Они догадаются. Нет, не сейчас, когда голод их не мучит, но потом, когда те, кто еще недавно заботился, вдруг окажутся бессильны.
— А Ник… знает?
— Знает. И говорит, что пока он жив, бояться нечего.
Пока.
Он.
Жив.
Так себе гарантия. Мне вдруг вспомнилась буря. И старый дом, где пол пел о давних славных временах. Зои с ее неспособностью пошевелиться. И ненависть в глазах ее матери. А еще слова моей собственной, о том, что Эшби больше не нужен городу.
Эшби городу мешает.
— А еще сказал, что у него есть доверитель. И даже его смерть мало на что повлияет. Но я знаю, что и здесь он ошибается. Смотря кем его сделают.
Сделают?
— Что ты знаешь?
— Больше, чем хотел бы, — Оллгрим огляделся и поморщился. — Когда… Чучельник впервые появился, то наделал много шуму. Знаешь, его прозвали сперва Убийцей, который знает толк в искусстве. Но это слишком длинно. Ник вернулся незадолго до первого случая. Только-только окончил учебу. Хирург… все знали, что он собирается уехать, его ждали в Нью-Йорке. И он уехал, но потом вновь вернулся, чтобы остаться навсегда. Почему?
— Ник не убийца.
— Я рада, что ты уверена в этом. Но на самом деле, скажу честно, мне глубоко плевать, убийца он или нет. Я лишь знаю, что многим понравится вариант, в котором Эшби признают виновным. А лучше всего, убьют в процессе задержания.
— Но убийца…
— Притих на полтора десятка лет. И насколько я понял, о нем заговорили лишь потому, что буря вскрыла кладбище. Так что, можно предположить, что ему хватит ума опять притихнуть.
Хватит.
Это да… и все равно.
— Я тут при чем?
— Ты хорошо знаешь Ника. Лучше, чем кто бы то ни было. И ты полностью ему предана. А потому, если вдруг ты заговоришь о его причастности, то сомнений не останется.
— Я не заговорю.
Стало горько во рту. Оллгрим и вправду думает…
— Я рад, если так, но порой… кто-то считает, что ты зла на него. Из-за Зои. Что ты ревнуешь.
Ревную.
Отрицать не стану. И да, на свадьбу его я не пошла, напилась до полного отупения. А на следующий день слушала Вихо и злилась. На Ника. На него. На себя саму.
Но неужели этого и вправду хватит, чтобы обвинить… в таком?
— И что ты была бы рада отомстить.
— Нет.
— Я знаю. Я изучил тебя, Уна. Дерри хорошо разбирался в людях. И мне тоже его не хватает. Он бы знал, что делать. Так вот, тебя вполне могут разыграть втемную. Подкинуть что-то, о чем ты не сможешь молчать. Или поставить в ситуацию… не знаю какую, знаю, что искушение будет велико. А ты, уж прости, никогда не была сильна в подковерных играх.
— Мать Зои его ненавидит.
— Знаю.
— И если Ника не станет, то… Зои ведь вполне в своем уме и может быть наследницей. Если по закону. А ее матушка опекуном. Так?
— Если завещания нет. А оно, как понимаю, есть.
— Ты об этом знаешь. А они?
Вот тут он развел руками. Да… рассказал ли Ник о завещании? О том, что оно вообще имеется, не говоря уже о содержании? Сомневаюсь. Я вот не знала.
И миссис Фильчер может не знать.
— Слухи уже идут, Уна. В городе шепчутся, что та девушка, которую утром нашли, что она ее когда-то видели с Ником. А потом она исчезла. И о том, что его отец был неплохим охотником, а значит, и сына научил бы. И что убийства эти, пятнадцать лет тому, начались после его возвращения…
Дрянь дело.
А драконы почти улетели. Я же подумала, что, возможно, матушка была права. И мне стоит уехать. На время. Пока и вправду мне не подбросили чего-нибудь этакого…
…к примеру, голову Билли.
Глава 22
Только оказавшись в вертолете, Милдред успокоилась. Ее до последнего не отпускал страх, что ее оставят.
Шеф смотрел исподлобья. И говорил не с ней, с Лукой, его признав за старшего. Пускай. Вопросы старшинства Милдред волновали постольку-поскольку. Да и чего еще ждать от мужчин?
Но…
— Местный отдел отправил своих спецов, — шеф потянул себя за галстук, не то ослабляя его петлю, не то наоборот, затягивая ее туже. — Полагаю, это выступление означает, что наш интерес не остался без внимания.
В кабинете пахло сердечными каплями.
Не только ими, но этот знакомый до боли запах, скрытый среди других, нашептывал Милдред, что вовсе не так уж он могуч и незыблем, мистер Боумен.
А если вдруг приступ?
Кто придет на смену? Поставят ли кого из заместителей, которые тихо ненавидят друг друга и явно — Милдред? Кто бы ни был, он найдет причину для перевода. Нацбезопасность будет, конечно, рада…
— Жертву опознали?
— Пока проводят по базе, но это дело небыстрое. Пока тело законсервировали. К вечеру будет у нас. Результаты передам… телефонная связь там имеется, что уже хорошо.
Он выбрался из-за стола, прошелся, странно подволакивая левую ногу.
Ему бы к врачу, а лучше в отпуск, но не позволит себе. И Милдред промолчит. Не потому, что боится обратить на себя высочайший гнев, а из трусливого опасения, что он прислушается.
Обратится.
Услышит про опасное состояние здоровья. И уйдет в этот самый отпуск, оставив дела на… она прикусила губу.
Совесть?
Совесть послушно молчала. Милдред должна поехать. И поедет, даже если это будет грозить ей увольнением. Увольнение она как-нибудь переживет, главное, оказаться в этом крохотном городке, в котором обретался Чучельник.
Найти ублюдка.
И убить. Она улыбнулась этой своей мысли, почувствовав себя почти счастливой.
— И не лезь на рожон, — палец мистера Боумена уперся в живот. — Слышишь?
Милдред кивнула.
Не полезет. Она не собирается умирать. Она хочет убить. А это совсем, совсем другое…
— Идите… и постарайтесь, чтобы он снова не исчез.
Не исчезнет.
Не будет у него возможности. Милдред позаботится. В ее саквояже нашлось место не только белью и сменной одежде, но и темному футляру, в котором спряталась тройка шприцов, пара флаконов обезболивающего — что поделаешь, прошлое оставило след не только на душе, и еще одна ампула.
Револьвер, впрочем, она тоже захватила.
На всякий случай.
И все равно, волнение не отступало. Ни во время коротких сборов, — пусть саквояж ждал своего часа давно и всего-то нужно было закрыть его. Ни по дороге. Ни даже на вертолетной площадке, где уже гудела, ворчала огромная неуклюжая с виду машина.
Лука стоял рядом.
Руки сцепил на груди, глядит недовольно. И это недовольство заставляет Милдред смущенно улыбаться, искать оправдания своему присутствию и на этом поле, и в Бюро вообще. Впрочем, она тотчас одергивает себя, напоминая, что не с ней в такие игры играть.
Кивок.
Вежливая улыбка.
— А Ник… знает?
— Знает. И говорит, что пока он жив, бояться нечего.
Пока.
Он.
Жив.
Так себе гарантия. Мне вдруг вспомнилась буря. И старый дом, где пол пел о давних славных временах. Зои с ее неспособностью пошевелиться. И ненависть в глазах ее матери. А еще слова моей собственной, о том, что Эшби больше не нужен городу.
Эшби городу мешает.
— А еще сказал, что у него есть доверитель. И даже его смерть мало на что повлияет. Но я знаю, что и здесь он ошибается. Смотря кем его сделают.
Сделают?
— Что ты знаешь?
— Больше, чем хотел бы, — Оллгрим огляделся и поморщился. — Когда… Чучельник впервые появился, то наделал много шуму. Знаешь, его прозвали сперва Убийцей, который знает толк в искусстве. Но это слишком длинно. Ник вернулся незадолго до первого случая. Только-только окончил учебу. Хирург… все знали, что он собирается уехать, его ждали в Нью-Йорке. И он уехал, но потом вновь вернулся, чтобы остаться навсегда. Почему?
— Ник не убийца.
— Я рада, что ты уверена в этом. Но на самом деле, скажу честно, мне глубоко плевать, убийца он или нет. Я лишь знаю, что многим понравится вариант, в котором Эшби признают виновным. А лучше всего, убьют в процессе задержания.
— Но убийца…
— Притих на полтора десятка лет. И насколько я понял, о нем заговорили лишь потому, что буря вскрыла кладбище. Так что, можно предположить, что ему хватит ума опять притихнуть.
Хватит.
Это да… и все равно.
— Я тут при чем?
— Ты хорошо знаешь Ника. Лучше, чем кто бы то ни было. И ты полностью ему предана. А потому, если вдруг ты заговоришь о его причастности, то сомнений не останется.
— Я не заговорю.
Стало горько во рту. Оллгрим и вправду думает…
— Я рад, если так, но порой… кто-то считает, что ты зла на него. Из-за Зои. Что ты ревнуешь.
Ревную.
Отрицать не стану. И да, на свадьбу его я не пошла, напилась до полного отупения. А на следующий день слушала Вихо и злилась. На Ника. На него. На себя саму.
Но неужели этого и вправду хватит, чтобы обвинить… в таком?
— И что ты была бы рада отомстить.
— Нет.
— Я знаю. Я изучил тебя, Уна. Дерри хорошо разбирался в людях. И мне тоже его не хватает. Он бы знал, что делать. Так вот, тебя вполне могут разыграть втемную. Подкинуть что-то, о чем ты не сможешь молчать. Или поставить в ситуацию… не знаю какую, знаю, что искушение будет велико. А ты, уж прости, никогда не была сильна в подковерных играх.
— Мать Зои его ненавидит.
— Знаю.
— И если Ника не станет, то… Зои ведь вполне в своем уме и может быть наследницей. Если по закону. А ее матушка опекуном. Так?
— Если завещания нет. А оно, как понимаю, есть.
— Ты об этом знаешь. А они?
Вот тут он развел руками. Да… рассказал ли Ник о завещании? О том, что оно вообще имеется, не говоря уже о содержании? Сомневаюсь. Я вот не знала.
И миссис Фильчер может не знать.
— Слухи уже идут, Уна. В городе шепчутся, что та девушка, которую утром нашли, что она ее когда-то видели с Ником. А потом она исчезла. И о том, что его отец был неплохим охотником, а значит, и сына научил бы. И что убийства эти, пятнадцать лет тому, начались после его возвращения…
Дрянь дело.
А драконы почти улетели. Я же подумала, что, возможно, матушка была права. И мне стоит уехать. На время. Пока и вправду мне не подбросили чего-нибудь этакого…
…к примеру, голову Билли.
Глава 22
Только оказавшись в вертолете, Милдред успокоилась. Ее до последнего не отпускал страх, что ее оставят.
Шеф смотрел исподлобья. И говорил не с ней, с Лукой, его признав за старшего. Пускай. Вопросы старшинства Милдред волновали постольку-поскольку. Да и чего еще ждать от мужчин?
Но…
— Местный отдел отправил своих спецов, — шеф потянул себя за галстук, не то ослабляя его петлю, не то наоборот, затягивая ее туже. — Полагаю, это выступление означает, что наш интерес не остался без внимания.
В кабинете пахло сердечными каплями.
Не только ими, но этот знакомый до боли запах, скрытый среди других, нашептывал Милдред, что вовсе не так уж он могуч и незыблем, мистер Боумен.
А если вдруг приступ?
Кто придет на смену? Поставят ли кого из заместителей, которые тихо ненавидят друг друга и явно — Милдред? Кто бы ни был, он найдет причину для перевода. Нацбезопасность будет, конечно, рада…
— Жертву опознали?
— Пока проводят по базе, но это дело небыстрое. Пока тело законсервировали. К вечеру будет у нас. Результаты передам… телефонная связь там имеется, что уже хорошо.
Он выбрался из-за стола, прошелся, странно подволакивая левую ногу.
Ему бы к врачу, а лучше в отпуск, но не позволит себе. И Милдред промолчит. Не потому, что боится обратить на себя высочайший гнев, а из трусливого опасения, что он прислушается.
Обратится.
Услышит про опасное состояние здоровья. И уйдет в этот самый отпуск, оставив дела на… она прикусила губу.
Совесть?
Совесть послушно молчала. Милдред должна поехать. И поедет, даже если это будет грозить ей увольнением. Увольнение она как-нибудь переживет, главное, оказаться в этом крохотном городке, в котором обретался Чучельник.
Найти ублюдка.
И убить. Она улыбнулась этой своей мысли, почувствовав себя почти счастливой.
— И не лезь на рожон, — палец мистера Боумена уперся в живот. — Слышишь?
Милдред кивнула.
Не полезет. Она не собирается умирать. Она хочет убить. А это совсем, совсем другое…
— Идите… и постарайтесь, чтобы он снова не исчез.
Не исчезнет.
Не будет у него возможности. Милдред позаботится. В ее саквояже нашлось место не только белью и сменной одежде, но и темному футляру, в котором спряталась тройка шприцов, пара флаконов обезболивающего — что поделаешь, прошлое оставило след не только на душе, и еще одна ампула.
Револьвер, впрочем, она тоже захватила.
На всякий случай.
И все равно, волнение не отступало. Ни во время коротких сборов, — пусть саквояж ждал своего часа давно и всего-то нужно было закрыть его. Ни по дороге. Ни даже на вертолетной площадке, где уже гудела, ворчала огромная неуклюжая с виду машина.
Лука стоял рядом.
Руки сцепил на груди, глядит недовольно. И это недовольство заставляет Милдред смущенно улыбаться, искать оправдания своему присутствию и на этом поле, и в Бюро вообще. Впрочем, она тотчас одергивает себя, напоминая, что не с ней в такие игры играть.
Кивок.
Вежливая улыбка.