– Соглашайся, – настаивала она. – Живем один раз.

Я не могла удержаться от смеха, увидев, как она катится в кресле, словно беззаботный ребенок.

– Молодость быстро проходит, – заявила она. – Если не будешь время от времени останавливаться и оглядываться по сторонам, то рискуешь все пропустить.

Я закатила глаза.

– Хорошо, Феррис, – в шутку ответила я, узнав в словах Кристен цитату из фильма «Выходной день Ферриса Бьюллера». – Уж я умею веселиться.

Она с придыханием хихикнула и поддразнила меня:

– Не уверена, что ты вообще умеешь улыбаться.

Я задохнулась от притворного возмущения. Плюхнувшись в свое кресло, я сбросила туфли на каблуках, развернулась спиной вперед подобно Кристен и, отталкиваясь по очереди то одной ногой, то другой, поспешила за ней вдогонку.

– Я умею веселиться, – похвасталась я, прижимая туфли к груди.

Поддернув подол темно-синего платья до колен, я сильно оттолкнулась ногами и рассмеялась, когда догнала Кристен. Она ускорила движение, и я вскочила, бросила туфли на сиденье кресла, схватилась за его края и побежала вперед.

– Так нельзя! – с возмущением закричала Кристен.

Я пролетела мимо нее, завернув за угол к нашим кабинетам, и бросила через плечо:

– Здесь нет никаких правил!

С этими словами я снова упала в кресло, по инерции подкатилась к финишной черте и вскинула руки вверх, торжествуя.

– И пусть это послужит тебе уроком. – Я улыбнулась в ответ на притворно хмурый взгляд Кристен, но тут ее брови взлетели вверх, а рот приоткрылся.

Я оглянулась через плечо и тут же опустила ноги на пол и затормозила.

– Мистер Марек, – произнесла я, увидев, что он стоит, прислонившись к стене рядом с дверью моего кабинета.

Что он здесь делает?

Моя грудь вздымалась и опадала после лихой поездки на кресле, и Марек приподнял бровь, глядя на меня исподлобья. Я вскочила, расправила платье и посмотрела на свою спутницу. Она ухмыльнулась и исчезла, толкая кресло в свой кабинет. Я снова повернулась к Мареку.

– Извините, – проговорила я, чувствуя, как по щекам разливается жар. – Мы просто…

Я не стала заканчивать фразу. Он и сам видел, чем мы занимались.

В своем черном костюме-тройке в тонкую полоску он выглядел с иголочки. Цвет ткани оттенял светлую кожу, а белая рубашка и темно-серый галстук мерцали в свете потолочной лампы. Я сделала несколько шагов вперед и поинтересовалась:

– Что вы здесь делаете?

Его взгляд упал на мои босые ноги, и я тоже на них посмотрела, спохватившись, что забыла надеть туфли.

– Вечно теряешь обувь, – прокомментировал Марек, ухмыльнувшись.

Я поджала губы, повернулась, схватила туфли с сиденья и обулась. Взявшись за спинку кресла, я потянула его за собой и вошла в кабинет, уверенная, что Марек последует за мной.

– Вы заявились ко мне на работу без предупреждения, – бросил он мне в спину. – Я подумал, что имею право отплатить вам тем же.

Я закатила кресло за стол и подняла глаза, видя, что Марек закрыл за собой дверь.

– И что? – с вызовом спросила я.

– И я пришел извиниться, – признался он, остановившись в нескольких шагах от меня. – Я судил предвзято и очень об этом сожалею. Кристиан получил свой телефон обратно, так что посмотрим, как все сложится дальше.

С бешено колотящимся в груди сердцем я замерла и с трудом подавила улыбку.

Да неужели?!

Я открыла рот, но заговорить получилось не сразу.

– Что ж, это замечательно, – с удивлением проговорила я. – Спасибо.

Видимо, моя речь в зале для собраний проняла его.

Марек сунул одну руку в карман и, прищурившись, посмотрел на меня с легким изумлением.

– Вы кажетесь очень образованным и решительным человеком. – Его голос звучал искренне. – Вы впечатляющая женщина, мисс Брэдбери, и мне следовало уделить время, чтобы разобраться в ваших методах работы.

