Мать хотела возразить, но не стала. Согласно склонила голову: дескать, ладно, так и сделаю.
Она смотрела на сына каким-то очень знакомым взглядом, и через минуту Илья вспомнил, у кого он видел этот непробиваемый, холодноватый взор.
У Миши, вот у кого. Лучший друг совсем недавно глядел на Илью, словно старший брат или отец на нашкодившего дошколенка, хотя никогда прежде не позволял себе этой умудренности и снисходительности.
«Что с ними такое? Они смотрят и ведут себя, словно близнецы», – внезапно успокоившись, подумал Илья.
Как говорила Леля, мать и Мишу изменила близость смерти?
Мать встала с кресла.
– Мне чаю хочется. Налить тебе, сынок?
Илья обвел взглядом ее комнату и увидел сидящую на кровати куклу Габриэлу. Игрушечная красавица смотрела бирюзовым немигающим взором.
– Она тебе нравится? – спросил Илья, вспомнив, что Томочка говорила, как мать в первый вечер после его отъезда нервничала, просила убрать куклу с глаз долой, выбросить ее.
– Милая, симпатичная такая, само очарование, – с улыбкой проговорила мать, подойдя к нему. – Она мне сразу понравилась, по-другому и быть не могло. Кстати, я тут подумала, что хочу сама попробовать делать кукол. Знаешь, прочла одну книгу, и это, оказывается, очень увлекательно – мастерить игрушки. Правда, понадобится много всякого-разного, но это же не проблема, есть даже специальные магазины.
Мать говорила, а Илья с трудом понимал, о чем это она. Неожиданно пробудившееся желание рукодельничать казалось неважным, несущественным – особенно сейчас. Почти столь же неуместным и оскорбительным, как Мишины слова о Томочке.
Ирина легонько поцеловала его в щеку.
– Пошли, дорогой мой, почаевничаем. Пироги такие вкусные получились. Особенно с капустой. А с Мишей помирись, он за тебя переживает. Как и я, – донесся уже из коридора ее голос.
Илья стоял посреди спальни Ирины, глядя перед собой. Она напевала что-то вполголоса, наполняя чайник. Покрывало на кресле, где мать только что сидела, сползло, и Илья подошел, чтобы его поправить.
Между спинкой и сиденьем что-то белело. Он убрал покрывало и увидел, что это книжка небольшого формата. Потянул ее – и оказалось, что это не книга, а материн «разговорный» блокнот, который ей теперь без надобности. Завалился в щель, а она и не заметила.
– Ты идешь? – позвала Ирина.
– Да, – отозвался Илья, сунул блокнот в карман, не зная в точности, зачем он ему (разве что былое вспомнить?), поправил покрывало и вышел из комнаты, погасив свет.
Глава третья
Спал Илья той ночью отвратительно. Забыться сном удалось только под утро, и он увидел такой кошмар, что больше не рискнул закрыть глаза.
Приснилась ему Томочка. Мертвая.
Ее изуродованное, залитое кровью лицо маячило за окном. Переломанные руки царапали стекло, пытались открыть створку. Чудовище, в которое превратилась Томочка, висело за окном, похожее на большую пиявку, и шипело, требуя впустить его внутрь.
– Я твоя невеста! Дай мне войти!
Потом в руках у существа оказалась кукла Габриэла. «Томочка» колотила ею по стеклу до тех пор, пока не разбила его. Илья проснулся от звона осколков, озираясь по сторонам.
Жуткое лицо монстра стояло перед глазами, и он не сразу понял, что это был всего лишь сон. Окно, разумеется, было целым, но на фоне Илье почудился кукольный силуэт.
Илья испуганно моргнул, а когда открыл глаза вновь, силуэт исчез.
«Кукла, – подумал он. – Вечно эта проклятущая кукла».
Конечно, и кошмар ему привиделся потому, что он целый вечер думал о Габриэле. Посидев с матерью на кухне, Илья вернулся к себе и принялся изучать «разговорный» блокнот. Он был исписан почти до самого конца, и более девяноста процентов записей были сделаны до отъезда Ильи в командировку.
Несколько последующих записей тоже не содержали ничего необычного. А потом было то, что мать написала про куклу: «Выброси это не кукла а демон бес нежить я боюсь страшная как зверь хочет сожрать меня».
Они с Томочкой созванивались, и девушка рассказала, что кукла не понравилась матери, даже чем-то напугала. Видимо, не желая его волновать, Томочка не прочла ему надпись, просто упомянула, что Габриэла не пришлась Ирине по душе, мать даже попросила ее выбросить.
Но теперь было очевидно: Томочка сгладила углы, преуменьшила. У Ильи глаза на лоб полезли, когда он прочел слова матери о «демоне» и «нежити», о том, что звероподобная кукла «хочет сожрать» ее.
Что произошло дальше, Илья толком и не знал. Занятый своими делами в командировке, он напрочь забыл об этой истории с куклой, не спросил Томочку, а сама она тоже ничего не рассказала. Поэтому Илья понятия не имел, чем все в итоге закончилось.
По всей видимости, мать перестала бояться куклы и попросила Томочку ее вернуть. Или сама нашла, куда Томочка ее спрятала, и вытащила.
Вроде бы это все и значения не имеет – какое отношение к тому, что тревожит Илью, может иметь обычная (хорошо, пусть и не совсем обычная) игрушка?
Но кукла не шла из головы. Что-то тут было не так, и при мысли о Габриэле наползал иррациональный, ничем вроде бы не подкрепленный страх, почти такой, какой Илье уже приходилось чувствовать в отеле «Петровский».
Причин тому было две.
Во-первых, когда Илья вчера спросил мать, нравится ли ей кукла, она улыбнулась и без заминки ответила, что Габриэла ей понравилась сразу. Но это точно была ложь! Зачем же ей врать? Почему бы не рассказать о том, что поначалу кукла ее не впечатлила, а потом все изменилось, не представить это как забавное происшествие?
А во-вторых, тон записи. Мать явно была сильнейшим образом напугана и, как ни крути, так быстро ее мнение измениться не могло. Пока не выздоровела чудесным образом, мать была подвержена сменам настроения: могла нежданно-негаданно расплакаться, например. Но проявлений такого ужаса не было ни разу.
Илья вертел в голове ситуацию так и эдак, но не мог найти ни одного рационального объяснения ни тому, почему мать так напугалась, ни тому, почему страх внезапно сменился обожанием, ни тому, с какой стати ей понадобилось скрывать это.
Следующая запись была последней в блокноте. По-видимому, после мать уже заговорила, так что необходимость писать отпала. На листе было всего три предложения: «Мне нужно полежать. оставь меня. не беспокой». Тон холодный, неприязненный. Буквы почти ровные, да еще и знаки препинания на месте.
Это было абсолютно не похоже на ту сердечность, если не сказать обожание, с которым мать всегда относилась к невесте сына. Они что, поссорились? Томочка ничего об этом не говорила. Возможно, опять-таки решила не беспокоить Илью. Или тут что-то другое? Как разобраться?
И вишенка на торте: следующая страница оказалась вырвана.
«Черт бы побрал эту командировку», – в который раз подумал Илья.
Хорошо, пусть мать и Томочка поссорились, всякое бывает. Но само построение фраз, слова вроде «оставь меня» – это было не похоже на то, как мать обычно разговаривала. Точнее, не было похоже на прежнюю Ирину. А вот на ту женщину, в которую она превратилась, – очень даже.
И снова эти перемены, снова головоломка…
Стоя под душем, пытаясь прийти в себя после бессонной ночи и приснившегося кошмара, Илья понял лишь то, что отсчет начался с появления куклы. Он, между прочим, всегда настороженно относился к куклам и манекенам. Человекоподобные пластмассовые создания, имитирующие людей, внушали Илье опасение с самого детства: было в них что-то пугающее. Самыми страшными фильмами ужасов казались те, где фигурировали куклы, и мысль о том, что они способны двигаться, пока на них не смотришь, или служить сосудом для потусторонней сущности, навевала ужас.
«Демон бес нежить», – вспомнилось Илье, и горячая вода вдруг показалась ледяной.
А мать ведь собралась изготавливать кукол!
С чего бы, откуда это желание? Что за хобби такое?
Хобби. Куклы.
«Петя, квартира, дом да куклы – хобби у меня такое – вот и вся моя жизнь», – произнес в его голове женский голос, и спустя мгновение Илья вспомнил, кому он принадлежит.
Марта Иосифовна – вот кто это сказал. В тот раз, когда Илья пришел к ней с вопросами о муже, о смерти Рогова и отеле «Петровский», она упомянула о своем увлечении куклами.
Кстати, Рогова – еще один пример человека, который сильно изменился!
Конечно, со всем, что случилось, Марта Иосифовна не может быть связана, да и перемены там иного свойства, но… Но Илье захотелось поговорить с этой женщиной. Она импонировала ему своей открытостью и дружелюбием, захотелось узнать, как у нее дела. Да и насчет кукол Марта Иосифовна может подсказать, недаром занимается ими.
Илья подумал, надо бы показать ей Габриэлу, возможно, она расскажет что-то полезное (а еще логично было бы спросить Мишу, откуда он выкопал куклу, но говорить с другом после вчерашней ссоры желания не было).
Конечно, со временем они помирятся. Понятно, что Миша не собирался обижать Илью и очернять память Томочки, он хотел, как лучше, а Илья мог бы промолчать, но вспылил. Однако на душе при мысли о Мишиных словах саднило. Нет, пока Илья точно не готов к разговору с другом.
Когда он уже был в прихожей, вышла из комнаты мать.
– Ты чересчур рано, – удивилась она.
– Надо кое-куда заехать перед работой, – уклончиво проговорил Илья.
– Завтракал? – заботливо спросила мать.
Илья соврал, что поел, и она, удовлетворенно кивнув, скрылась в ванной. Услышав, что полилась вода, Илья прошмыгнул в комнату матери, схватил куклу и вышел из квартиры.
Номер Марты Иосифовны был записан у него в телефоне, однако оказался отключен, а домашнего Илья не знал. Что ж, придется ехать без звонка. Он уже убирал сотовый в карман, когда тот ожил. Илья сначала обрадовался, думая, что это Марта Иосифовна перезванивает, но то была мать.
– Илюша, ты почему взял мою куклу? – недовольно спросила она. – Даже не спросил, можно или нет.
Ответ у него был готов заранее:
– Прости, мам. Ты сама вчера сказала, что хочешь заняться изготовлением игрушек. Я вечером нашел в интернете пару магазинов, которые продают материалы и разные приспособления для кукольников, хотел заехать, показать куклу владельцам, спросить, есть ли что-то подходящее для…
– Габриэла уникальна, – прервала мать. – Такую просто так не сделаешь.
– Я хотел как лучше, – притворно обиделся Илья, и мать смягчилась:
– Спасибо, дорогой. И ты меня прости, я не хотела быть резкой. Скажешь мне, где эти магазины, я схожу сама, куплю, что нужно, договорились?
Пообщавшись с матерью, Илья уверился: с куклой связана некая тайна. Ему нужно узнать, в чем дело, причем быстро, потому что вечером куклу придется вернуть.
Он позвонил на работу, предупредил, что задержится. Вот преимущество руководящей должности: не нужно никому ничего объяснять, оправдываться, хотя Илья и не злоупотреблял положением, всегда работал за троих.
В доме, где жила Марта Иосифовна, его ждало разочарование. Квартира, где жили Роговы, была продана, в ней поселились другие люди, и никто не знал, где теперь искать бывшую хозяйку.
Правда, был еще загородный дом – тот самый, где умер Петр, муж Марты Иосифовны, но она, вроде бы, говорила о желании продать и его, потому что жить там не смогла бы. Так что вряд ли она перебралась туда.