– Выбор есть всегда.

Он обхватил горло Алисы и сдавил его. Роме отчаянно хотелось броситься на него, оттолкнуть своего друга, который душил его сестру. Он знал, что делает Маршал, знал, что это необходимо, но все равно его тянуло кинуться на защиту Алисы.

Она перестала вырываться. Маршал отпустил ее горло сразу, отдернув руки, будто от огня, затем пощупал пульс и кивнул.

– Она в порядке. Просто отключилась.

С гулко колотящимся сердцем Рома поднял свою сестренку с пола так, будто она ничего не весила. Оглянувшись, он увидел, что склад почти пуст. Куда, черт возьми, подевался его отец?

– Пошли, – бросил он, задвинув эту мысль подальше до лучших времен. – Нам надо доставить ее в ближайшую больницу.





* * *


– Пустите!

Рома молотил кулаками по двери, она ходила ходуном, но держалась крепко. Врач за стеклом качал головой, говоря ему идти обратно в приемный покой, где было велено находиться остальным Белым цветам.

– Теперь ею займемся мы, – сказал врач, когда они доставили сюда Алису. Эта больница была меньше, чем некоторые особняки на Дороге Бурлящего Колодца, ее размеры едва дотягивали до размеров дома, который какой-нибудь коммерсант-англичанин мог бы купить для своей любовницы. Но других вариантов у них не было. Никто не знал, как долго продержится Алиса, так что они не могли рисковать. Нельзя было везти ее из Наньши в центр, даже если эта убогая больница была построена для оказании помощи при несчастных случаях, которые часто происходили на здешних производствах. Даже если, по мнению Ромы, ее усталые врачи были не очень-то компетентны.

– Не давайте ей прийти в сознание, – потребовал Рома, передавая им Алису. – Ей нужны кислород, питательный зонд…

– Мы должны привести ее в чувство, чтобы понять, что с ней, – возразил врач. – Мы знаем, что делаем…

– Это не обычная болезнь, – заорал Рома. – Это помешательство.

Врач сделал знак медсестрам вытолкать Рому за дверь.

– Не смейте, – предостерег он, но они оттеснили его на шаг назад, потом на два шага. – Нет, стойте. Не смейте…

Но они уже выставили его за порог и заперли дверь.

И теперь он в последний раз ударил по этой двери кулаком, а затем повернулся, ругаясь на чем свет стоит. Он дернул себя за волосы, потом за рукава, подергал за все вокруг просто затем, чтобы чем-то занять руки и сдержать свой гнев. В таких местах, находящихся далеко от центра города, где люди получали мизерную плату, всегда было так – бандиты не внушали им страха.

– Рома!

Рома зажмурил глаза, судорожно выдохнул воздух, затем повернулся к своему отцу.

– Что все это значит? – резко вопросил господин Монтеков. Он явился сюда в сопровождении пятерых людей, и они все ввалились в это тесное пространство. – Как это случилось?

Рома уставился на облупившуюся краску и трещины на потолке, мысленно считая до десяти. Эта больница не была похожа на ту больницу во Французском квартале, которую финансировали Алые и в которую его привела Джульетта, но и та, и эта, каждая по-своему, разваливались на куски.

– Почему ты стоишь столбом? – продолжил господин Монтеков и поднял руку, чтобы костяшками пальцев ударить Рому по голове.

Это окончательно вывело его из себя.

– А какого черта так долго мешкал ты сам?

Господин Монтеков сощурил глаза.

– Попридержи язык…

– Алиса умирала, а ты просто стоял и смотрел на реакцию Алых? Ты обалдел?

Один из людей отца оттолкнул Рому, когда он подался вперед и оказался слишком близко от главаря их банды. Возможно, дело было в его взгляде или в ярости, прозвучавшей в его словах. Как бы то ни было, должно быть, в нем увидели угрозу, поскольку по знаку господина Монтекова гангстер-телохранитель приставил к его горлу нож, чтобы он отступил.

Но Рома не сделал ни шагу назад.

– Давай, режь, – сказал он.

– Ты выставляешь себя дураком, – прошипел его отец. Представление, устроенное Ромой, явно вызывало у него неловкость, и Роме это доставляло извращенное удовольствие.

– Если я дурак, избавься от меня. – Он раскинул руки. – Пусть вместо меня эту историю с массовым помешательством расследует Дмитрий. Или того лучше, почему бы ею не заняться тебе самому?

Господин Монтеков не ответил. Будь они сейчас одни, его отец орал бы на него, бил бы руками по окружающим предметам, грохотал так, чтобы заставить Рому вздрогнуть. Ему нужно было не послушание, а безоговорочное признание его власти.

Но Рома уже закусил удила.

– А, ну да, ты, разумеется, слишком занят, а у Дмитрия есть дела поважнее, ему надо обхаживать важных особ. А может… – Рома заговорил тихо и нараспев. – Может, у вас с Дмитрием не хватает духу подойти достаточно близко к тем, кого сразила болезнь. Вы больше боитесь за себя, чем за наших людей.


– Ты…

Из-за запертой двери донесся ужасающий вопль, и Рома резко повернулся, не обращая внимания на нож. И, достав из кармана пистолет, он принялся стрелять в стекло, пока оно не обрушилось и он не смог отпереть дверь изнутри.

– Алиса! – завопил он, распахнув дверь. – Алиса!

