– А то я не помню, – усмехнулся Мишка. – Чай, табак, иголки, порох, свинец, капсюли, вот только водки не повезу. Не обессудь.

– Не надо водки, – кивнул хант. – За водкой пускай тот идет, кому она надо. Мне еще мука нужна.

– А что за меха? – спросил парень.

– Соболь есть, куница. Лиса. Песец. Все есть. Женщины все выделали, мех добрый, ровный. Приедешь, женщины с тебя мерку снимут, станут новую одежду шить. Старая уже маленькая. Ее мой младший носит.

– Они тебе даже одежду шьют? – удивился окончательно сбитый с толку Савва.

– А чего удивляться? – пожал Мишка плечами. – Я им торговать помогаю. А они меня охоте учили да зимой кровом делились. Купцы хитрят. Они хантам честной цены не дают. Вот и приходилось мальчишке из себя великого охотника изображать. Но должен признать, охотника из меня они и вправду сделали. Так, как они, никто по следу ходить не умеет. Да тайгу они слышать умеют.

Все это Мишка начал вспоминать, когда на месте будущей заимки впервые появился Торгат. В голове парня словно шлюз открылся. Да и вообще это место влияло на Мишку каким-то странным целительным образом. Вкалывая как ломовая лошадь, он умудрялся выспаться за несколько часов, а тело отзывалось на серьезные нагрузки легким нытьем и ростом мышц. Его нельзя было назвать атлетом, но под гладкой кожей перекатывались серьезные бугры.

Ко всему прочему, закончив с авральной стройкой, Мишка снова вернулся к тренировкам. Растяжка, отработка ударов. В общем, все, что требуется толковому рукопашнику. Пришлось также снова нарабатывать навыки пользования холодным оружием. Каждый день в течение часа он бросал ножи в срез полена диаметром в ладонь. Савва, глядя на его тренировки, только растерянно головой крутил и однажды, не удержавшись, проворчал:

– С таким умениями тебе только в пластунах место, а не на охоте.

– Вот уж чего я точно не хочу, так это в армии служить, – скривился Мишка.

– А чего так?

– Да чтобы каждая благородная сволочь меня по морде хлестала?! Да я ж его голыми руками на клочки порву, – зашипел парень разъяренной коброй.

– Сам говорил, война будет. Объявят призыв, и пойдешь, – пожал грек плечами.

– Пусть найдут сначала, – фыркнул Мишка. – Думаешь, даром я заимку построил так, что, ее не зная, не найдешь? Сам видел, ее ниоткуда не видно. Ни с реки, ни с ручья. Да и пешком сюда так просто не доберешься. Дорогу знать надо.

– А как же Родину защищать? – поддел его грек.

– Родину, – вздохнул Мишка, задумавшись. – Трудный вопрос, Савва. Если вот так прямо судить, то да, нужно бросать все и на службу подаваться. А если вдуматься, то наши генералы и воевать-то толком не умеют. Начнут врага православными трупами заваливать.

– Ты еще про воровство интендантов вспомни, – рассмеялся грек. – Выходит, родину не любишь?

– Родину я люблю. Я государство презираю. А если ты про интендантов, – скривился Мишка в ответ. – Так ведь там еще и господа благородные воруют так, что только мешки трещат. Если уж на то пошло, уж лучше я сам-один стану по тайге рядом с передовой ходить и всяких офицеров вражеских отстреливать. Уж что-что, а стрелять я умею. Пара дней, и в любом полку одни унтера останутся, а это уже не войско, а сброд. Мне б еще прицел оптический, и тогда… – Мишка только головой покачал, зажмурившись от желания иметь хорошую оптику.

– Чего за прицел? – не понял Савва.

– Ну, вроде телескопа. Трубка такая, со стеклами специальными, как в очках. Они позволяют далекое увидеть, вот как тебя. С такой штукой точно не промахнешься.

– Я про такое и не слышал, – смущенно признался грек.

– Про то вообще мало кто знает. Если только военные. А такая штука и на охоте хороша. Увидел стадо кабанов, к примеру, на открытом месте. Выйдешь, заметят и уйдут. Взял винтовку, прицелился, и стреляй. Главное, чтобы патрон пулю добросил.

После того разговора Савва два дня ходил задумчивый и тихий. Заметив его состояние, Мишка попытался вывести грека на откровенный разговор, но тот только отмалчивался и отмахивался. Так что, увлеченный своим делами, Мишка вскоре забыл о том разговоре. Вот и сейчас, готовясь к возвращению в поселок, он носился по дому, по десять раз проверяя, все ли взял и не забыл ли чего. Утром второго дня они столкнули лодки на чистую воду, и парень запустил двигатель вельбота.