Я держала плечи расправленными, но взгляд опустила, покраснев от смущения.


– Спасибо, – пробормотала я, повернулась, взяла стирающийся маркер и собралась писать на доске план работы на уроке, чтобы в четверг, когда дети вернутся в школу, эта часть была готова.

– Кристиан только о вас и говорит, – сказал за моей спиной Марек. – Я вижу, что ему интересно заниматься по вашим предметам, даже если он не желает в этом признаться.

Я сняла крышку с маркера и коснулась им доски, но ничего не написала.

– Он действительно меня терпеть не может, да?

Я опустила руку и медленно обернулась, удивленная вопросом.

И снова устыдилась. Мне не следовало этого говорить.

Неважно, насколько мне казалось, что я его знаю, все это были лишь предположения. Кто я такая, чтобы намекать на то, что сын не любит его или наоборот? И кто вообще дал мне право что-то говорить?

Марек глубоко вздохнул и впервые с момента нашего знакомства показался мне неуверенным в себе.

– Мне было двадцать, когда он родился, – поведал он. – Это не оправдание, но больше мне сказать нечего.

Двадцать.

Мне двадцать три, и сейчас я даже представить себя не могу в роли матери. Я посмотрела на Марека в ожидании продолжения, не желая ничего говорить или прерывать его, потому что внезапно осознала, что мне нравится его слушать.

– Я знаю, какого вы обо мне мнения. – Он посмотрел мне прямо в глаза, а потом опустил взгляд и заговорил почти шепотом: – И какого мнения обо мне сын.

А потом он горько рассмеялся и покачал головой.

– Не знаю, почему меня вообще волнует ваше мнение. Вам наплевать на меня, но, полагаю, именно это меня и привлекает. – Он двинулся вперед, его мягкий прежде взгляд стал холодным. – Вы такая сдержанная и отстраненная. Наверное, я бы и не смог представить вас другой, если бы в свое время вы не вели себя совсем иначе.

Я судорожно вздохнула, опустив взгляд на его правую руку. Ту самую, которая лежала на моей талии, пока мы танцевали. Едва отдавая себе отчет, что Марек подходит все ближе, я провела языком по губам.

– Ты была кокетливой и веселой. – Его голос стал хриплым, и я подняла взгляд, увидев, как Марек медленно обходит мой стол. – И продолжаешь выводить меня из себя, но мне это нравится, – прошептал он, играя со мной, притягивая меня к себе.

Этот его взгляд был мне знаком. Может быть, я мало что знала о Мареке, но этот взгляд был мне знаком.

И мы находились в моем кабинете.

В кабинете, где проходят уроки его сына.

Может быть, совесть мучила меня редко, но у Марека ее вообще не было.

– Мистер…

– Почему ты никогда не называешь меня по имени? – перебил он.

Я растерянно покачала головой.

– Почему вас так волнует, что я думаю?

– Не волнует, – отрезал он. – Меня волнует, что ты совсем обо мне не думаешь.

Я прищурилась, глядя на него и стиснув зубы.

– Это не… – Я замолчала, прижимаясь спиной к доске, когда он навис надо мной.

– Это не что? – наседал Марек, и голос его звучал напряженно.

Он стоял так близко, что мне стоило лишь поднять руку, чтобы коснуться его.

– Это неправда, – закончила я свою мысль.

Марек подался вперед.

– Ты смотришь на меня так, будто я ничего не значу. – Он внимательно вглядывался в мои глаза. – И мне это не нравится.

– Я… – Я отвела глаза, избегая его взгляда. – Я…

Неужели я так на него смотрела?

– На маскараде, в кабинете у Шоу, в моем офисе, – продолжал Марек. – Ты полностью приковываешь к себе мое внимание, где бы мы ни находились, – признался он. – А сама общаешься со мной так, будто я не стою потраченного на меня времени. Как тебе это удается?

Жар его тела вызывал во мне дрожь, словно мы с ним снова оказались вместе на том балу. Мои веки затрепетали.

– Я…