— Помню, — как-то это было сказано без особой радости. Впрочем, понимаю. Том и Джерри доводили не только меня. Нику тоже изрядно доставалось.

— Вот. Он теперь федерал. Шишка еще та… хотя получше, чем был. Правда, зубы у него фарфоровые…

— Адвокат нужен? — Ник подобрался.

— Нет. Он нормальный. Вроде. Кажется. Не знаю. Я его к драконам отвела… что? Сам попросил. Искра знаешь, какая любопытная?

— И как?

— Не сожрали.

— Жаль.

— Да ладно тебе… сколько времени прошло, — я стянула со стола тост. Тепленький еще. И хрустит. — Он, конечно, был придурком конченным, но ведь сколько времени… и вообще… драконы не сожрали, значит, уже и не придурок.

— Поверь, и драконы могут ошибаться.

Это он зря.

Драконы, они ведь не человека видят. Как мне кажется. А саму суть. И далеко не каждого к себе подпустят. Того умника из институтских едва не сожрали, хотя весь в дерьме вывалялся. Мол, повышает уровень аттракции.

Хрень.

— Он кровь взял. И отправил в Тампеску, если не дальше… что-то там неладное, — я грызла хлеб, глядя на масло, но до него поди-ка дотянись.

И сыр тоже надо резать.

— Я только не понимаю, на кой ляд оно федералам?

Милдред стояла, прислонившись лбом к стеклу, и курила. Пусть официально в лаборатории курить было запрещено, но на галерею бегали все.

Гудела вытяжка.

Пахло формалином и прочей химией. И запахи эти мешали сосредоточиться. Милдред затянулась, задержала дыхание, с каким-то мазохистским удовольствием чувствуя, как ядовитый дым расползается по легким. Она выдохнула его, едва не закашлявшись.

— Это точно будет он, — Лука держался чуть в стороне.

Знает?

Мистер Боумен точно знает. А вот сказал ли своему любимчику? Интересно, что он в нем нашел? Нет, это не ревность. Даже если Лука вдруг исчезнет, для Милдред ничего не изменится.

Ее в Бюро терпят и только.

— Еще рано говорить…

Внизу колдовали.

И в прямом смысле слова, — тяжелая установка, получив жертвенную каплю крови, окуталась дымкой заклятий, — и в переносном.

Столы с останками изменили порядок. Кое-где появились таблички, но большинство так и остались под номерами. Кто-то лишился кожи, кто-то избавился от останков мышечной ткани, явив миру обнаженные уродливые в белизне своей кости.

— Я чувствую, — Лука посмотрел искоса.

Сказать? С ним придется работать в паре, и, если подумать, вариант далеко не из худших. Многие полагают Милдред просто стервой. Лука с ними согласен. Но он хотя бы признает за ней ум.

И опыт.

— Чувств мало, — Милдред стряхивает пепел в пустую мензурку, которую оставили здесь именно для пепла. Анализ займет не один час и, в принципе, делать в лаборатории больше нечего. Но не в квартиру же возвращаться? Там пусто.

Сыро.

И в голову всякое лезет. И тянет подвинуть поближе телефон, набрать знакомый номер и услышать хриплое:

— Элли, милая? Это ты? Это ведь ты… ты просто заблудилась.

Дым кусает губы, и стало быть, Милдред сама их искусала. Нервы… и у нее есть нервы.

— Кое-что изменилось, — если вниз нельзя спуститься, то можно хотя бы взглянуть. — Ты заметил?

— Он убил мужчину?

Почти шутка.


Почти улыбка. Лука не просто некрасив, он откровенно страшен. Какой-то чересчур тяжелый подбородок. А вот лоб узкий и надбровные дуги на нем выделяются, придавая лицу выражение то ли безразличия, то ли тупости. Из-за этой особенности многие обманчиво полагали, что Лука не особо умен.

Ложь.

— Он изменил моде.

А когда Лука хмурится, складывается ощущение, что он хочет ударить. Вон, и кулаки сжал. Массивные. И покрытые тонкими белесыми волосками. На руках волос становилось больше и они темнели. В этом тоже что-то было.

Животное.

— Раньше он наряжал их в платье по моде двадцатых, а на той… пятый номер. Обрати внимание. Платье с эластичным корсетом…

Приподнятая бровь.

И глаза непонятные, то ли серые, то ли голубые. А может, вовсе карие? Заглянуть бы, но этот интерес истолкуют превратно.

— И пышные подъюбники. Вместе получается весьма изящный силуэт. Я видела что-то похожее в журнале. Но вряд ли это Диор. А вот у номера двенадцать определенно костюм — копия Шанель… если копия.

Бирки были спороты.

Но качество ткани.

Пошив.

И этот знакомый до боли силуэт, в котором сочетались простота и изящество.

— Он их балует… — тихо произнес Лука.

И Милдред согласилась.

— Он действительно их балует. Украшения… ты заметил, что у каждой они свои? У номера четвертого — из прошлогодней коллекции Страйс… массовой, но все же, все же…

…золото.

И серебро.

Цепочки, которые попытаются опознать, но вряд ли выйдет, ибо в большинстве своем они были простого плетения. Такие в любом магазинчике купить можно. Но с другими украшениями, может, и получится. Брошь в виде пчелы.

Полудрагоценные камни.

Или вот тот кулон-бабочка изящного плетения. Серьги…

— Он наряжал их уже мертвых. И оставил все им. Платья, белье, украшения, — голос Милдред в узкой коробке галереи звучал странновато. — Он ведь мог забрать. Передать от одной жертвы другой… и это сэкономило бы ему немало денег.

— Значит, он как минимум не беден.

— Значит. Или… охотится не только на них… что если он… играет не со всеми?

— Играет?

— А как это еще назвать, — Милдред с трудом подавила вспыхнувшее раздражение. — Взгляни. Вместо того, чтобы просто взять и убить, он с ними возится…

Она отступила, потому как находиться рядом с Лукой стало… не безопасно? Чушь какая. Он просто слишком массивен. Огромен. И отсюда ощущение опасности.

— Ты когда-нибудь пытался понять, почему он это делает?

— Потому что больной ублюдок?

— Умный больной ублюдок, — Милдред выбросила окурок в ту же мензурку. — Очень умный. Очень хитрый. Очень опасный. И чтобы поймать его, его нужно понять.

Не верит?

Ей никто не верит. У убийц своя логика? Глупости какие. Их ловить надо, а не разбираться, с чего они вдруг слетели с катушек.

— Ты ведь не выйдешь на охоту, не зная повадок зверя? И здесь почти то же самое. Смотри, он ценит красоту. Он пытается ее сохранить. Иначе зачем мумификация?

— Чтобы поиздеваться?

С Лукой удобно в том плане, что он готов думать. Даже если и кажется, что идея пуста, но он в достаточной мере дотошен, чтобы проработать ее.

— Издеваться можно иначе. Он их не связывает. Ни у одной не нашли следов. Он их не бьет, — Милдред прикусила губу, на сей раз до крови. И эта кровь была соленой. — Он о них заботится. Ухаживает. Делает им прически. Красит… но только мертвых. Мертвые не могут отказать.

— Напрочь больной ублюдок.

Это верно.