, взбалмошная, решительная и упертая, всегда в сопровождении воздыхателей и всегда добивающаяся своего. Собиралась стать журналисткой. Только вот Ирину она не смогла прочитать. Никто не смог. Почему романтичная девочка, любившая стихи, вдруг в десятом классе замкнулась и занялась физикой, да так, что больше ничего вокруг себя не видела, – никто не мог понять. Родители беспокоились: дочь забывала поесть за своими занятиями. Другие девочки играли в компьютерные игры, сидели в соцсетях, встречались с парнями – а Ирина читала продвинутые учебники по физике, научные статьи и диссертации, которые находила в интернете и в библиотеках. На вопросы отвечала неохотно, говорила: «мне это интересно», и все. Забросила подруг, рассталась с парнем… Родители пытались ее расшевелить, водили в театры, на концерты и выставки. Она послушно ходила, но в глазах читалось что-то отвлеченное, как будто и картины, и музыку она теперь воспринимала через призму своего увлечения. Водили к психологу, хотя, собственно, жаловаться было не на что. «Ваш ребенок не сидит в соцсетях, а увлекается делом. Радуйтесь, вам сильно повезло», – говорили им. Потом она поступила на Физтех, и от нее отстали.
В тот страшный день харма Юлька приехала к ней в Долгопрудный. По этой счастливой случайности они обе остались живы. А родители… Они были в Москве, когда внезапно начали появляться аномалии и мутанты на улицах. Мама ехала в метро – последняя эсэмэс от нее пришла оттуда: «Привет! Как дела? Застряла между «Тимирязевской» и «Дмитровской», стоим уже 15 минут. Душно». А через несколько минут отец написал: «Девчонки, в Москву пока не приезжайте. Тут что-то странное происходит. Ира, смотри за Юлей». Потом была эвакуация, слезы, толпы потерявших и потерявшихся… Родителей найти не удалось, как Ирина ни искала. Пришлось учиться жить без них. Без маминой улыбки, без советов отца. Осталось лишь его последнее напутствие: «смотри за Юлей». Она смотрела-смотрела, да и не…
– Стоять! – скомандовал Пит всем, включая Лаки.
Глава 3
Юля проснулась от какого-то шороха. Да, это Маруся. Пришла на завтрак, значит, уже утро. Уже который день Юля сидела в темной сырой комнате без окон, освещавшейся только тусклой лампочкой Ильича под потолком. Высоко, не достать. Спала на вонючем горбатом матрасе, получала кашу на воде два раза в день и ходила в парашу. А настоящей хозяйкой этой камеры была крыса. Юля боялась крыс. Но что делать, крыса ходила по камере свободно, подходила к Юле, пока та ела, и смотрела на нее своими глазками-бусинками, намекая, что надо бы делиться. Чтобы не сойти с ума от страха и отвращения, пришлось знакомиться. Юля назвала крысу Марусей, стала с ней разговаривать и кормить из своего пайка. Животное отнеслось к жиличке доброжелательно, так что теперь они вроде как друзья.
Два раза в день ее кормили и ставили чистое ведро. Это происходило примерно так, как в зоопарке чистят клетки животных. Она отходила к противоположной от параши стене, с потолка опускалась решетка, отделявшая ее от уборщика, он делал свою работу. В первый день заточения, когда голос из-за двери приказал ей перейти в другую часть камеры, она не двинулась с места и поплатилась: из отверстия в стене на нее хлынула направленная струя ледяной воды. Мокрый матрас заменили только на следующий день. Теперь Юля стала послушной, ведь шансы выжить больше у здоровой девушки, чем у больной.
И ведь она сама сюда пришла, в эту камеру. Они с подругой искали артефакты в районе Маяковки, когда неожиданно увидели какого-то человека. И в тот же миг, по-видимому, попали под пси-воздействие. Хотя она готова была поспорить, что антенны против пси у них были включены и детекторы молчали. Он показался таким привлекательным и таким желанным, прекрасным – как ангел. Обе они готовы были сделать что угодно, лишь бы он обращал на них внимание. Он позвал их, и они побежали. Он завязал им глаза, и девушка со стыдом вспоминала, что пыталась поймать и поцеловать его руку, так приятны были его случайные касания. Она помнила, что они спускались на лифте, значит, сейчас они под землей. Светка, скорее всего, сидит где-то неподалеку. Юля пробовала кричать, но кричать не разрешалось. Иначе – ледяное купание. От нее пока ничего не требовали, только послушания. Все три дня она находилась в полной неопределенности относительно своей дальнейшей судьбы и сейчас пришла в то состояние, в котором любое разрешение ситуации было лучше, чем неведение.
Этим утром уборщик не принес еды. Поменял ведро и ушел. Юля хотела было крикнуть ему, но вспомнила про холодный душ и не стала. За что и была вознаграждена: через несколько минут в камеру вошел человек в белом халате. На вид ему было около сорока, подтянутый, внимательные карие глаза, посаженные близко к большому длинному прямому носу, аккуратно стриженный ежик на голове, баки и голливудская бородка придавали ему сходство с фокстерьером. Он принес с собой стул, удобно сел и приветливо улыбнулся. Девушка отметила, что решетку не опустили, значит, снаружи есть охрана, которая при необходимости немедленно среагирует.
– Итак, Юлия Сергеевна, рад познакомиться. Прошу прощения за негостеприимный прием, но, смею заверить, вашей жизни ничто не угрожает. Кстати, сегодня понедельник. Начнем новую жизнь с понедельника, так?
– Кто вы такие и что вам нужно?
– Не могу вам ответить. Сейчас вы еще не готовы к этой информации. Но зовите меня Профессор. Мы с вами будем беседовать, и от результата этих бесед зависит рост вашего благополучия. Но в любом случае вашей жизни ничто не угрожает, – повторил он последнюю фразу.
Юля молчала, и Профессор продолжил:
– Я прошу вас сегодня отказаться от еды и воды. Это для вашего блага, вы никак не пострадаете. Завтра мы вас накормим, обещаю.
– Готовите меня для каких-то опытов? – с ненавистью спросила она.
Профессор грустно улыбнулся и направился к выходу.
– Для Маруси еду мы принесем. Негоже, чтобы страдало невинное животное, – и он вышел.
* * *
Это посещение дало пищу для размышлений. Первое: если бы ее собирались убить, не стали бы присылать Профессора. Он сказал: «будем беседовать». Это дает надежду на то, что в запасе у нее есть по крайней мере несколько дней. Что ж, побеседуем. Второе: они ее прослушивают, и, возможно, где-то вмонтирована камера. Потому что знают о Марусе. Что она наговорила крысе за эти три дня? Кажется, рассказала обо всем, вот дурочка. О сестре, о группе Пита и что ее наверняка станут искать. А еще о своем отношении к похитителям. Об этом пусть знают. Юля не стеснялась в выражениях на их счет.
Третье: почему нельзя есть и пить? Возможно, ее готовят для опытов. Будут ли они неопасными? Это вряд ли. Но не смертельными, иначе зачем приходил Профессор. Возможно, от них будет какой-то отсроченный эффект, и нужно, чтобы она была спокойна?
Ее размышления были прерваны. Зашел уборщик с подносом, поставил его на стул, оставленный в камере Профессором, и спокойно вышел. В какой-то момент он повернулся к девушке спиной, один, без оружия, слабый и худой. С подноса пахло свежим хлебом. Юлю осенило: это проверка на послушание. Она спокойно сидела на своем тюфяке, не пытаясь напасть на рабочего. Она не попадется на эту удочку.
Разумеется, Юля знала о стокгольмском синдроме. Когда захваченная жертва начинает идентифицировать себя с захватчиками, принимает их идеи – так человек реагирует на сильный стресс. Жертва надеется, что террорист будет снисходителен, если безоговорочно выполнять все его требования, – это естественно. А еще лучше самой жертве перейти на сторону террориста, заработать его одобрение и покровительство – так еще надежнее, так психика пытается дать человеку шанс выжить. Но к стокгольмскому синдрому склонны не больше десяти процентов людей. Ее хотят проверить – хорошо, она будет казаться послушной. Она готова на все, что даст шансы вырваться отсюда, когда появится возможность. Пусть считают ее склонной к синдрому.
Она сказала Марусе, что Профессор вполне внушает доверие. Покрошила ей ароматный хлеб и поставила на пол стакан с молоком. После пяти дней жидкой кашки ароматный хлеб и чашка молока казались пищей богов, но Юля без колебаний отказалась от них. Животное не заставило долго себя ждать и с благодарностью умяло хлеб. Молочко крыса пила постепенно, в течение всего дня, вызывая голодные спазмы у девушки. Тогда она еще не знала, что на следующий день к ней в камеру никто не придет.
* * *
– Стоять! – скомандовал Пит всем, включая Лаки.
За своими думками Ирина совсем не заметила дороги. Только они вышли из пролеска в промзону, как сзади послышался шум погони. Михей сразу толкнул девушку себе за спину. Лай и топот стремительно приближались. Собачья стая гнала кого-то по лесу, и через мгновение мимо них пролетел черный кот. Он резко остановился всего в метре от большой аномалии, раскинувшейся на асфальте в виде лужи, похожей на разлитую ртуть. Вещество слегка шевелилось, тянуло к биомассе свои щупальца. Иногда они даже отрывались от лужи и ползли несколько сантиметров самостоятельно, но потом, словно опомнившись, возвращались в лоно аномалии, как неразумные дети к матери.
Выбежавшие за котом псы обступили жертву. Рыча и вздыбив шерсть, они начали сужать полукруг, так что коту ничего не оставалось, как пятиться к луже. Собак было четверо. Большие, размером с пони или осла, злобные животные. Шерсть у них сохранилась в основном на спине и загривке, бока ввалились. Кожа серо-коричневого цвета покрыта язвами и струпьями, глаза гноились. В общем, вид у них был неухоженный.
Лаки тоже вздыбил загривок и тихонько зарычал. Вожак стаи мельком взглянул на него, оценивая противника. Михей и Стэн вскинули автоматы.
Неожиданно одна из собак как будто против воли начала движение к луже. Шаги были какими-то дергаными, вымученными, словно животное сопротивлялось, но поделать ничего не могло. Аномалия потянула к нему свои усики, охватила сначала лапы, потом забралась выше, выше, и вот уже весь пес оказался покрыт слоем серого тягучего вещества, сквозь которое донесся его приглушенный предсмертный вой. Ломая животному кости, аномалия слепила из него шар, который затем резко сжался еще в несколько раз. Шар этот на мгновение завис в воздухе, потом шлепнулся в лужу и растекся по ней, образуя волны. Из-за этого лужа немного вышла из берегов и стала еще ближе к коту.