Он ворвался в отделение неотложной помощи, прикрывая глаза от яркого света. Но никто здесь не стал возражать. Все руки держали корчащуюся Алису, пока врач вводил в вену на ее шее шприц. Она затихла.

– Что вы сделали с ней? – заорал Рома, бросившись к сестре. Он отодвинул прямые светлые волосы, упавшие ей на глаза, и проглотил застрявший в горле ком. Ее бледные полупрозрачные веки дрогнули, но не открылись.

Врач, тот самый, который уверял его, что его сестре ничего не угрожает, кашлянул, смущенно прочищая горло. Рома смотрел на него, едва сдерживая гнев.

– Мы сделали ей инъекцию, чтобы ввести в искусственную кому. – Врач сжал губы и принялся усиленно чесать лоб, как будто пытался тем самым рассеять туман в голове. – Я… мы… – Он опять кашлянул. – Мы не знаем, что с ней. Она должна оставаться без сознания, пока не найдется средство, которое бы исцелило ее.





Глава восемнадцать




Благодарно помахав бармену и покинув бар, Рома спускался по лестнице, но мыслями он оставался в больничной палате, где, погруженная в искусственную кому, лежала его сестра с руками и ногами, пристегнутыми к койке, чтобы она не смогла убить себя.

– Я не сдамся! – взревел он, и его с новой силой охватил гнев. Чувствуя, как бурлит кровь, он перескочил через последние ступеньки и с громким стуком приземлился на половицы.

Обустройство этого подземелья под баром обошлось его отцу в кругленькую сумму несколько лет назад. Здесь пахло потом и мочой, электрические светильники на низком потолке мигали, и вокруг раздавались крики. Одного взгляда на огороженный канатами ринг в середине подземелья было достаточно, чтобы понять, что тут крутятся немалые деньги. Неудивительно, что затраты господина Монтекова на эту арену окупились всего за несколько недель.

– Неужели вам больше нечем заняться, кроме как торчать здесь?

Рома плюхнулся на стул, стоящий за одним из столиков, предназначенных для зрителей, и уставился на чашки, стоящие перед Венедиктом и Маршалом.

– Вот и я о том же, – отозвался Венедикт.

– Обещаю, что это последний раз, – сказал Маршал и тут же заорал: – Да что это с тобой? Хватай его за ноги!

Толпа, окружившая ринг, разразилась приветственным ревом, когда проигравший упал, а победитель потряс кулаками.

– Слабак, – буркнул Маршал, отведя взгляд от ринга.

Рома с досадой взял чашку, стоявшую перед Венедиктом, и понюхал ее. Кузен вырвал ее у него.

– Это не для тебя, – бросил он.

– Водка? Вы что, пьете водку из чайных чашек?

– Это придумал не я.

Маршал подался вперед с хитрой ухмылкой на лице.

– Не ругай своего кузена. Это была моя идея.

На ринге начинался следующий бой. Зрители, держа в руках деньги, подбежали к женщине, которая мелом отмечала счет, и принялись делать ставки.

Рома не очень удивился, когда следующим на ринг вышел Дмитрий Воронин. С него станется все свое свободное время проводить в этой грязной, вонючей дыре. Рома же старался избегать этого места и спускался сюда, только когда дело не терпело отлагательств, как сейчас.

– Я только что говорил с отцом у нас дома, – сказал Рома, отвернувшись от ринга, чтобы не видеть, как Дмитрий потрясает кулаками и скалит зубы, разогревая толпу. – Помешательство перестало его интересовать. Он думает, что его можно переждать, что Алиса просто придет в себя, когда ей надоест пытаться разорвать себе горло.

Это была полуправда. Господин Монтеков и впрямь больше не хотел продолжать расследование истории с массовым психозом, но дело было не в отсутствии интереса. А в том, что Рома задел его за живое. Его бездействие представляло собой наказание. За то, что Рома обвинил своего отца в трусости, тот решил показать ему, насколько он может быть труслив, оставив Алису умирать.

– Он идиот, – буркнул Маршал. – Не обижайся.

– Я и не обижаюсь, – пробормотал Рома. Похоже, его отец не понимает, что нельзя руководить бандой мертвых бандитов. Господин Монтеков был слишком уверен в себе, хотя по большей части это было всего лишь самомнение. Наверное, он воображал, что в худшем случае он сможет просто помериться силами со смертью и вернуть свое.

– Я должен что-то сделать. – Рома сжал голову руками. – Но что? Разве что завалить деньгами лабораторию, чтобы у Лауренса было больше ресурсов для работы над лекарством…

– Постой, – перебил его Маршал. – Зачем ждать, когда Лауренс разработает средство от этой напасти, начав работу с нуля, если на улицах болтают о каком-то малом, у которого уже есть лекарство? Мы могли бы украсть его и…

– Откуда мы знаем, что это лекарство работает? – вмешался Венедикт. – Если ты толкуешь о том типе, которого зовут английским словом Ларкспур, то, по-моему, он просто шарлатан.

Рома кивнул. До него тоже доходили эти слухи, но наверняка это чепуха – всего-навсего способ нажиться на панике, охватившей Шанхай. Если механизм этого помешательства непонятен квалифицированным врачам, то как какой-то одинокий иностранец мог придумать средство, излечивающее его?

– Нам по-прежнему надо доставить к Лауренсу человека, которого поразила эта зараза, но который жив, – заключил Рома. – Но…