Илкен, старший сын Торгата, словно завороженный уставился на мотор. Потом, перегнувшись через борт так, что едва не вывалился, принялся высматривать то, из-за чего вельбот движется без паруса и весел. Он прыгал по лодке до тех пор, пока Мишка, не выдержав, не рыкнул на паренька, пообещав показать, как все работает, на стоянке. Выведя вельбот на стремнину, парень уверенно повел свой караван к поселку.

На этот раз до нужной точки они добрались гораздо быстрее. Если против течения им пришлось ковылять почти двое суток, то обратно долетели за день. Уже в почти полной темноте Мишка подогнал вельбот к устью ручья и, сбросив обороты двигателя, выбрался на берег. Сидевший в своей лодке грек, выбравшись следом, вытащил свою поклажу и, бросив мешки на песок, тихо сказал:

– Ну, Миша, спасибо тебе. Выручил. Прости, если обидел чем. Господь свидетель, не со зла.

– Бог простит, Савва. И удачи тебе.

Они молча пожали друг другу руки, и грек, закинув на спину мешок с добычей, повесил на грудь сидор с провиантом и, не оглядываясь, зашагал по берегу ручья. Дождавшись, когда тихий перелив воды скроет его шаги, Мишка вздохнул и, вернувшись к кромке воды, оттолкнул вельбот. Запрыгнув в лодку, он прибавил обороты мотора и, плавно поворачивая руль, повел свой караван к противоположному берегу.

В паре километров ниже по течению им предстояло найти в темноте поселковый причал и встать на ночевку. Искать среди ночи транспорт, чтобы перевезти все собранное, было бессмысленно. Так что, добравшись до места, они с пареньком развели костер и, перекусив копченой рыбой и запив ее чаем, завалились спать прямо в вельботе.





* * *


Едва рассвело, Мишка отправился в деревню и, в очередной раз заняв у соседа лошадь с телегой, занялся перегрузкой добычи. Уговорившись со старым одноногим инвалидом, что присматривал за лодками у причала, они с Илкеном покатили к дому. Быстро скидав прямо во дворе большую часть груза, Мишка повел телегу к дому вдовы.

Не вдаваясь в долгие разговоры, парень первым делом вернул ей инструмент и, отдав несколько бочонков с рыбой, вернулся домой. Тетка, растерявшаяся от такого обилия новостей, суетилась по дому, не зная, чем угодить добытчику. Мишка же, узнав, что баню им поправили, отправился топить ее. Юный хант, с интересом наблюдавший за его действиями, услышав, что Мишка собирается париться, только одобрительно закивал. Ханты хоть и считались полудикими, но баню любили и мылись регулярно. Даже зимой. Кожаный полог, накрытый лосиными шкурами, с костром в середине. Раскаленные камни, которые опускают в котел с водой, пока она не закипит – вот и вся технология.

Окинув нового напарника взглядом, Мишка вернулся в дом и, порывшись в сундуке, достал свои штаны и рубаху, в которые уже не влезал. Прихватив куски домотканого полотна вместо полотенец, он вернулся к бане.

– Когда в лабаз пойдем? – не удержавшись, спросил Илкен.

– Завтра. Только пойду я. Один. А тебе придется здесь подождать, – вздохнул Мишка.


– Почему?! Отец сказал, что я сам должен торговать научиться, – принялся возмущаться подросток.

– Должен. Да только не здесь. И особенно не в фактории.

– Почему?

– Они настоящей цены не дадут.

– Думаешь, обманут? – насупился Илкен.

– Обманут, – мрачно кивнул Мишка. – Купцы думают, если вы из стойбища, то совсем глупые и торговать не умеете.

– Но мы же не глупые.

– Верно. Вся беда в том, что вы цен на товары не знаете. Потому они вас и обманывают. Говорят, что весь товар привозной и потому стоит дорого.

– А это не так? – тут же подскочил парень.

– Не совсем, – вздохнул Мишка, сообразив, что сейчас придется прочесть лекцию по экономике. – Есть вещи, которые делают местные мануфактуры. Ножи, топоры, иголки – это все любой деревенский кузнец сделает недорого. А есть такие товары, которые и вправду издалека везти надо. Сахар, чай, табак, порох. Но и из этих товаров есть такие, которые везут, но не с другого края земли. Порох, например. Его и в Томске и Екатеринбурге делают. Так что тут на каждый товар смотреть надо.

– Хитро, – помолчав, вздохнул Илкен. – Теперь понятно, почему отец пушнину с тобой передал.

