Пока она резала тыкву в лучших традициях Хэллоуина, я прошла к книжным полкам. Ужасы. Триллер. Научная фантастика. Любовные романы. Я взяла любовный роман и прочла аннотацию на обороте книги. Что за чушь?

– Ого, – ко мне подкралась Скалларк. В ее голосе отчетливо слышались нотки смеха. – Любовный роман в твоих руках… мне стоит волноваться? Но я бы не советовала читать что-то вроде этого. Посмотри на обложку – полная безвкусица. И они все одинаковые.

Я скептически взглянула на Скалларк:

– И сколько же ты их прочла?

– В этом году? – хмыкнула она. Я вернула книгу на полку.

– Иногда мне кажется… что люди читают это, чтобы восполнить промежутки.

– Какие промежутки? – Скалларк озадачилась, перестав улыбаться. Ее желтый жилет ярко выделялся на черной безрукавке. На шее болталась подвеска в виде сердечка – наверняка подарок мамы.

– Промежутки в душе, – ответила я. – Не знаю. В жизни.

– С чего ты взяла? – Скалларк достала с полки другую книгу и удивленно посмотрела на обложку с обнаженным по пояс мужчиной и женщиной в откровенном наряде. Наверное, пыталась понять, есть ли у нее внутри какие-нибудь «промежутки». Я промолчала. Не хотелось признаваться, что когда взглянула на книжный ряд с табличкой «УЖАСЫ», то меня передернуло.

– Ладно, забудь. – Скалларк вернула книжку на место и демонстративно вытерла ладонь о штанину. – И прекрати уже все анализировать. Идем, я познакомлю тебя со своим другом.

Скалларк вернулась к прилавку и, когда я приблизилась, повернула в мою сторону тыкву, сказав с улыбкой:

– Познакомься с мистером Ужастиком.

– Мистер Ужастик?

– Убери это выражение лица, предупреждаю!

Я улыбнулась, но ничего не ответила.

Через четверть часа Скалларк закрыла магазин, и мы вышли на улицу. Мимо по мостовой проехала карета, запряженная двумя лошадьми. У кучера был высокий котелок и разрисованное белыми и черными красками лицо, изображающее провалы глазниц и мертвенную бледность.

– У нас и такое бывает, да, – подтвердила Скалларк, когда мы перешли дорогу и двинулись вдоль закрытых магазинов. Их витрины сияли в темноте, привлекая прохожих. Свадебные платья. Нижнее белье. Опять платья… Нас со Скалларк окружали со всех сторон люди в масках и костюмах. Я старалась не вздрагивать, когда кто-то случайно прикасался ко мне, но внутренне сжималась от дискомфорта. Вот мимо прошел высокий человек в костюме Смерти с косой, и я поежилась.

– Что с тобой? – Скалларк заметила, как меня передернуло, и удивилась.

– Не люблю маски.

– Боишься?

Мы встретились взглядами: в ее глазах сквозило неприкрытое изумление, я же не могла понять, зачем призналась вслух.

– Нет… нет, не боюсь, просто не люблю. Зачем прятать лицо, если ты не преступник?

– В этом суть Хэллоуина, – медленно и с иронией протянула Скалларк, по-прежнему внимательно изучая мой профиль. Чувствуя себя некомфортно под взглядом ее зеленых глаз, я ускорила шаги, но улица, украшенная фонариками, все не кончалась.

– Ты вообще могла не выходить из дома! – пропыхтела за моей спиной Скалларк, и я обернулась, чтобы увидеть, как смешно она размахивает руками, едва поспевая за мной. Я притормозила, украдкой оглядывая улицу. Скалларк продолжала: – Ты могла бы сейчас сидеть дома и готовить с профессором Харрингтоном печенье в виде летучих мышей, но вместо этого предпочла следить за мной. И как долго это будет продолжаться?

– Я за тобой не слежу, – возразила я, отворачиваясь, и тут же застыла как вкопанная – дорогу преградил малыш в костюме зомби. Скалларк рассмеялась, останавливаясь рядом, когда зомби вытянул в наши стороны пальцы и показал язык. Он что-то нечленораздельно ворчал, явно пытаясь подражать героям фильмов ужасов, и Скалларк протянула ему леденец на палочке в виде большого сердечка. Она потрепала мальчика по русоволосой голове, затем выпрямилась и перекинулась парой слов с его родителями, будто давно их знала. Мне оставалось только удивляться, как хорошо и непринужденно она может завести разговор посреди улицы, да еще и в такой поздний час.

Когда мы вновь остались наедине и продолжили путь к машине, я возобновила разговор:

– Я за тобой не слежу. И ты, кстати, должна быть благодарна, что я позволила пожить у меня. Теперь у тебя есть все возможности следить за Дорианом. Если подумать, это хороший шанс, ведь в любое время дня и ночи вы можете случайно столкнуться в… Что? В чем дело?

Я испуганно остановилась и огляделась, но улица была относительно пустынна и к нам никто не приближался с намерением напасть. Затем, обратив внимание на Скалларк, я увидела, каким злобным взглядом она меня буравит.

– Почему ты так смотришь?

– Ты можешь не быть такой? – резко спросила она и тут же уточнила: – Прямолинейной.

– Это же правда.

– Боже, – Скалларк закатила глаза, всплеснув руками, – ты иногда такая странная. Нет, стой. Не иногда. Всегда. Ты всегда такая странная.

Я рассмеялась, хотя не была уверена, шутит Скалларк или нет, но, так как она улыбнулась, я решила, что шутит.

– Получишь ты когда-нибудь! – буркнула она.

Ее «когда-нибудь» охладило меня похлеще, чем холодный душ, и я тут же погрустнела. Скалларк так задорно улыбается, будто… Она ведь даже не знает, что вскоре случится.

А ничего и не случится, – строго сказала я себе. Нет, на той вечеринке ничего не случится.

– Бал.

– Что?


Удивленно обернувшись, я обнаружила нас со Скалларк у моей машины, припаркованной у вечнозеленых кустов. Нас разделял верх автомобиля, и хоть Скалларк стояла далеко и в сумерках, разбавленных фонарями, и ее было плохо видно, но я чувствовала, что она смотрит на меня скептически.

– Ты сказала, что на вечеринке ничего не случится, – объяснила она учительским тоном. – Не знаю, о чем ты тут толкуешь, но никакая это не вечеринка! Это же бал, Кая! Самый настоящий бал-маскарад!

Каким-то чудом Скалларк удавалось одновременно и ворчать, и быть восторженной, но я уже не слушала ее. Я уже говорю вслух и даже не осознаю этого. А вдруг я еще скажу что-нибудь этакое?

Меня бросило в жар при мысли о том, что я могу вот так запросто заговорить со Скалларк о Криттонском Потрошителе или о видениях Аспена. Дрожащей рукой я отперла машину и села за руль, Скалларк тут же запрыгнула рядом. Она продолжала болтать уже нормальным тоном и выглядела такой счастливой, предвкушая этот смертельный бал-маскарад…

Чем счастливее она становилась, тем крепче меня охватывало волнение. Мне так хотелось признаться Скалларк, что на празднике случится что-то плохое, что, возможно… Но как я могу?.. Как вообще можно о таком говорить?

Я завела двигатель, медленно вырулила на дорогу.

Вообще-то Аспен ни в чем не уверен, – снова попыталась я себя успокоить. – Он ни в чем не уверен, он просто предположил, что Неизвестный может быть на вечеринке.

В любом случае это не новость. Он мерещится мне повсюду, этот Ангел Милосердия. Она. Мы с Аспеном выяснили, что Неизвестный – она. Она сидит в соседней машине, пока мы со Скалларк застряли в пробке. Она наблюдает за мной из окон административного корпуса, она стоит под окнами моей комнаты в особняке Харрингтонов, она дожидается меня в Тайной квартире.

Я вернулась к разговору, когда Скалларк произнесла:

– Вы в последнее время такие странные… – Не уточняя, кого имеет в виду, она достала из сумки пилочку и принялась демонстративно подпиливать ногти, не глядя мне в глаза. – А вдруг он снова принимает наркотики?

Я резко повернулась к Скалларк, выпалив:

– Аспен не принимает наркотики!

Скалларк подняла брови, а я осторожно выдохнула сквозь стиснутые зубы. Что значит «снова»? Вдруг вспомнились подслушанные в университете сплетни о зависимости Аспена.

Скалларк меланхолично произнесла:

– С тех пор как он съехался с Кирой, он превратился в ходячую бомбу. Я очень боюсь. Правда боюсь. У него такой вид, будто он не ест, не спит и даже не дышит… Кира мучает его, Кая. Она творит с ним эти вещи, вновь играет! А я даже не знаю, как все вернуть на прежние места, как ему помочь!

Я тяжело сглотнула, не зная, что на это сказать. Простое «он не принимает наркотики» не годится – Скалларк искусно вплела в разговор Киру Джеймис-Ллойд, о которой ей известно гораздо больше, чем мне.

Под настойчивым взглядом, требующим ответа, я встала на светофоре в потоке машин и стала разглядывать запотевшие стекла и блестящие капоты.

– Несколько дней назад я у него спросила… – раздраженно начала Скалларк, не выдержав моего гнетущего молчания. – Я спросила у него, не подсел ли он снова на таблетки.

В центре города всегда было столпотворение, но сегодня меня это разозлило сильнее обычного. Хотелось поскорее добраться до Коридора Страха и накормить Скалларк ужином, чтобы она успокоилась и пришла в себя.

– Знаешь, что он мне ответил? – с вызовом спросила она. Я хотела одновременно сказать «что?» и «нет, не знаю», но промолчала, начиная закипать. Загорелся зеленый. – Мы были наедине, так что никто не мог нас подслушать, но он сказал: «Лучше бы это». Понимаешь?

– Он бы не стал, – оборвала я. Мой голос прозвучал глухо. В горле стоял противный комок. Мне хотелось признаться, что я переживаю, что мне до смерти страшно. Но я не могла сказать об этом, ведь тогда Скалларк встревожится и наши с Аспеном планы полетят коту под хвост. Но правда состояла в том, что стоит мне взглянуть в сторону Аспена, и я понимаю, что он заболевает. Кира – какой-то бешеный своеобразный вирус, с которым он безуспешно пытается бороться. Она украдкой пробралась в его нутро и постепенно все отнимает – хорошее настроение, улыбку, может быть, даже желание жить, как заметила Скалларк. Аспен проигрывает.

– Он не так силен, как ты думаешь, – горько заметила она, и мне захотелось повысить голос, приказать, чтобы она не сгущала краски, заявить, что Аспен не слабак и со всем справится. Но я молчала. Я не могу говорить об этом. Не со Скалларк.

Мое сердцебиение усилилось, руль заскользил под вспотевшими ладонями. Я разжала пальцы и вновь сжала.

– Я боюсь… – бормотала Скалларк. – А вдруг он?.. Ты ведь даже не знаешь его, Кая… Он ведь…

– Я сказала: НЕТ! – перебила я жестким голосом. Немного успокоившись, продолжила: – Аспен знает, чего стоит жизнь. Он так же, как и я, не понимает тех, кто стремится преждевременно из нее уйти.

Я вела машину, поэтому могла проигнорировать изумленный взгляд Скалларк, и она целую вечность спустя прекратила на меня таращиться и вернулась к подпиливанию ногтей.

Чем больше мы отдалялись от центра города, тем меньше становилось машин. Когда мы проезжали мимо библиотеки, я вспомнила об Эмили Питерсон, второй жертве Криттонского Потрошителя, которую в последний раз видели в библиотеке. Не могла оторвать взгляда от входных высоких дверей, из которых только что вышли две девушки.

Вечер был поздний, и библиотека уже закрывалась. Как эти девушки доберутся домой? Может, вызовут такси? Или какой-нибудь привлекательный парень, которому не следует доверять, предложит им помощь?

– Кая, извини, – вдруг сказала Скалларк. Я оторвала взгляд от полукруглой библиотечной лестницы, вдоль которой на перилах висели крохотные фонарики.

– За что?

– За… это. – Она неуверенно развела руками. – Ты многое пережила в последнее время. Твоя мама… а теперь вот я еще нагнетаю обстановку… Знаю, ты тоже волнуешься за Аспена.

Я промолчала. Мне все еще не нравилось, когда люди заговаривали о моей маме. Они ее совсем не знали, они понятия не имеют, что я чувствую. Но Скалларк была добра ко мне, она была моей подругой. Поэтому я собиралась сказать «все нормально», когда она, подбоченившись, игриво спросила: – Ну а с тобой что?

– Что? – удивилась я. Порой я не успевала следить за тем, как меняется настроение Скалларк: только она была живой и веселой, как вдруг ее одолевают мрачные мысли, а мгновение спустя снова радуется какой-нибудь ерунде.

– Что? – переспросила она. Я почувствовала глухое раздражение, но спокойно попросила:

– Можешь сказать прямо?

Скалларк поиграла бровями, что вконец вывело меня из себя.

– Тебе ведь кто-то нравится, я права?