Уна прикусила губу.
— Драконья чешуя. Скорлупа. Так, по мелочи. Иногда кое-что приношу, но у егерей воровать не станут.
Томас поменял пленку, убрав отработанную катушку в карман. Так оно надежней. Он зашел с другой стороны, пытаясь не упустить ни одной детали.
Свечи.
Аккуратные такие, ровные, явно не из местной лавки. Выглядят дорогими. Чучельник в принципе показал себя небедным парнем. Серебро… это ведь серебро? Похоже на то, но анализ покажет. Скатерть тяжелая.
Посуда.
И подставка эта.
И голова на ней. А ведь аккуратно высушили и при всем безумии голова не выглядит отвратительной. Разве что яблоко рядом с ней кажется издевкой. Петрушкой бы еще украсил.
— Посмотри, что здесь брать?
Хороший, к слову, вопрос. Дом изнутри кажется еще более старым, чем снаружи. Пол под ногами скрипит на все голоса. Из окон тянет прохладой, да и сами окна эти кажутся просевшими. Стекло и то помутнело от возраста.
Ковер древний.
Мебель, кажется, досталась Уне вместе с домом. И главное, ее это определенно устраивает. Вот занавески на окнах — те новые, недавно повешены. Они и пахнут иначе, порошком и цветами.
— Мама повесила, — пояснила Уна, заметив интерес.
— А ты…
— А мне и без занавесок неплохо жилось.
Не любит? Женщины испытывают просто-таки необъяснимую тягу ко всякого рода финтифлюшкам. Занавесочки, салфеточки, статуэточки, кружавчики и бантики.
А тут — пустота.
Это неправильно.
Впрочем, женщина, которая работает с драконами, сама по себе неправильна. А еще она не спешит падать в обморок, не бьется в истерике, требуя немедленно оградить ее от ужаса, а сидит себе и разглядывает стену.
Вид, главное, задумчивый.
А ведь егерям неплохо платят. Очень неплохо и отнюдь не только по местным меркам. Плюс торговля. Драконья чешуя, кость и что там еще? Главное, всегда в цене. Тогда… куда эти деньги уходят? Почему дом выглядит так, будто вот-вот рассыплется, если не в нынешнем году, то в следующем точно? И хозяйка его не лучше. Одежда? Обычная. Не слишком новая. Чиненная даже. Куртка вот из хорошей кожи, но форменная, стало быть, получена бесплатно.
Сапоги добротные.
Крепкие брюки. Но и только…
— Тебе придется уехать отсюда. Ненадолго.
— Нет.
— Уна, это место преступления.
— Это мой дом, — она руки скрестила и набычилась, всем видом показывая, что не собирается уходить. — И нет, я не боюсь головы.
— А того, кто ее оставил?
Она задумалась ненадолго и ответила:
— Его тоже. Не боюсь. Если бы он хотел меня убить, убил бы.
И в этом имелся свой резон.
— Уна, не глупи, — шериф повернулся к столу боком. И все равно время от времени косил глазом, точно желая убедиться, что не примерещилось ему.
— Я не глуплю. Я не хочу уходить из своего дома, — она скрестила руки на груди. — И вообще начинаю думать, что лучше было бы прикопать это добро на заднем дворе.
Задний двор осмотрят.
И дом этот.
Вот только вряд ли что-то найдут. И Томас убрал фотоаппарат. Обошел стол по часовой стрелке. Остановился за стулом, на который набросили цветастое покрывало, будто пытаясь хоть как-то прикрыть жалкую обшарпанную спинку.
А ведь ублюдок не спешил.
Пришел.
Взломал замок. Или открыл его? Замок и вправду из тех, с которыми и пальцем можно справиться. Прошелся. Убрал в комнате… убрал?
Определенно.
На кухне пыль и грязная посуда засыхает в раковине. Рубашка небрежно брошена в углу. А в гостиной просто-таки образцовый порядок. Томас пощупал влажную тряпку, которую аккуратно повесили на крючок. Рядом стояла метла и щетка.
Темный совок, к которому приклеился волос, что характерно, тоже темный.
— Тебе придется уйти, Уна, — повторил он.
А потом Чучельник вытащил стол на середину гостиной. Вон, на полу остались следы. Стало быть, силенок перенести не хватило.
Впрочем, стол отменный, из дуба сделан, его и Томас в одиночку не поднимет.
Набросил скатерть. Разровнял, так, что ни заломов, ни даже сгибов не осталось. Расставил тарелки. Канделябры… даже если сложить все это барахло в коробку, то коробка получится немалой. И голова опять же.
С яблоком.
— Яблоки любишь? — зачем-то поинтересовался Томас.
— Уже нет.
— Послушай, если не хочешь возвращаться к матери…
Не хочет.
— …то я оплачу номер в мотеле.
— Там тараканы. И клопы.
