Альтер заметил, что Септимус чем-то очень озадачен.

– Что она сказала? – прошептал он.

Септимус покачал головой, чтобы снова не расстраивать монахинь.

Альтеру вдруг стало скучно.

– Ладно, тогда пошли отсюда, Септимус, – вздохнул он.

Призрак встал, и мальчик последовал за ним, осторожно протиснувшись мимо монахинь. Альтеру было не по себе от внезапного появления королевы Этельдредды. Раньше ее в окрестностях Дворца не видели. Призраки обычно так вдруг не появляются и не исчезают. Альтер не знал еще ни одного призрака, который внезапно появился бы спустя столько лет после ухода в мир иной, – если не считать нескольких самых старых, проспавших много лет в удобном кресле. Это все было очень странно, да и в самой Этельдредде Альтеру чудилось нечто странное. Может, не стоило приводить к ней Септимуса?

Мальчик осторожно пробирался следом за Альтером. Выход, в полном соответствии с названием таверны, представлял собой дыру в стене, через которую лился лунный свет. Призраки на секунду замолчали, когда живой ученик Архиволшебника проскользнул сквозь разношерстную толпу. Одни расступались, чтобы пропустить Септимуса, а затем снова возвращались к беседе; другие замолкали на полуслове и провожали мальчика тусклыми глазами. Одни смотрели с тоской, вспоминая, как хорошо быть живым, полным сил одиннадцатилетним мальчиком. Другие – с недоумением, поскольку так привыкли к своему потустороннему состоянию, что живые казались им выходцами из другого мира. Но ни одного из них Септимус не задел, потому что аккуратно обходил всех стороной. Наконец мальчик пролез через куст и с облегчением выбрался наружу.

– Так что она сказала? – снова спросил Альтер.

Они с Септимусом пошли короткой дорогой через Текстильный двор – маленькую площадь, окруженную сгрудившимися домиками, где жили семьи ткачей. В нескольких окнах горели свечи, и эти окна были завешаны чудным разнообразием тканей и лоскутков, а двери были заперты на замки и засовы. Вокруг было так тихо, что Септимус слышал тиканье Главных текстильных часов на башне центрального дома.

– Она сказала, я должен встретиться с Марцеллием Паем в Змеиной лазейке. Сегодня ночью, – пояснил Септимус, когда часы начали бить десять и крошечный колокольчик зазвенел на весь двор: «Динь, динь, динь»…

– Надеюсь, ты не собираешься этого делать, – заявил Альтер, как только звон прекратился, а забавные оловянные фигурки отплясали свой танец и скрылись в часах. – Она же сумасшедшая, Септимус, совершенно сумасшедшая. Я никогда не видел дух Марцеллия Пая. Дело в том, что некоторые призраки время от времени начинают страдать манией величия. Особенно призраки королевских особ. Вбивают себе в голову, будто могут повлиять на судьбы живых. Пытаются творить историю, как во время своей жизни. Но только выставляют себя полными дураками. Иногда от них невозможно избавиться. Лучше всего их просто игнорировать, и тогда они сами уйдут. Именно так ты и должен поступить, парень. Кажется, ты знаешь, кто такой этот Пай?

– Да.

– Так я и думал. – Альтер одобрительно кивнул. – Об этой науке нелишне почитать. Но Марсии лучше не знать об этом. У нее аллергия на алхимию.

– Я уже понял, – вздохнул Септимус.

– Марцеллий был не просто алхимиком, он был искусным знахарем, – сказал Альтер. – Некоторые из его трудов нам бы очень сейчас пригодились. Жаль, что они утеряны.

Они торопливо шли по Пестрому закоулку к Пути Волшебника. Пестрым закоулком называлась улочка, вдоль которой по обеим сторонам тянулись высокие сушильни для пряжи и тканей. В это время ночи в сушильнях было темно и тихо, и в воздухе висел до невозможности неприятный запах краски. Септимус так усердно зажимал нос и пытался дышать через рот, что не услышал скрежета когтей и щелчка, с которым острый, как игла, зуб выдвинулся наружу, когда затаившийся впереди зверь изготовился к атаке.

Ни Септимус, ни даже Альтер не заметили пары красных глаз, мелькнувших в сточной канаве. Впереди возле дома номер тринадцать по Пути Волшебника горел яркий серебряный факел, из-за которого хищник моргал и щурился. Но другой звук, гораздо более громкий и отчетливый, заставил призрака и мальчика насторожиться: эхо торопливых шагов отдавалось от стен закоулка – кто-то приближался.

Альтер глянул на Септимуса и махнул рукой в сторону узкой щели между двумя сушильнями. В одну секунду оба спрятались в тени и прислушались к быстрым шагам.

– Какому-нибудь карманнику не спится, – прошептал Альтер. – Пусть только сунется. Я сегодня злой.

Септимус не ответил. Шаги замедлились: кто-то нерешительно приблизился к месту, где притаились призрак с мальчиком, – и застыл.

Вдруг, к ужасу Альтера, Септимус выпрыгнул из укрытия.

Сара Хип пронзительно вскрикнула и уронила корзинку, которая с треском упала на землю. Из корзинки вывалились и раскатились в разные стороны многочисленные бутылки и баночки.

– Мама! Мам, это всего лишь мы с Альтером!

Сара Хип удивленно уставилась на них:

– Что вы тут забыли? Септимус, у меня чуть сердце не остановилось! И с какой стати Альтер водит тебя по этим трущобам среди ночи?

– Да все нормально, мам. Мы уже идем домой. Мы просто ходили в таверну «Дыра в стене», – объяснил Септимус, собирая по всей улице бутылки и баночки.

– В таверну?! – Сара Хип пришла в ужас. – Альтер водил тебя в таверну? Ночью? Альтер! – накинулась она на призрака, который только что вылетел из укрытия, почти примирившись с тем, что вечер оказался безнадежно испорчен. – Альтер, ты что себе позволяешь? Разве ты не знаешь про Хворь?

– Завтра все объясню, Сара, – вздохнул Альтер, – хотя я мог бы задать тебе тот же вопрос. А что ты, собственно, делаешь тут в темном переулке со своими склянками?

Сара не ответила. Она слишком увлеклась тем, что проверяла, не разбилась ли какая из ее бутылочек.

– Спасибо, Септимус, – сказала она, когда сын протянул ей последний пузырек.

– Куда ты идешь, мам? – поинтересовался Септимус.

– Иду? – переспросила Сара Хип, как будто вернувшись с небес на землю. – Боже мой, я же опоздаю! Нико меня уже заждался…

– Нико? – растерялся Септимус.

– Сара, – сказал Альтер, – в чем дело?

– Меня позвали в Лазарет. Ко мне пришла, наверное, последняя крыса в Замке. В Лазарет сегодня привезли столько людей, что лекари не справляются. Нико обещал переправить меня на тот берег. Так что надо идти.

– Не ходи одна! – настойчиво сказал Альтер. – Мы тебя проводим.

Сара собиралась было возразить, но передумала.


– Спасибо, Альтер… Ой, что это? – Сара едва сдержала крик и прошептала, тыча пальцем в темноту: – Смотрите…

Септимус обернулся. Сначала он ничего не увидел, но торопливо обшарив взглядом переулок, заметил их – два красных горящих глаза, которые приближались, прыгая из стороны в сторону. Септимус подумал было, что это крыса, но глаза были не по бокам, а оба смотрели вперед – у крыс таких не бывает. Быстро достав из кармана камешек, мальчик швырнул его в темноту, целясь в красные точки. Тоненький писк, шелест листьев – и красные глаза исчезли во мраке.

– Пошли, Сара, – сказал Альтер. – Мы проводим тебя до лодочной мастерской.



Нико в нетерпении ждал рядом со своей лодкой, привязанной на пристани у мастерской Янни Маартен. Янни недавно взяла его в подмастерья, и теперь мальчик обитал в маленьком чулане позади обветшалой хижины. Всего час назад Нико повалился на кровать, выжатый как лимон после долгого трудового дня. Он помогал Руперту Гринджу чинить огромный руль одной барки, пришедшей из Порта. Но едва Нико успел задремать, как его разбудил настойчивый стук в окно – явилась крыса-почтальон от Сары.

Мальчик быстро нашел маленькую весельную лодку, на которой Янни иногда переправляла людей через реку. К несчастью, от его возни проснулась Янни, которая даже во сне всегда слышала, что происходит в ее мастерской.

Только Янни, ворча себе под нос, снова пошла спать, как ее опять потревожил какой-то звон – это Сара спешила к лодке, и склянки в ее корзине позвякивали от тряски.

Септимус помог Нико держать лодку ровно, пока Сара забиралась в нее.

– Проследи, чтобы мама благополучно добралась до Лазарета, хорошо? – сказал он брату, опасливо поглядывая на Замковый ров, который у лодочной мастерской был очень широким и глубоким.

На другой стороне, почти невидимые за деревьями Леса, тускло горели огни Лазарета. Ночью переправляться по реке было довольно опасно.

– Обязательно, – ответил Нико.

Он взял два весла и подождал, пока Сара устроится.

– Не волнуйся, я сам провожу вашу маму до дверей, – пообещал Альтер. – У меня пока хватит сил, чтобы отогнать шальную росомаху, если потребуется. Правда, мне придется сделать крюк и пролететь через Северные ворота, но я буду ждать Сару на том берегу.

– Увидимся, Сеп, – сказал Нико и оттолкнулся от причала.

– Даже не думай, Нико, – услышал Септимус голос Сары. – Септимус сейчас же идет обратно к Марсии!

Септимус проводил взглядом Альтера, умчавшегося в сторону Северных ворот, и его внезапно охватило поразительное чувство – чувство свободы и веселья. Можно идти куда угодно и делать что угодно! И никто ему не указ. Конечно, на самом деле ему следовало бы вернуться в Башню Волшебников, но спать совсем не хотелось. У Септимуса было такое чувство, будто в эту ночь ему еще предстоит сделать что-то важное. А потом он вспомнил, что именно.

Королева Этельдредда сказала тогда: «Марцеллий Пай, в Змеиной лазейке, в полночь. Будь там».

И вдруг Септимуса осенило, зачем королева Этельдредда попросила его встретиться с духом Марцеллия Пая. Чтобы тот дал ему противоядие, которое победит Хворь!

Было только половина одиннадцатого. Он еще успеет добраться до Змеиной лазейки к полуночи.





6

Окольная тропа





Септимус выбрал Окольную тропу, что тянулась снаружи под самой стеной Замка. А то вдруг Марсию вызовут по срочному магическому делу, или ей не спится из-за головной боли… Не хватало только наткнуться на нее на улице. Сгорая от нетерпения, он осторожно, на цыпочках, чтобы не наделать шуму и не разбудить Янни, прошел мимо лодочной мастерской и, протиснувшись за перевернутый остов старой речной барки, обнаружил то, что искал: крутые ступеньки, ведущие к Окольной тропе.

Окольная тропа представляла собой узкий крошащийся выступ в нескольких метрах над темной водой рва. Собственно, это была даже не тропа и не дорожка, а просто невысокая стена из маленьких, аккуратно выточенных камней, примыкавшая снаружи к массивному фундаменту Замковых стен. Когда Септимус еще служил в Молодой армии, старшие мальчики часто бегали на спор по Окольной тропе, но Септимусу такое и в голову не приходило. До сегодняшнего дня. Теперь, проходив полтора года в учениках Архиволшебника, он чувствовал себя гораздо увереннее, тем более что на крайний случай у него были с собой летающие чары. Так что Септимус без опаски взобрался на тропу.

Дорожка оказалась уже, чем он ожидал. Септимус шагал медленно, осторожно пробуя ногой шаткие камни, прежде чем ступить на них. Хорошо, что взошла луна – почти полная, лишь начавшая убывать, ее свет отражался в воде рва и освещал бледные каменные стены Замка. Стены надежно защищали Септимуса от порывов восточного ветра, и хотя верхушки деревьев вдалеке покачивались, здесь, рядом с водой, воздух оставался спокойным и почти неподвижным.

По ту сторону рва, в опасной близости от Леса, мерцал длинный ровный ряд освещенных окон Лазарета – деревья, росшие перед зданием, качались на ветру, то и дело заслоняя свет. Септимус остановился и посмотрел, как фонарь Сары Хип уверенно движется через ров: это Нико переправлял маму на лодке. Фонарь казался крошечной точкой среди гнетущей темноты ночи, и Септимус надеялся, что Альтер уже ждет Нико и Сару на том берегу.

Несколько минут спустя фонарь достиг другого берега, и Септимус увидел в ореоле его света силуэт Альтера. Успокоившись, мальчик отправился дальше. Вскоре он свернул за угол, и Лазарет исчез из виду. Теперь перед Септимусом протянулась длинная и безлюдная Окольная тропа. Септимус думал, что Змеиная лазейка вот-вот покажется за очередным поворотом, но до нее было идти и идти. Раньше-то он всегда ходил до этого переулочка кратчайшим путем внутри Замка и даже не представлял, как много надо пройти, чтобы обогнуть Замок снаружи. Но поворачивать было поздно, мысль о встрече с Марцеллием Паем подталкивала мальчика вперед.

Пока Септимус, гораздо медленнее, чем ему хотелось бы, пробирался по неровной тропе, от воды потянуло холодом и сыростью. Прямо у него на глазах надо рвом заклубился туман, и вскоре поверхность воды стало уже невозможно разглядеть под толстым и плотным дымчатым покрывалом. С туманом пришло спокойное безмолвие, которое нарушал только редкий стон ветра в вершинах деревьев на опушке Леса.

Спустя какое-то время Септимус уже не был уверен, что так уж сильно хочет повидать Марцеллия Пая, но продолжал идти вперед. Выбора не было: Окольная тропа стала такой узкой, что развернуться было бы очень рискованно. Дважды поскользнувшись на шатких камнях и чуть не рухнув в воду, Септимус пожалел, что пошел этим путем. И вообще, зачем было так рисковать? Остановившись, он прислонился спиной к стене, чтобы удержать равновесие, и попытался достать летающие чары. Рука застряла в маленьком кармашке, и, пытаясь выдернуть ее, Септимус качнулся вперед и чуть не упал. В панике он ухватился за камни позади себя и чудом восстановил равновесие.

Теперь Септимус окончательно уверился, что напрасно выбрал Окольную тропу. Но выхода не было, и он двинулся дальше, стараясь сосредоточиться на дороге и гоня прочь мысли, не дававшие ему покоя. А мысли были такие:

Теплая, удобная постелька, которая ждет на вершине Башни Волшебников.

Стенания ветра в кронах деревьев.

И почему ветер так жалобно стонет?

Кровать…

А росомахи приходят ночью к стенам Замка?