– Виктор Геннадьевич, а применительно к вашей истории в чем заключался «эффект гориллы»?

Адамов нахмурился, припоминая, но вспомнилось ему явно что-то другое, потому что он вдруг набрал в легкие побольше воздуха и крикнул:

– Наташа! Наташа!

Официантка стремительно вынеслась откуда-то со стороны кухни порывом летнего ветра.

– Наташенька, вот это все можно убрать, – он обвел стол широким жестом, – и принести еще по двести. И сок какой-нибудь, наверное, томатный?

– Томатный подойдет, – согласился я.

– Вот, и сок томатный. Мы у вас тут засидимся, похоже. Да, и еще…

Адамов немного наклонился вперед и поманил Наташу рукой. Она тоже нагнулась, придерживая светлые волосы.

– Наташа, – заговорил он, заговорщически понизив голос, – а где тут можно покурить?

Она выпрямилась и замахала руками.

– Ой, что вы, что вы! В поезде нигде нельзя! Сами мучаемся…

Адамов улыбнулся.

– У вас пачка тонких сигарет в заднем кармане. И зажигалка там же.

Наташа ойкнула, завертелась, как кошка, которую ухватили за хвост, и покраснела.

– Ну, вы же нас понимаете, – проникновенно продолжил Адамов, – это какое-то гетто, геноцид для курящих, восьмичасовая пытка. Пойдете навстречу?

И посмотрел на нее так, что Наташа снова зарделась, но уже как-то иначе, потом быстро огляделась по сторонам, согласно кивнула и громко зашептала:

– Хорошо, мы скоро остановимся, нас перецеплять будут к другому локомотиву, и я тогда подойду, можно будет открыть дверь и покурить.

– Большое вам человеческое спасибо!

Наташа собрала со стола тарелки, улыбнулась и отправилась восвояси. Адамов провел рукой по лбу и спросил:

– Так, на чем я остановился?

– На разговоре с Кардиналом.

– А, да. Вспомнил. После той встречи в «Шмеле» на первый взгляд могло показаться, что огромный кусок головоломки с ходу встал на место, но на самом деле все еще сильнее запуталось. Иногда обилие информации гораздо больше усложняет задачу, чем ее отсутствие: легко решить уравнение с одним неизвестным, но, когда к нему добавляется еще пара-тройка, завязанных в какую-нибудь мудреную интегральную функцию с косинусами, решение становится проблематичным. Подтвердилась только очевидность моей догадки, что отношение к зарубежным поездкам и контактам с иностранцами действительно является важнейшим и определяющим признаком для погибших. Можно было предположить, что Ильинского каким-то образом похитила или заставила сбежать рыжая девица, являющаяся вражеским шпионом; КГБ предсказуемо забил тревогу, перекрыл все возможные выходы из страны, и она была вынуждена обращаться к тем, кто хотя бы теоретически в состоянии помочь выбраться за рубеж: Трусану, Капитонову, который относился к категории граждан, чья деятельность «обеспечивала экономические интересы государства», а потому мог в ближайшее время выйти в море на своем корабле, держа курс к империалистическим берегам, даже к Рубинчику, способному придумать что-то для пересечения границы по своим каналам. Опять же, можно предположить, что все они были завербованы иностранной разведкой: смог же супостат найти предателя в самом сердце Министерства обороны. Но никакой логикой не объясняется в таком случае, кто убил этих троих – а в том, что они были именно убиты, сомневаться не приходилось. Похитившим Ильинского лазутчикам это было без надобности, версия причастности сотрудников госбезопасности недостойна была даже родиться на свет: «артистка» и «американец», очевидно причастные к этим смертям, оставались неизвестны и Жвалову, и Кардиналу, да и превентивное истребление возможных пособников иностранных шпионов ничего общего не имеет ни с методами КГБ, ни со здравым смыслом. Тогда кто эти двое, в течение нескольких дней наносящие роковые визиты то чиновнику исполкома, то капитану дальнего плавания, то подпольному бизнесмену? Какова их цель? Что их связывает с Саввой Ильинским и его спутницей – если связывает? Каким оружием они проделали то, что было сотворено с Трусаном, Капитоновым и Рубинчиком? Напрашивалось предположение, что Ильинский наизобретал нечто такое, что способно мгновенно поджаривать людей, заставлять кипеть кровь или сводить с ума – не зря же проект курировался военным министерством, – но в таком случае как это оружие оказалось у зловещей пары, причем явно в готовом к употреблению виде, когда в конце сентября только заканчивался этап подготовки теоретико-технического обоснования?

Меня не покидало ощущение, что я не вижу во всем этом какого-то одного, простого ответа и что мешает его увидеть то, что всегда помогало: мои знания и оперативный опыт. Я обращал внимание на ключевые факты, анализировал и комбинировал их так, как делал это всегда, и, подобно тем индейцам, не заметившим испанских кораблей, даже предположить не мог, какую переменную следует применить, чтобы решить это запутанное уравнение.

– Но в итоге вы заметили ту самую невидимую гориллу? – настойчиво спросил я.

– О да. И не я один. Хотя тогда никто из нас так и не понял, что именно мы увидели и с чем столкнулись.





Глава 4

Сингулярность




Нас было семнадцать человек на шести машинах и бывалый пес Цезарь, рвущийся реабилитировать себя после проявленного у квартиры Рубинчика малодушия. До появления отрядов специального назначения, которые сейчас вызывают для захвата особо опасных преступников, оставалось еще несколько лет, и на задержания обыкновенно выезжала группа захвата из оперативных сотрудников, вооруженных только табельными «ПМ», без бронежилетов, касок и пуленепробиваемых щитов, но с решимостью дать бой любой банде головорезов. Правда, и головорезы в те времена вооружались преимущественно финками и обрезами охотничьих ружей, изредка имея в арсенале гуляющие по стране со времен войны «ТТ», «наганы» и те же «ПМ», раздобытые преступным и нередко кровавым путем – или же трофейные немецкие пистолеты, как у «вежливых людей». Впрочем, будь у предполагаемых разбойников даже автоматы Калашникова, это бы ничего не изменило ни в составе нашей группы, ни в ее оснащении.

В машине с закрытыми окнами сгустилась та особая, влажная и пахучая духота, какая всегда бывает в тесных помещениях, куда набилось несколько взрослых мужчин, но на этот раз к запахам табака, пота, оружейного масла, кожи, бензина и одеколона примешивался отчетливый дух псины: Цезарь сидел на заднем сиденье, втиснувшись волосатым поджарым задом между Шамранским и участковым Куницей, и шумно дышал мне в ухо.

Я взялся за рацию.

– Саша, что там у вас?

– Сидят, в салоне темно.

– Зубровин?

– То же самое, габариты выключены, двигатель заглушен. Похоже, никуда ехать не собираются.


– Вася?

– Я, товарищ капитан!

Я вздохнул.

– Вася, я знаю, что это ты. Доложи обстановку.

– В тринадцатой скандал, кажется, опять Свистунов с дружками…

– Старшина Ишков! – прорычал Куница, перегнувшись с сиденья. – По делу!

– Все тихо, товарищ лейтенант… и товарищ капитан.

– Добро.

Через пару минут рация снова ожила.

– Товарищ капитан, – голос полковника Макарова был натянутым, строгим и немного торжественным, как на партсобрании, – товарищ начальник уголовного розыска интересуется обстановкой.

– Передайте товарищу генерал-лейтенанту, что обстановка не изменилась, – ответил я. – Ждем.

Масштаб события достиг пугающих величин. Впрочем, это было неудивительно: предстояло не просто задержать каких-то уличных грабителей, нет – планировался захват членов банды неуловимых и дерзких «вежливых людей», и их арест должен был не только поставить точку в череде громких налетов, о которых руководству уголовного розыска напоминали на каждом совещании в главке, но и очистить от подозрений честь милицейского мундира, утерев нос комитетским выскочкам. Правду о том, что те, на чье задержание мы выдвинулись таким серьезным составом, не имеют к прославленным налетчикам ни малейшего отношения, знал только я, и от этого мне было не по себе.

– Уверен, Витя? – спросил меня Макаров, когда я едва ли не ворвался к нему в кабинет для согласования операции.

– Так точно, товарищ полковник, – ответил я, не моргнув глазом. – Уверен.

– Ну, тогда действуй. Я буду в оперативном центре, наблюдать за ходом событий.

И добавил, чуть не выбив у меня слезу:

– Надеюсь на тебя.

Я поспешил выйти из кабинета, но у самых дверей он меня окликнул:

– А как тебе удалось их вычислить?

– Работаем, Иван Юрьевич, – скромно ответил я и ретировался.

А теперь вот еще и генерал-лейтенант. Я старался не думать о том, что скажу и как буду объясняться, когда «артистку» и «американца» доставят в управление: все, что у меня было против них в рамках моей компетенции, – это подтвержденное одним сомнительным свидетелем присутствие на месте гибели Рубинчика, смерть которого однозначно квалифицирована как самоубийство. Оставалась смутная надежда на то, что от серьезных неприятностей сможет прикрыть Кардинал, но даже если нет, отступать я не собирался. То, каким изощренным и неведомым способом были убиты Трусан, Капитонов и Боря, меня волновало в еще меньшей степени: если бы эти трое были изрешечены автоматными очередями, я бы, наверное, еще задумался о риске, которому подвергаю себя и товарищей; но смерть, вестниками которой была таинственная пара, выглядела настолько противоестественно и дико, что я не ощущал реальной опасности. Так, верно, никогда не видевший огнестрельного оружия дикарь без страха бежит с копьем на винтовку.

Куница позвонил в десять часов вечера в понедельник, и было большой удачей, что я допоздна задержался на работе. Такого быстрого результата я не ожидал и даже не сразу понял, кто и зачем звонит.

– Они здесь, товарищ капитан! – прозвучал в трубке чей-то возбужденный голос.

– Кто они? Кто говорит?

– Это лейтенант Куница, участковый с Круштейна, – он говорил почему-то шепотом и частил, словно с передовой. – Они здесь, двое, с вашей ориентировки.

Их заметил помощник участкового Вася Ишков, не спеша обходивший квартал и уже собравшийся идти домой – обратил внимание на автомобиль, припаркованный во дворе, чуть дальше пивного ларька, как раз напротив выступа дома с окнами на три стороны. Легковые машины нечасто появлялись в этих дворах, тем более такие, как роскошная новая «семерка» цвета ночного неба со сверкающей решеткой радиатора и хромированными молдингами по бокам. Вася засмотрелся, сбавил шаг, а потом увидел в неверном отсвете фонаря мужчину и женщину, неподвижно сидевших в салоне. Он подумал было, что пара уединилась здесь для дел деликатного свойства, а потом пригляделся получше – и узнал.

– Куница, вызывай дежурную опергруппу из района, жди, наблюдай и сам не лезь на рожон. Мы скоро будем.

Сборы заняли несколько минут. От моего отдела со мной отправились Отари Гвичия и Рома Белов: первый – отличный стрелок, принимавший участие в ликвидации Короленкова, второй – мастер руля, водитель-профессионал. От второго отдела присоединился Игорь Пукконен, дежуривший в этот вечер, и я был рад, что он с нами: никто не знал, как пойдет дело, и его знаменитая выдержка и хладнокровие могли пригодиться в решающую минуту. Шестой отдел обеспечил ударную силу, центр нападения – братьев-близнецов Бодровых, приглашенных звезд любой группы захвата, рядом с которыми давешний светловолосый атлант на страже дверей кафе «Три звезды» выглядел бы как мирный студент-первокурсник. Мастера спорта по классической борьбе, оба за два метра ростом, с лицами берсерков и почти наголо подстриженными бугристыми головами, они одним видом могли парализовать сопротивление самых лютых злодеев. В довершение я взял с собой Шамранского с Цезарем, формирование непобедимой армады было закончено, и мы полетели в ночь на двух машинах: старой «копейке», на которой я недавно катался в гости к Леночке с Левиным, и новой, специально подготовленной «Волге» с Ромой Беловым за рулем.

Местные оперативники прибыли раньше и ждали нас неподалеку во главе с самим начальником районного уголовного розыска майором Зубровиным. Его явно выдернули по тревоге, когда он отдыхал в уюте домашнего очага, ибо одет майор был в тренировочные штаны и застиранную майку с наброшенным поверх нее пиджаком, а пахло от него, как от человека, который только что принял первую, самую радостную и желанную рюмку перед горячим ужином.

– Со мной еще трое, – сообщил он. – Один – в машине на Красной, на случай если эти вдруг на ту сторону решили бы прорваться. И двое здесь, вот: Миша и Саша.

Миша был высок, худ, нескладен и неказист, чего не скажешь о Саше: густые светлые волосы, модная короткая стрижка, спортивная фигура, крепкое рукопожатие, в общем, превосходство над Мишей по всем статьям являлось очевидным, кроме того, что Саша была девушкой – явление для уголовного розыска и сейчас довольно редкое, а тогда практически уникальное.

– Где Куница? – спросил я.

– Перекрывает ворота вместе с помощником, – пояснил Зубровин. – Я распорядился до вашего приезда. Три выхода из квартала на Красную и два – на канал, закрываем и запираем цепями. Им теперь из двора один путь, мимо нас.

Запыхавшийся Куница, весь перемазанный маслом и ржавчиной, появился через несколько минут и обрадовался мне как родному, будто пехотинец – кавалерийскому командиру, прибывшему на выручку в трудный момент. За ним следом неторопливо шел его помощник Ишков, совсем молодой паренек, мечтательно-серьезным выражением лица и подростковой фигурой похожий на мальчишку, уговорившего красноармейцев принять его в отряд трубачом. Из раздутого кармана его форменного кителя торчал кулек с ирисками «Золотой ключик».

Мы собрались вокруг «Волги», и Куница разложил на теплом капоте план квартала. Зубровин зажег карманный фонарь. От площади слышался шум проезжающих редких автомобилей, как замедляющееся дыхание засыпающего города. Было тихо, и даже дым почти растворился в неподвижном вечернем воздухе, будто пожары далеко на окраинах затаили дыхание. Черная вода в канале стала ровной, как толстое зеркало, и в ней отражались яркие синие фонари и темные силуэты старинных зданий Новой Голландии.

– Предположительно, базой преступников является одна из двух квартир, расположенных вот здесь и вот здесь. – Я показал на плане апартаменты ЛЕНАЭРОПРОЕКТ и НИИ робототехники. – Наша задача: дождаться, когда подозреваемые начнут движение, и осуществить задержание у входа в квартиру.

– Их только двое, – заметил Пукконен. – Что с остальными?