— Или в участке. Бесплатно. За дурость. Что? Ей по-хорошему говорят…
Уна поднялась и быстрым шагом вышла из дома, громко хлопнув дверью напоследок. Взревел мотор.
— Куда она…
— К драконам, ясное дело. Пускай. Там точно безопасно, — шериф опустил винтовку и покачал головой. — Бедовая девка. Ничего, к завтрему поостынет.
— Знали его?
Голова на блюде вызывала смешанные чувства. Она была одновременно притягательна и отвратительна. А еще сделана хорошо. Томас сумел разглядеть шов, скрытый в волосах, тонкий, аккуратный. Снимали кожу, скорее всего, с мертвеца.
Он очень на это надеялся.
— Знал. Я предупреждал Уну, чтоб не связывалась. Да разве ж послушает? — шериф отставил ружье и потянулся, уперся в спину. — Все вы, дети, думаете, что самые умные…
Томас вспыхнул было. Он давно не ребенок. Но… замолчал. И согласился. Пускай.
— Он появился в удобный момент. Как раз получилось, что… сперва Дерри ушел.
— Куда?
— В пустыню. Егеря в этом мало от драконов отличны. Редко кого из них на кладбище хоронят, да… а Дерри давно болел. Сперва вроде как и прогноз давали хороший. Ездил в Тампеску пару раз, что-то там резал, да, видать, не дорезал. Расти стало. И сказали, что все, без вариантов. Выписали лекарство и отпустили. А может, сам ушел. Вот… ради Уны держался. Сказал, что дар редкий, грех упускать.
Шериф ступал медленно и легко, и доски, которые еще недавно встретили Томаса скрипом, разом замолчали, будто признавая право этого неуклюжего с виду человека быть здесь.
В этом доме.
В этой гостиной.
А если…
Холодком потянуло по спине. Что может быть проще? Человек, который определенно не вызовет подозрений. Он везде свой.
И звезда на груди.
И готовность помочь. Его знают местные, а чужим достаточно эту самую звезду предъявить. И предложить помощь. Или не помощь, но просто попросить проехать… куда-нибудь в тихое место, чтобы… не важно, полиции не принято отказывать.
Рука сама потянулась к кобуре.
И городок этот он знает. И охотник не из последних. С выделкой шкур тоже дело имел. Отец его, помнится, на весь город прославился, сделав чучело молодого дракона. Тоже в музей ушло.
Мог бы?
— Драконья чешуя. Скорлупа. Так, по мелочи. Иногда кое-что приношу, но у егерей воровать не станут.
Томас поменял пленку, убрав отработанную катушку в карман. Так оно надежней. Он зашел с другой стороны, пытаясь не упустить ни одной детали.
Свечи.
Аккуратные такие, ровные, явно не из местной лавки. Выглядят дорогими. Чучельник в принципе показал себя небедным парнем. Серебро… это ведь серебро? Похоже на то, но анализ покажет. Скатерть тяжелая.
Посуда.
И подставка эта.
И голова на ней. А ведь аккуратно высушили и при всем безумии голова не выглядит отвратительной. Разве что яблоко рядом с ней кажется издевкой. Петрушкой бы еще украсил.
— Посмотри, что здесь брать?
Хороший, к слову, вопрос. Дом изнутри кажется еще более старым, чем снаружи. Пол под ногами скрипит на все голоса. Из окон тянет прохладой, да и сами окна эти кажутся просевшими. Стекло и то помутнело от возраста.
Ковер древний.
Мебель, кажется, досталась Уне вместе с домом. И главное, ее это определенно устраивает. Вот занавески на окнах — те новые, недавно повешены. Они и пахнут иначе, порошком и цветами.
— Мама повесила, — пояснила Уна, заметив интерес.
— А ты…
— А мне и без занавесок неплохо жилось.
Не любит? Женщины испытывают просто-таки необъяснимую тягу ко всякого рода финтифлюшкам. Занавесочки, салфеточки, статуэточки, кружавчики и бантики.
А тут — пустота.
Это неправильно.
Впрочем, женщина, которая работает с драконами, сама по себе неправильна. А еще она не спешит падать в обморок, не бьется в истерике, требуя немедленно оградить ее от ужаса, а сидит себе и разглядывает стену.
Вид, главное, задумчивый.
А ведь егерям неплохо платят. Очень неплохо и отнюдь не только по местным меркам. Плюс торговля. Драконья чешуя, кость и что там еще? Главное, всегда в цене. Тогда… куда эти деньги уходят? Почему дом выглядит так, будто вот-вот рассыплется, если не в нынешнем году, то в следующем точно? И хозяйка его не лучше. Одежда? Обычная. Не слишком новая. Чиненная даже. Куртка вот из хорошей кожи, но форменная, стало быть, получена бесплатно.
Сапоги добротные.
Крепкие брюки. Но и только…
— Тебе придется уехать отсюда. Ненадолго.
— Нет.
— Уна, это место преступления.
— Это мой дом, — она руки скрестила и набычилась, всем видом показывая, что не собирается уходить. — И нет, я не боюсь головы.
— А того, кто ее оставил?
Она задумалась ненадолго и ответила:
— Его тоже. Не боюсь. Если бы он хотел меня убить, убил бы.
И в этом имелся свой резон.
— Уна, не глупи, — шериф повернулся к столу боком. И все равно время от времени косил глазом, точно желая убедиться, что не примерещилось ему.
— Я не глуплю. Я не хочу уходить из своего дома, — она скрестила руки на груди. — И вообще начинаю думать, что лучше было бы прикопать это добро на заднем дворе.
Задний двор осмотрят.
И дом этот.
Вот только вряд ли что-то найдут. И Томас убрал фотоаппарат. Обошел стол по часовой стрелке. Остановился за стулом, на который набросили цветастое покрывало, будто пытаясь хоть как-то прикрыть жалкую обшарпанную спинку.
А ведь ублюдок не спешил.
Пришел.
Взломал замок. Или открыл его? Замок и вправду из тех, с которыми и пальцем можно справиться. Прошелся. Убрал в комнате… убрал?
Определенно.
На кухне пыль и грязная посуда засыхает в раковине. Рубашка небрежно брошена в углу. А в гостиной просто-таки образцовый порядок. Томас пощупал влажную тряпку, которую аккуратно повесили на крючок. Рядом стояла метла и щетка.
Темный совок, к которому приклеился волос, что характерно, тоже темный.
— Тебе придется уйти, Уна, — повторил он.
А потом Чучельник вытащил стол на середину гостиной. Вон, на полу остались следы. Стало быть, силенок перенести не хватило.
Впрочем, стол отменный, из дуба сделан, его и Томас в одиночку не поднимет.
Набросил скатерть. Разровнял, так, что ни заломов, ни даже сгибов не осталось. Расставил тарелки. Канделябры… даже если сложить все это барахло в коробку, то коробка получится немалой. И голова опять же.
С яблоком.
— Яблоки любишь? — зачем-то поинтересовался Томас.
— Уже нет.
— Послушай, если не хочешь возвращаться к матери…
Не хочет.
— …то я оплачу номер в мотеле.
— Там тараканы. И клопы.
— Или в участке. Бесплатно. За дурость. Что? Ей по-хорошему говорят…
Уна поднялась и быстрым шагом вышла из дома, громко хлопнув дверью напоследок. Взревел мотор.
— Куда она…
— К драконам, ясное дело. Пускай. Там точно безопасно, — шериф опустил винтовку и покачал головой. — Бедовая девка. Ничего, к завтрему поостынет.
— Знали его?
Голова на блюде вызывала смешанные чувства. Она была одновременно притягательна и отвратительна. А еще сделана хорошо. Томас сумел разглядеть шов, скрытый в волосах, тонкий, аккуратный. Снимали кожу, скорее всего, с мертвеца.
Он очень на это надеялся.
— Знал. Я предупреждал Уну, чтоб не связывалась. Да разве ж послушает? — шериф отставил ружье и потянулся, уперся в спину. — Все вы, дети, думаете, что самые умные…
Томас вспыхнул было. Он давно не ребенок. Но… замолчал. И согласился. Пускай.
— Он появился в удобный момент. Как раз получилось, что… сперва Дерри ушел.
— Куда?
— В пустыню. Егеря в этом мало от драконов отличны. Редко кого из них на кладбище хоронят, да… а Дерри давно болел. Сперва вроде как и прогноз давали хороший. Ездил в Тампеску пару раз, что-то там резал, да, видать, не дорезал. Расти стало. И сказали, что все, без вариантов. Выписали лекарство и отпустили. А может, сам ушел. Вот… ради Уны держался. Сказал, что дар редкий, грех упускать.
Шериф ступал медленно и легко, и доски, которые еще недавно встретили Томаса скрипом, разом замолчали, будто признавая право этого неуклюжего с виду человека быть здесь.
В этом доме.
В этой гостиной.
А если…
Холодком потянуло по спине. Что может быть проще? Человек, который определенно не вызовет подозрений. Он везде свой.
И звезда на груди.
И готовность помочь. Его знают местные, а чужим достаточно эту самую звезду предъявить. И предложить помощь. Или не помощь, но просто попросить проехать… куда-нибудь в тихое место, чтобы… не важно, полиции не принято отказывать.
Рука сама потянулась к кобуре.
И городок этот он знает. И охотник не из последних. С выделкой шкур тоже дело имел. Отец его, помнится, на весь город прославился, сделав чучело молодого дракона. Тоже в музей ушло.
Мог бы?