– Торгат умный. Знает, что я скорее купцу горло перегрызу, чем позволю ему вас грабить, – усмехнулся Миша с чуть растерянной усмешкой.

Поднявшись, он прошел в баню и, сунув нос в парную, с довольной усмешкой проворчал:

– Вот это дело. Градусов сто точно есть.

Выглянув из предбанника, он жестом зазвал Илкена и принялся раздеваться. Сложив грязную одежду у порога на лавку, он подхватил холстину и нырнул в парную. Едва дождавшись, когда следом вкатится Илкен, Мишка зачерпнул ковшиком разведенного кваса и, плеснув на каменку, пригнулся. Ароматный пар ударил в стороны. Вытащив из шайки распаренный веник, Мишка стряхнул воду и, указывая напарнику на полок, усмехнулся:

– Укладывайся, парить буду.

Отходив паренька веником до полуобморочного состояния, Мишка выгнал его отдыхать, а сам, поддав парку, принялся париться сам. Чувствуя, что еще немного, и просто свалится, парень вывалился в предбанник и, подхватив ведро с водой, вылил его себе на голову. Завернувшись в холстину, он вышел из бани и присев на вкопанную тут же лавку, с блаженной физиономией откинулся на стену.

– Господи, хорошо-то как, – простонал Мишка, прикрыв глаза.

– Да, Миша. Хорошо, – поддакнул Илкен. – Даже лучше нашей бани. Тебе нужно на заимке тоже баню поставить.

– О как! – рассмеялся Мишка. – И зачем же? Просто помыться я обычной горячей водой могу.

– Нет. Надо настоящую баню строить. Тогда мы к тебе в гости ходить станем.

– А без бани не станете? – поддел его Мишка.

– Станем, но не часто. В стойбище баню все любят.

– Тут не все так просто, приятель, – улыбнулся Мишка. – Думаешь, почему у нас в каждом дворе своя баня?

– Почему?

– Баня дело нужное, но у каждой семьи своя должна быть. Тогда и болезней не будет, – свел Мишка все пояснения к самому главному.

– Но ведь я не из твоей семьи, – резонно возразил паренек.

– Это кто тебе сказал? – повернулся к нему Мишка. – Торгат меня охотиться учил, вы от смерти спасли. Женщины ваши мне одежду шьют. Так чем вы мне не семья? Отец твой, братья, ну и остальные все, – закруглился Мишка, не желая вдаваться в подробности. – Ладно, хватит языками чесать. Пошли париться.

– Что? Еще раз? – охнул Илкен.

– Еще два раза, – безжалостно усмехнулся Мишка.

От бани до дома Илкен плелся на подгибающихся ногах с блаженной улыбкой на губах. Увидев Мишку сидящим на лавке у бани с вещами в руках, Глафира подхватила уже приготовленные мыльно-рыльные принадлежности и понеслась на смену мужикам. Сидевший на лавочке Мишка, который после парной едва мог пошевелиться, увидев тетку, одобрительно кивнул и, едва ворочая языком, посоветовал:

– Мама Глаша, ты, прежде чем на каменку подкидывать, попробуй сначала. Я там под себя натопил.

– Разберусь, Мишенька. А ты в дом ступай. Я там тебе пива принесла. После баньки самое оно станет.

– Цены тебе нет, мама Глаша, – рассмеялся Мишка и, воспрянув, как та птица, поспешил в дом.

На столе, в большом запотевшем кувшине и вправду было настоящее домашнее пиво. Не бог весть что, но в данной ситуации это был напиток богов. Приложившись к кувшину, Мишка долгими глотками проглотил едва не треть содержимого и, оторвавшись, простонал, утирая губы:

– Живой. Вот ей-богу, живой.

Пиво разбудило зверский аппетит, и парень, решив не дожидаться тетки, принялся совать нос во все горшки и чугунки. Найдя большой чугунок с кашей, он нарезал толстыми ломтями свежий хлеб и, навалив себе полную миску, повернулся к Илкену, чтобы уточнить, как он насчет поесть. Но как оказалось, все было напрасно. Паренек, свернувшись клубочком на лавке и подсунув под голову кулак, сладко спал. Покачав головой, Мишка снял с гвоздя свой кожушок и, осторожно накрыв его, вернулся к столу. Расправившись с кашей, он вспомнил про вяленую рыбу и, порывшись в одном из мешков, вернулся к питию пива.

Вернувшаяся из бани Глафира, застав эту картину, с загадочной улыбкой достала с полки чашку и, скромно поставив ее перед Мишкой, тихо сказала: