– Мария Петровна, а как так получилось, что он в четырнадцать лет с хунхузами воевал?
– Понимаешь, Машенька, так иногда случается в жизни. Жила-была в Ермаковской пади недалеко от станицы Черняева большая семья Алениных. Афанасий Васильевич с супругой, трое их сыновей, жена старшего сына да внук с внучкой. – Бутягина тяжело вздохнула. – Сначала на службе в бою с хунхузами погиб младший сын дядьки Афанасия, потом среднего сына на охоте тигр задрал…
– Нам об этом Тимофей Васильевич рассказывал, – перебила рассказчицу девушка.
– Тогда что рассказывать. Остались в семье Алениных живыми двенадцатилетний Тимофей и его дед, которому уже шестьдесят лет минуло. Землю свою поднять они не могли, поэтому пошли работать пастухами. – Мария Петровна посмотрела на девушку влажными глазами. – Тебе, девочка, не понять, как это унизительно для них было. Ну, да не об этом речь. Если кратко, то банда хунхузов переправилась через Амур и хотела угнать станичный табун и косяк лошадей, которых пас Тимофей. Вот он и вступил в бой.
– И как? – из глаз Беневской ушла муть, и они горели любопытством.
– До сих пор, наверное, в станице удивляются, как мог четырнадцатилетний мальчишка убить двадцать одного бандита и живым остаться.
– Ой, господи… – девушка прикрыла ладонью рот.
– Потом он ко мне после драки с раненым плечом попадал. Затем его китайские солдаты в спину подстрелили. Они тогда с Ромкой Селивёрстовым, что теперь хорунжим в четвертой сотне служит, корейского деда-лекаря с внучкой от неминуемой смерти спасли. Шрам от той пули у Тимофея в половину спины остался. А потом он собой цесаревича от пули закрыл. Только чудом он тогда живым остался и отметину на всю левую грудную мышцу получил. Дальше и не знаю. Разошлись тогда наши пути. Может, и ещё какие-нибудь отметины, зная его, получил, но я об этом не слышала. Может, поумнел, когда офицером стал, на рожон теперь не лезет, – Бутягина хмыкнула, недоверчиво покрутив головой.
В это время открылась дверь, и в комнату вернулся Бутягин с мрачным выражением лица.
– Паша, что случилось? – супруга напряжённо смотрела на лицо мужа.
– Сотник Резунов и двое казаков погибли во время разведки. Уже второй офицер за время осады. Завтра похороны.
Женщина и девушка взволнованно переглянулись.
* * *
Моё нахождение в резиденции губернатора, куда я направился после больницы, затянулось. Сначала подготовил отчёт по разведке и наградные листы. Грибский, пробежав глазами представления на награждение, отложил их в сторону, а познакомившись с отчётом, направил меня к начальнику штаба Благовещенского отряда капитану Генерального штаба Самойлову. Михаил Константинович был постарше меня на пять лет, на столько же раньше закончил академию и по выслуге должен был через пару месяцев получить подполковника. Из наград одним из немногих офицеров в Благовещенске имел ордена Станислава и Анны третьей степени.
До этого мы с ним пару раз пересекались, но длительно и по существу общаться как-то не приходилось. А теперь пришлось больше шести часов, и я понял, что представляет собой настоящий генштабист, и то, что мне до этого далеко, как до Пекина раком. Я хоть в том времени и дослужился до помощника начальника штаба по службе войск сто семьдесят седьмого отдельного отряда спецназа двадцать второй бригады, но по сути как был «группёром», то есть командиром группы или, можно сказать, взвода, если на общевойсковой манер, так им и остался. И здесь, в этом времени, пытался протащить именно тактику действия группы спецназа. А сегодня столкнулся с планированием операции на уровне дивизии или больше. В академии выполняли такие учебные задачи, но это учебные. Здесь же завтра или послезавтра за наши ошибки будут платить жизнями нижние чины и субалтерн-офицеры.
Как довёл до меня Михаил Константинович, военным губернатором Грибским принято решение нанести удар по Сахаляну и Айгуню с помощью войск, которые будут переправлены на правый берег Амура у станицы Верхнеблаговещенская. В боевой части отряда будут задействованы стрелки и артиллеристы отрядов полковников Фримана и Шверина, которые должны подойти в станицу сверху по реке завтра, девятнадцатого числа. И их прибытие должно остаться скрытым от китайского командования. На усиление и для разведки им будет придана третья сотня Амурского полка. Общее командование этой боевой частью войск будет осуществлять генерал-майор Суботич.
Таким образом, для атаки на Сахалян предполагалось задействовать по правому берегу пятнадцать рот, шестнадцать орудий и сотню казаков. Для их переправы было запланировано привлечь пароход с самоходной баржей, пятнадцать паромов, более пятидесяти лодок и двухсот гребцов. Две сотни амурцев и сотня нерчинцев под командованием полковника Печёнкина должны были самостоятельно переправиться на лошадях через реку вплавь и пройти по пути нашей разведки через плохо проходимую Безымянную падь, чтобы прикрыть правый фланг ударного отряда.
Для отвлечения внимания китайского командования планировалось демонстративно усилить артиллерией отряд полковника Фотенгауера на втором посту напротив Айгуня, а блиндированным пароходам имитировать высадку на противоположный берег напротив Благовещенска.
После захвата Сахаляна резервная часть войск под командованием генерал-майора Александрова должна была переправиться на тот берег и принять участие в захвате Айгуня.
Всего планировалось в операции задействовать тридцать две роты стрелков, двадцать восемь орудий, шесть пароходов, восемь барж, почти под сотню различных плавсредств, на них более четырёх сотен гребцов-добровольцев из крестьян и казаков-отставников. И все их действия пришлось расписывать чуть ли не по минутам, учитывая все возможные варианты развития событий. Включая организацию спусков для переправы, сколько питьевой воды в бочках надо будет переправить в Сахалян, если вдруг колодцы поселения будут отравлены китайцами, сколько надо фуража и продуктов питания, хватит ли роты запасников, вооруженных винтовками Крнка, чтобы не допустить самовольной переправы жителей города на китайский берег для грабежа захваченного Сахаляна. И такое прочее, и такое прочее…
Если бы не помощь ещё трёх генштабистов подполковника барона фон Будберга и капитанов Запольского, Богданова, я бы сошёл с ума ещё в первый час общения с Самойловым, который буквально пытал меня по проходимости Безымянной, Солдатской, Утёсной и Маньчжурской падей. При этом капитан подробно наносил на карту овраги и затопленные участки местности, выявленные нами во время разведки.
Как бы там ни было, но к часу ночи девятнадцатого числа, через семь часов упорной работы, черновой вариант боевого приказа и плана действий войск по захвату Верхнего, Малого и Большого Сахаляна, а также Айгуня, был готов.
Лично меня он не очень удовлетворил. Мне, как исполняющему дела пограничного комиссара, отводилась роль помощника полковника Волковинского, на которого возложили осуществление непосредственного прикрытия города двумя ротами запасников и местной командой добровольцев, когда Благовещенский отряд под командованием военного губернатора уйдет на китайский берег. И я хотел это исправить. Правда, единственная часть, где отсутствовал офицер Генерального штаба и куда бы я мог попроситься, был отряд полковника Печёнкина.
«С генералом Грибским договорюсь, а с Иваном Николаевичем как-нибудь поладим. В его епархию командования полком и отрядом лезть не буду. Он бы мне братов с Ромкой выделил, мне больше и не надо. А ему разведку организую на высшем уровне. Всё! Утро вечера мудренее», – подумал я уже сквозь сон, развалившись на такой уютной кровати в доме Таралы.
Утром позволил себе потянуться и понежиться немного в постели. Также чуть больше, чем обычно, уделил времени утренним процедурам. Ополоснулся после зарядки в летнем душе рядом с баней. Его схему, бочка с водой над закрытой душевой кабиной, в дно емкости ввернута металлическая труба с краном и душевой сеткой, опробовали ещё семь лет назад, налаживая быт для цесаревича в диких и жарких летом условиях Дальнего Востока. Теперь многие жители Владивостока, Хабаровска, Благовещенска, да и станиц пользовались таким гигиеническим оборудованием в летнее время.
Вода в бочке за теплую ночь и утро нагрелась, но все равно было хорошо. Потом наслаждался, как отточенное лезвие бритвы снимает с моих щёк и шеи щетину. Брил Севастьяныч, как профессиональный брадобрей, заодно успел доложить, что масло и мёд он для госпожи Бутягиной доставил. Молва о том, как она спасла от взрыва больницу, в которой кроме нижних чинов лежали два офицера, включая подполковника, уже гуляет по городу, обрастая фантастическими подробностями.
«Надо будет Константину Николаевичу данное событие как-то так преподать, чтобы он Марфу властью военного губернатора какой-нибудь медалью наградил. Если бы та бомба взорвалась в палате, реально могло много человек погибнуть. Пускай Кольшмидт и Басов находились в другом помещении, но кто его знает, как бы рвануло и какие последствия были бы, – от этих мыслей у меня мурашки пошли по всему телу, особенно, когда представил изорванные взрывом тела двух Марий. – Не приведи господи такого. Что-то дурные мысли в голову полезли».
Одевшись в чистый и отглаженный мундир со всеми регалиями, отправился в резиденцию, где в очередной раз убедился, что жизнь – череда белых и черных полос. Моё, как я уже считал, место в полку Печёнкина час назад занял Генерального штаба подполковник Ладыженский, прибывший рано утром в Благовещенск. Сопливых вовремя целуют, однако. Эта новость абсолютно не прибавила мне настроения, как и последующие похороны погибших казаков и сотника Резунова.
В резиденцию после печальных событий и поминального обеда вернулся вместе с остальными офицерами-генштабистами около пяти вечера. Из-за сильнейшей жары военный совет Грибский устроил на балконе своего дома. На нем присутствовали три генерала – Грибский, Суботич и Александров, нас пятеро – генштабистов-разработчиков боевого приказа и плана, к которым добавился подполковник Ладыженский, начальник всей артиллерии полковник Севастьянов, отрядный инженер-полковник Шефер, полковник Печёнкин, председатель Войскового правления полковник Волковинский и исполняющий обязанности коменданта отряда войсковой старшина Сотников.
Капитан Самойлов зачитал боевой приказ, на карте объяснил порядок действий частей и подразделений. Уточнение деталей заняло ещё около часа, после чего участники совещания разошлись по своим местам – готовиться к переправе и бою, а кто-то – прикрывать эти действия.
В городе уже знали, что готовится нападение на Сахалян и Айгунь, но точные сроки и порядок боевых действий не были известны никому, кроме участников военного совета. Тем не менее большая группа жителей города решила направиться в станицу Верхнеблаговещенскую, правильно предположив, что из-за имеющихся там двух островов на середине реки это самое удобное место для переправы. Задействовав силы полиции и солдат запасного полка, пришлось данную экскурсию прекратить, а потом и перекрыть все дороги из города, что вызвало недовольство горожан.
Почти три недели под обстрелом и бомбами довели нервы обывателей до последней степени психологической напряжённости. Достаточно было какого-то пустяка, чтобы то здесь, то там в городе вспыхивали ссоры, драки. А здесь родные защитники не пускают посмотреть, как ворога громить будут. Утихомирить горожан удалось только благодаря тому уважению, которым пользовался у населения полицмейстер Батаревич. Леонид Феофилактович нашёл нужные слова, чтобы успокоить горожан, заставить их разойтись и не мешать передвижениям войск.
Тем не менее в эту ночь мало кто спал в городе. Хотя ещё восемнадцатого числа ополчение и дружины были распущены, а выданное им оружие вернулось на войсковые склады, поздно вечером на берегу в окопах и ложементах собралось множество народу. Кто-то пришёл со своим личным оружием, но большинство – для того, чтобы наглядно убедиться в том, что сегодня ночью Сахалян падёт и осада с города будет окончательно снята.
Кто распустил такой слух, выяснить впоследствии так не удалось. Но из-за него, вместо того чтобы выспаться, раз уж в боевую и резервную части войск попасть не удалось, мне пришлось всю ночь провести на берегу, составив компанию полковнику Волковинскому и полицмейстеру Батаревичу. Тем также пришлось выгнать своих подчиненных в окопы для поддержания порядка на берегу.
Едва забрезжил рассвет, на китайском берегу на возвышенности Маньчжурской пади в нескольких верстах от Верхнего Сахаляна раздалась частая ружейная стрельба, заставившая проснуться всех находившихся в окопах и ложементах и присоединиться к тем, кто не спал и наблюдал за вражеским берегом. Многие горожане начали вылезать из окопов, чтобы постараться рассмотреть, что же там такое происходит.
Буквально в это же время раздался пароходный гудок, и народ обратил своё внимание вниз по реке. Из устья Зеи в Амур входил «Сунгари», за ним следовали «Селенга», «Михаил» и «Гражданин». Едва пароходы вошли в Амур, как с того берега был открыт бешеный оружейный огонь, к которому скоро присоединилась и вражеская артиллерия. Народ, повылезавший из окопов, быстро попрыгал назад. Вскоре ответила наша артиллерия, а запасники и жители с остервенением стреляли по противоположному берегу из всего, что имели в своих руках как оружие.
Казалось, что оба берега вспухли облаками сгоревшего пороха, а между ними по водной глади в фонтанах разрывов шли четыре парохода, при этом блиндированные «Селенга» и Сунгари» прикрывали своими корпусами два других парохода. Все четыре судна вели огонь из тех небольших орудий, которые удалось на них установить. Картина была фееричной и страшной.
По энергии и силе огня из китайских ложементов и окопов напротив Благовещенска можно было судить, что, несмотря на раннее утро, силы там сконцентрированы значительные.
– Господа, могу сказать, что задумка Константина Николаевича удалась. Судя по тому, как ведут себя китайцы, они даже не предполагают, что наши основные силы уже заходят к ним в тыл и во фланг, – произнёс полковник Волковинский, опуская на грудь бинокль. – Лишь бы Деан Иванович теперь не подвёл. А речники молодцы! Под каким огнём идут и не сворачивают! Герои!
«Да уж, не хотелось бы мне быть на их месте, – подумал я, глядя, через какой ливень ружейного свинца продвигаются пароходы. – Хорошо хоть, из бомб и гранат им вроде бы ничего до сих пор не прилетело».
Между тем пароходы, пусть медленно, но верно прошли мимо городской набережной и двинулись дальше вверх по реке. Огонь с обеих сторон постепенно затухал.
Я достал часы, открыл крышку и посмотрел на стрелки: «Однако! Больше двух часов пролетело, пока пароходы вышли из устья и скрылись за изгибом реки. Десяти вёрст не будет, а как, оказывается, они долго шли. Хотя показалось, что и получаса не прошло. В бою всегда так, либо время тянется невыразимо долго, либо пролетает так быстро, что не понимаешь, что же ты делал все эти минуты или часы».
– Господа, что происходит?! – отвлёк меня от мыслей Батаревич.
Я посмотрел в ту сторону, куда был направлен взгляд полицмейстера, и увидел, как у складских магазинов на Артиллерийской улице выстраиваются в одну линию восемь четырёхфунтовок и с той же стороны к окопам в рассыпном строю устремилось не меньше роты стрелков. А между домами Поповской улицы показалась ещё одна ротная колонна бойцов, выдвигающаяся к набережной. Несколько минут, и все восемь орудий одновременно рявкнули, а через несколько мгновений над китайским берегом в воздухе хлопнули разрывы шрапнели. Небольшая пауза, и снова дружный залп орудий, и новые разрывы шрапнели.
– Что происходит?! – ещё раз спросил глава городской полиции.
– Думаю, его превосходительство генерал-майор Александров решил имитировать подготовку к переправе на противоположный берег от Благовещенска, чтобы отвлечь внимание от действий боевой части нашего отряда, – ответил полковник Волковинский. – Или случилось что-то такое, о чём мы не знаем.
Подтверждая слова полковника, сверху реки раздался гудок парохода, и вскоре из-за изгиба реки появилась «Селенга», шедшая теперь вниз по фарватеру сквозь свинцовый дождь и фонтаны воды от разрывов бомб и гранат. Канонада и ружейный обстрел с обеих сторон вновь усилились. Вскоре наши артиллеристы из-за плотного обстрела китайцев были вынуждены отвезти свои орудия на тюремную гору, откуда был лучше вид на вражеский берег, а также было сложено для просушки большое количество брёвен, из которых быстро возвели укрытия для пушечных расчётов. Буквально через полчаса наши пушки вновь открыли огонь, чередуя шрапнель и гранаты. Стрелки, заполнившие окопы, также вели интенсивный огонь по противоположному берегу.
Пароход между тем прошел мимо набережной и скрылся в устье Зеи. Стрельба вновь стихла. Лишь периодически раздавались залпы батарей с тюремной горы. Остальные орудия и с той, и с нашей стороны молчали. Ружейная стрельба также смолкла.
– Господин полковник, разрешите, я схожу до резиденции губернатора и узнаю последние новости? – обратился я к Волковинскому, рассматривавшему китайский берег через бинокль.
– Ох, Тимофей Васильевич, сходите, друг мой. Непременно сходите. А то скоро полдень, а мы даже не знаем, что там с переправой. Как дела у Деана Ивановича обстоят? – быстро проговорил Батаревич.
– Вы правы, Леонид Феофилактович, по разработанному плану подразделения боевой части под командованием генерала Суботича уже должны были занимать Сахалян, а как мы видим, никакого движения нет. Это начинает меня беспокоить, – полковник развернулся ко мне, – поэтому сходите, Тимофей Васильевич. А то неизвестность, как говорил Дюма-отец устами своего героя графа Монте-Кристо, хуже всех казней в мире. И не задерживайтесь с новостями.
Признаться, мне повезло, так как первым, кого я встретил в доме губернатора, оказался капитан Самойлов, который, заведя меня в свой кабинет, в присутствии капитана Богданова сообщил мне текущую обстановку и то, что уже произошло.
Как и предполагалось, план был хорош на бумаге, хотя и про болота да овраги мы также не забыли, и прогноз погоды местной метеостанции был благоприятным, но именно что прогноз. Неожиданно сильный южный ветер погнал после полуночи по Амуру большую волну. В результате сто охотников-добровольцев из стрелков Второго Восточно-Сибирского линейного батальона под командованием капитана Запольского переправились вовремя и оседлали высотку в начале Маньчжурской пади. А вот три сотни казаков под командованием полковника Печёнкина смогли начать переправу на два часа позже, только после того, как ветер стих и опала волна. Соответственно, на эти два часа сдвинулся весь график переправы. Из-за этого запланированное демонстративное прохождение пароходов мимо Благовещенска закончилось тем, что кроме парохода «Аргунь» и самоходной баржи «Калифорния» в переброске войск пришлось срочно задействовать подошедшие пароходы «Сунгари», «Михаил» и «Гражданин». Так что переправа по срокам полностью провалилась.
Кроме погодных условий, как всегда негативно сработал и человеческий фактор. Один из самодельных паромов слепили тяп-ляп, и он развалился посередине реки. Как результат, утонули поручик Равич-Пиглевский и двое стрелков. Плюс к этому суматоха по спасению оказавшихся в воде людей, утопленное оружие, боеприпасы и снаряжение.
Тем не менее, по словам Михаила Константиновича, на настоящий момент, пусть и со значительным опозданием, план захвата вражеских поселков напротив Благовещенска начал претворяться в жизнь. Все намеченные подразделения переправлены на правый берег, вышли к намеченным позициям и приступили к планомерному наступлению на Верхний и Большой Сахалян.
По данным с наблюдательного поста из дома Шадрина было установлено, что час назад китайцы стали формировать большой отряд пехоты с артиллерией, чтобы ударить навстречу нашим войскам, двигающимся по Маньчжурской пади.
Пришлось срочно задействовать батареи из резерва генерал-майора Александрова для нанесения артиллерийского удара по противнику. Это было то, что мы наблюдали.
– Ваше высокоблагородие, разрешите войти, – прервал рассказ Самойлова младший унтер, вошедший в кабинет и протягивающий капитану сложенный лист бумаги. – Вам срочное сообщение.
Взяв листок в руки, Самойлов развернул его и быстро пробежал глазами написанное.
– Ура, господа, с наблюдательного пункта сообщают, что противник бежит в сопки из Верхнего Сахаляна, а также начал отводить войска из самого Сахаляна и пригорода в сторону Айгуня. Настало время действовать подразделениям резерва генерал-майора Александрова, – Михаил Константинович довольно, как кот, объевшийся сметаны, улыбнулся. – Я к его превосходительству с докладом.
Глава 3. Будни
О том, что Сахалян взят, жители Благовещенска узнали раньше, чем разведка отряда генерала Суботича. Передовые конные разъезды казаков ещё только входили в горящий во многих местах Сахалян, а на набережной Благовещенска уже вовсю шло ликование и празднование народа по поводу освобождения от осады. Кроме наблюдательного пункта у купца Шадрина, откуда информация шла в штаб, многие жители самостоятельно с крыш домов, с недостроенного собора наблюдали за противоположным берегом. От них и пришла информация, что китайцы оставляют город.
В три часа пополудни началась переправа войск резерва генерала Александрова, которые не встретили никакого противодействия со стороны противника. Бо́льшей проблемой, чем огонь противника, стали благовещенцы, пожелавшие лично посетить Сахалян. Пришлось задействовать войска. Хорошо, что к этому времени в город пришёл ещё батальон стрелков-забайкальцев. Их и привлекли к этим мероприятиям по наведению порядка на переправе.
Когда вечерние сумерки окутали реку и город, переправа войск закончилась. На набережной впервые за девятнадцать дней люди просто гуляли. Как по волшебству, вновь появились продавцы вразнос, в городе открылись магазины, трактиры, рестораны. Благовещенск оживал на глазах, будто бы и не было осады, артиллерийских и ружейных обстрелов. Не было ужаса, страха и смертей.
Закончив дела пограничного комиссара в резиденции губернатора, подумал, что надо посетить больницу или дом Касьянова, где можно было бы увидеться с Бутягиными и Машенькой, но мой внешний вид после бессонной ночи в окопах и суматошного дня в пыли оставлял желать лучшего. К тому же хотелось есть, точнее жрать, сильно хотелось и спать. Поэтому двинулся домой к Тарале.
Сегодня мне повезло. Арсений был дома, вернувшись из своей поездки в Зазейский клин. Прибыл он ещё в обед, и баня была уже протоплена, а ужин готов, чем я немедленно воспользовался.
– Рассказывай, где был, чем занимался? – насытившись, попросил я Таралу, откидываясь на спинку стула и вертя в руках рюмку с моим любимым ликёром.
– По договорённости с военным губернатором по Зазейскому клину в китайских поселениях бесхозный скот собирал да на солонину переводил. Чем-то кормить войска надо. А у нас основным поставщиком мяса китайцы были. И где они теперь?
Арсений закурил сигару и продолжил: