Глава 5

Ничто




Любимое Илюшкино выражение «тебе-то хорошо, Алисочка…», тянет «Али-исочка» противным девчачьим тоном, как будто он плохо воспитанная третьеклассница, а не стройный, благородной наружности мужчина шестидесяти одного года в дорогих рваных джинсах.

Даже в советское время, когда преподаватели читали лекции в униформе костюм — белая рубашка — галстук, Илюшка выходил на кафедру в джинсах и грубом свитере крупной вязки, — то ли он у костра, то ли на кафедре… От него веяло духом свободы, сигаретами «Мальборо», заграничными конференциями — и костром, песнями под гитару; это сочетание свободы от официоза и официального успеха сводило студенток с ума… Только официальных жен-студенток у Илюшки было пять, а неофициальных уж и не помню… Сто?

Илюшка до сих пор не сменил имидж: джинсы, длинный кашемировый свитер, проволочные очки, хоть садись на них — не сломаются, мягчайшей овечьей шерсти шапочка, прикрывающая лысину. Илюшка, во всем своем кашемировом, мягком, гений лени, он бы и лекции читал с дивана. Теперь у этого стиля есть название — «хюгге», как будто удобство, уют и любовь к себе и своему дивану выдумали лишь сейчас.

Илюшка только что вернулся из Америки, читал лекции в университетах нескольких штатов.

— Я во время поездки встретил много русскоязычных коллег, обменивался с ними визитными карточками, — значительно сказал Илюшка.

Я кое-что приписала на его визитках перед отъездом, пока он собирал вещи: «Доктор физ. — мат. наук, профессор Гарвардского университета USA и Оксфордского университета UK Илюшка». Но зачем сердиться? Ведь именно так его зовут?

— А от кого я получил эсэмэс «Дорогой папочка, я уронил твой подарок в унитаз. Плод твоей любви Мустафа»?! А? Я думал, ты таким образом даешь мне понять, что опять уронила свой телефон в унитаз… Как дурак, купил седьмой айфон прямо в аэропорту, а теперь ты говоришь, что шестой лучше, просто сил никаких нет с тобой…

Сидя на диване с рюмкой ликера (его машину поведу я, потому что ему так уютней), Илюшка настраивал новый телефон и монотонно бубнил: «Тебе-то хорошо, Али-исочка, у тебя-то есть седьмой айфон… Тебе-то хорошо, Али-исочка, у тебя-то нет лысины…» и с тем же выражением «Тебе-то хорошо, Али-исочка, у тебя-то есть лысина…». Ленинградские мальчики шутят с серьезным лицом, чтобы ни намека не проскользнуло, что шутят. Такое чувство юмора, дождливо-туманное.

— Имей в виду: я не буду жить в квартире, где ты жила с другим мужчиной, — строго сказал Илюшка.

Мне уехать из моей квартиры? Но я так люблю свои вещи, свои и папины: все эти полочки, этажерки, заставленные вазочками, шкатулками, портсигарами, в каждом портсигаре сигарета… Теперь, когда у меня живут мальчики, я все стащила себе в комнату, и это красиво.

Мальчиков я представила Илюшке как племянников из провинции: приехали учиться в Академию художеств. Да, сразу трое — талантливая семья. Если Илюшка узнает, что я сдаю комнаты студентам, он оскорбится. Будет кричать: «Я тебе что, мало зарабатываю?!» Начнет незаметно оставлять мне спиртное, сладкое, соленое, бриллиантовое, норковое — что угодно, но не наличные деньги, а они-то мне как раз и нужны.

Почему не наличные деньги? Илюшка любит меня, он умный, остроумный, сексуальный. Говорит: «Не понимаю, почему так много значения придается техникам секса, мужчине всего-то и надо быть вежливым, соблюдать правило „дама вперед“». Илюшка всегда соблюдал. У него нет недостатков, кроме одного: он не будет оставлять мне деньги.

— Мы должны подать заявление сегодня, потому что завтра я буду в Израиле. И учти: я не буду жить с тобой без официального заключения брака, как ты жила с другим мужчиной. Да, это мое условие.

В этом весь Илюшка: как только есть надежда что-то получить, тут же ставит условия. Почему бы не жить там, где я жила с другим мужчиной? Почему бы не жить без брака? Мы вот с Братцем Кроликом не были женаты, сначала папа был против этого брака, а потом мы забыли, что не женаты, и прожили душа в душу сорок лет.

— Ну, пожалуйста, давай поженимся поскорей!.. Послушай, а давай сегодня поженимся, и завтра ты со мной в Израиль? В загсе я договорюсь. Ты ведь знаешь, мои бывшие студентки повсюду — в детских садах, кинотеатрах, и в загсе наверняка кто-то работает… То, что многим женщинам-физикам пришлось переменить профессию, очень украсило мой быт… Алиска, давай! Оформимся как люди и сразу в свадебное путешествие!.. Ты будешь в розовом, как молодоженка. Не в поросячьем розовом, а во взрослом розовом, цвета чайной розы. Но, если хочешь, можешь быть в поросячьем! А жить, черт с тобой, будем здесь, где ты жила с другим мужчиной!.. Алиска?

Если я выйду за него замуж, это послужит Братцу Кролику хорошим уроком. Илюшке это тоже послужит уроком: после свадьбы он окажется не шалым молодоженом, как он воображает, а солидным человеком на пороге юбилея свадьбы. Мы вместе со школы.

Илюшка наконец-то закончил возиться с айфоном, протянул мне телефон со словами: «Держи, теперь у тебя все здесь — и Фейсбук, и почта», — и тут пришло письмо.

Можно было прочитать потом, но я заглянула одним глазом. Рахиль писала: «Приходил папа, молча сидел и смотрел печальными глазами. До аварии у меня было трое мужчин, а теперь всего один… Грущу».

Разве можно не ответить сразу, когда человек грустит?



Дорогая Рахиль,

частичка меня осталась в 60-х годах (а также в 50-х), но мировоззрение мое родом из настоящего времени.

Поэтому я… Я имею в виду, что… Не знаю, как сказать, что я имею в виду.

Раньше мне бы в голову ничего подобного не пришло, а теперь, когда на каждом шагу… Хорошо, я скажу прямо: если у вас было «трое мужчин» одновременно — это как вам нравится. Но если среди них ваш папа, если у вас с вашим папой… черт, Рахиль, я хочу сказать, что я ваш друг, и если ваш папа вас обижает, то вы можете всем со мной поделиться. Уффф!

Ваша Алиса.



Дорогая Алиса,

не волнуйтесь, я идиотка! Я просто неудачно выразилась!

Я имела в виду, что до аварии в моей жизни были люди, которые мне дороги: мой папа, мой отец (пусть я не знаю, где он живет, в Израиле или Америке, и даже жив ли он вообще, но в моей душе он живет) и Он. Он старше меня на год, увлекается театром на сцене (ставит в школе какие-то свои пьесы) и в жизни. Для него вообще вся жизнь — перформанс.

Мы с ним были вместе всего один раз: в сентябре случайно встретились на Невском (я за ним следила). Полчаса погуляли. Он предложил, чтобы мы взялись за руки крест-накрест и как будто катились на коньках по Невскому. Нужно было катиться с сосредоточенными, серьезными лицами, в этом весь смысл перформанса.

Мы «заехали» в «Елисеевский», стояли в очереди в кондитерский отдел, притоптывая, как будто отогреваемся с мороза, он озабоченно говорил: «Ты не отморозила нос? Давай я потру» — и тер мне нос и щеки.

И вдруг! Упал на колени! Вы подумали, что стал признаваться мне в любви? Упал на колени и стал умолять, чтобы я купила ему пирожное. Это был перформанс… А потом встал и как ни в чем не бывало сказал продавщице: «Дайте мне все, что у вас есть голубого цвета. Мне нужны голубые еды». Голубого нашлось только печенье «макарони».


На улице Он признался, что не сам придумал голубые еды, а это кто-то из обэриутов[3]. Я-то не дура, чтобы спрашивать, кто именно, я потом посмотрела в Интернете: Хармс падал на колени в кондитерской, гулял по Невскому то с цветком в ширинке, то с ножкой от стола, и вокруг все говорили, что он сбежал из сумасшедшего дома. А голубые еды просил в магазине поэт Введенский[4].

Мне безумно нравится, что Он такой артистичный, рядом с ним мир совсем другой.

Он предложил встретиться вечером, но я отказалась, была слишком счастлива, чтобы узнавать, что будет дальше. А дальше — я стала инвалидом. Теперь-то неизвестно, когда я хотя бы просто увижу его… возможно, что никогда. Что касается моего отца, то я раньше думала его найти, но теперь он потерян для меня: что может сделать прикованный к постели инвалид, за которым внимательно наблюдает мама?

Таким образом, из троих важных для меня мужчин остался один. Вот и все. Но спасибо за предложение «всем поделиться». А вы что подумали?.. Ха-ха. Мне кажется, что случаев настоящего сексуального домогательства в семье или от учителей в школе гораздо меньше, чем об этом говорят.

Теперь я нахально спрошу: сколько у вас было мужчин? Вы сами разрешили мне лезть в интимное.

Ваша Рахиль.



Дорогая Рахиль,

интимное — это мысли и чувства, а вовсе не мужчины. Что именно вас интересует: сколько мужчин было вообще, или перечислить тех, которые что-то для меня значили?

Всегда должно быть трое мужчин: потеряете одного, двое смогут рассмешить вас своим соперничеством. Больше не нужно, — сутолока и оперетта.

Мне грустно: муж от меня ушел, и я собираюсь утопиться… ошибка клавиатуры — утешаться, наблюдая соперничество двоих оставшихся.

Где я собираюсь утешаться? В корпусе Бенуа, на выставке «Ученики Петрова-Водкина». Алиса Порет, под картиной которой вы лежите, была ученицей Петрова-Водкина[5]. Буду ходить по выставке и думать, что никто не знает тайну их с Глебовой знаменитой картины, а я знаю… Мне кажется, это меня утешит. Я люблю тайны, люблю знать то, что никто не знает.

Ваша Алиса.



Не знаю, кого я не люблю больше — детей или подростков! Детей не люблю больше. Хотя подростки совсем уж невыносимы: прыщавые, ненавидят мать, или отца, или обоих, умничают, а сами думают только о сексе.

Оказалось, два года назад родители Рахили купили в галерее на Васильевском мою картину. «Одуванчик на Мойке». Огромный, во весь холст, одуванище, сквозь который видны очертания набережной Мойки. Как будто смотришь на Мойку сквозь одуванчик. И это мистическое совпадение: среди прочего, что я прочитала об Алисе Порет, нашлось вот что: «Соколов начал писать мой портрет маслом, своей манерой, почти акварельными тонами, и учил меня смотреть на мир сквозь одуванчик». Художник Соколов учил Алису смотреть на мир сквозь одуванчик. Я написала картину «Одуванчик на Мойке», как будто смотришь на Мойку сквозь одуванчик. И еще одно совпадение: холст Алисы («холст» звучит лучше, чем «обрезки холста») нашелся на Мойке.

Рахили понравилась картина, картину повесили над ее кроватью, и два года Рахиль смотрела на «Одуванчик» (как я понимаю, мой «Одуванчик на Мойке» висит напротив картины Алисы Порет). Когда Рахиль оказалась прикованной к постели, то от скуки решила написать автору картины.

Как она добыла мой e-mail? Позвонила в галерею. Представилась журналистом из журнала «Собака. ru», искренним голоском сказала, что уже брала у меня интервью, и мы с ней оказались родственные души… она хочет написать о моей живописи, но вот только e-mail родственной души куда-то подевался, не напомните?.. Молодец, Рахиль, — обычно галерея не дает координат художников, но капля «искренности» сыграла свою роль, они порылись в своих записях и дали.

И Рахиль написала мне:

Дорогая Алиса,

у Вас бывает грусть по вечерам? Вы когда-нибудь думали: «Неужели это уже моя жизнь?» и «Я всегда буду мной, вот этой эмпирической данностью?»?

С детства эта грусть во мне бродит и никуда не делась к зрелому возрасту, увы.

Сейчас все совсем другое, я совсем другая. «Молекулы моего тела меняются, я уже не тот человек, что занимал у вас фунт».

После аварии я лежу недвижимо, думаю: Бог вообще меня видит?! Если Бог видит меня, понимает, почему именно я, дал бы мне знать. Мне очень тяжело. Если бы я не жила нормально, как все (теперь я осознаю, как прекрасно живут здоровые все), то моя комната, моя семья были бы для меня единственным миром. Но я-то после нормальной жизни!

Смотрю на Ваш «Одуванчик». Я сразу поняла, что он существует не только как художественный объект, но и обладает важным для меня содержанием. Теперь, когда я лежу, он все время со мной — и не надоедает! Я уверена, что между его автором и мной есть метафизическая связь.

Конечно, Вы не можете отвечать каждому, кому покажется, что между ним и Вами есть метафизическая связь. Я не буду клянчить ответа!

Но вот что мне бы хотелось знать: какая часть Вас в «Одуванчике»? (В картине всегда есть часть художника, я знаю об этом не из книг.) Это Ваша лучшая половина или худшая? Или это концентрат Вашей личности, как концентрат каши или киселя?

Немного обо мне: я адски умная, ненавижу свою мать, до аварии училась в художке, теперь рисую лежа ради спасения личности. Иначе совсем плохо.

Обнимаю Вас очень. С неослабевающим нахальством жду ответа.

Ваша Рахиль, лежащая по адресу: Мрачный проспект, 667.



Очевидно было, что зрелый возраст Рахили — от тринадцати до шестнадцати (как потом выяснилось, пятнадцать). Хоть у меня, к счастью, нет детей, я в них разбираюсь, как люди вынуждены разбираться в чем-то для себя вредном (я ведь знаю, от чего у меня аллергия).

Современные средства общения прелесть что такое, все эти рожицы, смеющиеся собачки, плачущие котики дают мне возможность выразить любые эмоции, когда у меня их вовсе нет. Я собиралась ответить этой нахальной надоеде котиком, уезжающим на велосипеде: от ненужных людей необходимо как-то уворачиваться. Хоть и немного найдется девочек, цитирующих Джойса, Мэри Поппинс и «33 несчастья», но зачем она мне? Эта девочка — типичный литературный персонаж: «адски умная калека, ненавидящая свою мать». Будет представлять себя жертвой, а свою бедную маму исчадием ада. Подросток из любой невинной мамаши сделает идеальную модель для ненависти. Слава богу, что у меня нет детей! Меня хотя бы никто не ненавидит.

Еще потому я не хотела отвечать, что она инвалид, лежит недвижимо. Чтобы не записывать себе переписку с девочкой-инвалидом в список «благотворительность». Мне не нужно творить добро! Моя природа не говорит мне «твори добро». Моя природа говорит «делай, что хочешь». Я хочу рисовать, а не творить добро.

Послала Рахили уезжающего на велосипеде кота без единого слова. А она мне в ответ: «Ура! Я бы сейчас хряпнула граммов сто коньяка от радости, что у меня есть вы! Надо было прятать под матрацем не паспорт, прабабкины письма и деньги, а фляжку с коньяком, а теперь где же взять». Я подумала: «Черт с тобой, нахальная девчонка, напишу два слова».

А что вышло?! Мне кажется, она нужна мне больше, чем я ей. Как говорил папа: «Не знаешь, где найдешь…» Именно в этот период жизни у меня появились вопросы, которые я давно себе не задавала, лет с пятнадцати. Когда от меня ушел Братец Кролик, я написала Рахили: «Может быть, жизнь — это вовсе не счастье, а просто нужно терпеть?» Разве я могла спросить об этом своих подруг? Они давно ответили себе на все вопросы.

Рахиль оказалась нахальной и одновременно нежной, не вторгалась на чужую территорию с криком: «Ура, я тут!», а приоткрывала дверь: «Можно? Это ваш Внутренний Мир? Вы точно хотите, чтобы я зашла?» На мой вопрос о счастье и терпении она ответила: «Когда узнаю, в чем смысл жизни, сообщу эсэмэской». Это двойная шутка: у Рахили нет ни моего телефона, ни адреса, ничего, кроме почты. Также как у меня нет ничего, кроме ее почты.