Дверь в кабинет открылась, и в коридор выглянула медсестра:

– Можете войти.

Аспен, Крэйг и Скалларк поднялись со своих мест и вошли в кабинет.

И замерли.

– Это что, шутка? – спросила Скалларк, первой обретя дар речи. Здесь никого не было, кроме врача. Седовласый мужчина оценил серьезным взглядом посетителей и подозрительно осведомился:

– И у кого из вас ожоги?

Пять минут спустя, узнав, что Кая выскользнула через другую дверь, они отделались от врача и вышли в коридор. Крэйг был удивлен сильнее остальных:

– Она не любит, когда ей задают вопросы, верно?

– Очень, – сердито подтвердила Скалларк.





Единственное место, где я теперь чувствовала себя в безопасности, – особняк Харрингтонов. Я вошла внутрь и прислонилась к двери, закрыв глаза. После случившегося – воды, вылитой на меня в туалете, адской боли, когда в руке взорвалась мензурка с реактивом, – хотелось провести пару часов, нет, весь день в тишине. Именно поэтому я ушла из больницы – до того как Аспен или Скалларк или, что хуже, Крэйг напали на меня с расспросами.

К счастью, доктор сказал, что никаких шрамов не останется. На моем теле и так достаточно отметин, и не хотелось добавлять напоминания о чудных днях, проведенных в УЭК, когда меня считали убийцей.

Я посмотрела в сторону кухни, откуда доносились звуки: Ной напевал какую-то мелодию. Наверное, готовит что-нибудь вкусное. И у него прекрасное расположение духа. Я бы хотела, чтобы он поделился этим со мной, одолжил мне кусочек своего хорошего настроения.

От предвкушения желудок стянуло в тугой узел, а в ногах появилась дрожь. Я тяжело вздохнула, оставила сумку на тумбочке и направилась на кухню. Взгляд мгновенно отыскал Ноя.

Он был в наушниках – слушал песню. Мурлыкал что-то под нос. Музыка была такой громкой, что доносилась даже до моего больного уха, поэтому неудивительно, что он не услышал, как я приблизилась.

Он стоял в черном свитере и черных штанах, теплый и уютный на вид. Не ведая, что творю, я встала позади него и обняла за талию. Прижалась грудью к крепкой спине. Затаила дыхание и сердцебиение, боясь реакции на мое странное поведение. Ведь мы никто друг другу. Просто друзья. Между нами был лишь единственный поцелуй, и то настолько странный и сюрреалистичный, что мы решили сделать вид, что ничего не происходило.

Ной осторожно пошевелился, вытащил наушники из ушей.

Я глухо сказала:

– Не оборачивайся.

Он не стал оборачиваться, лишь положил свои руки на мои. Я немного отстранилась, ткнулась лбом между его лопаток. Ной неуверенно спросил:

– Что-то случилось?

Я опустила руки и сделала шаг назад. Он на секунду замешкался, но обернулся, а я, не поднимая головы, забралась в плетеное кресло у окна. Чувствуя себя еще хуже, чем до этого, ведь теперь ко всему прочему примешались еще и смущение со стыдом, я кое-как попыталась объяснить свое поведение:

– Просто мне захотелось это сделать. Бывают моменты, когда я думаю, что ты не такой уж и ужасный.

– Классный.

– Что? – Я резко подняла голову, и сердце тут же пропустило удар: Ной улыбался. Он не думал, что я странная. Он не думал, что я чудаковатая и от меня нужно держаться подальше. Он не смутился неожиданным объятиям.

– Ты хотела сказать, что думаешь, что я классный, но перепутала прилагательные.

Я тихо рассмеялась, а Ной скрестил руки и облокотился о кухонную стойку.

– Расскажешь, что произошло?

Я тут же перестала улыбаться. Не сомневалась, стоит ли признаваться, но не знала, как собраться с мыслями и чувствами.

– Не знаю… Кажется, еще немного, и я ничего не почувствую. То, о чем ты говорил, – желание жить – кажется, его больше просто нет… Есть только страх, что все будет хуже, чем есть сейчас.

Ной опустил руки.

– Я же говорил тебе, – спокойно произнес он, – ты не сможешь постоянно жить в страхе. От стресса твое сердце… – он пожал плечами, подбирая слово, – просто взорвется. Иди сюда, – решительнее закончил он, приближаясь и протягивая руку. Я взялась за нее, вставая на ноги. Не совсем понимала, что Ной делает и зачем. Он встал ближе и осторожно снял через мою голову пропуск в Первый медицинский павильон. Изредка бросая взгляды в лицо, осторожно стянул с плеч белый халат, а затем убрал за уши волосы.

– Секундочку.

Он сложил мои вещи и оставил в кресле, затем быстро достал из шкафа фартук и нацепил на меня. Пальцы проворно завязали узелки – я даже моргнуть не успела. Да и не хотела, вдруг все происходящее нереально. Вдруг я только фантазирую, а сама лежу на кушетке в госпитале с перевязанной головой.

– Так, – решительно сказал Ной, хватая меня под локоть и подтягивая к столу. – Пирог. Звучит чудесно, разве нет?

Я с сомнением нахмурилась:


– Ты хочешь испечь пирог? Он поможет снять стресс?

Я не стала спорить. Если Ной где-то вычитал, что пирог позволит мне мыслить ясно и разумно, я согласна потрудиться; старательно отбросила мысль, что потом, покончив с готовкой, мы опять превратимся в незнакомцев; постаралась не слишком удивляться и своему поведению.

Я притворюсь другим человеком. Той, кто иногда печет пироги со своим странным соседом по дому. В этом нет ничего такого.

Ной достал из шкафчика корицу в баночке, и мой рот тут же наполнился слюной.

– Орехи добавлять не будем, – с улыбкой сказал он, протягивая мне банку. Я приняла ее, открыла крышечку и вдохнула запах. – Нужно смолоть ее.

Я кивнула, тем не менее не двигаясь. Ной растянулся в широкой добродушной улыбке. «Милота», – читалось в его взгляде.

– Ну, за работу приниматься будем?

Я отмахнулась от его улыбочки, достала с полки тарелку и терку и принялась за корицу. По кухне тут же распространился запах. Это его запах. Я бросила взгляд на Ноя. От него всегда так пахнет. Мукой. Корицей. Кардамоном. Черным кофе. Добротой. Отзывчивостью. Желанием прийти на помощь. Строгостью.

К счастью, он смотрел не на меня, а копался в холодильнике. Достал вишню, поставил тарелку на стол и занялся тем, что пытался отделить косточку от ягоды. Ной в своей стихии. Может, даже забыл, что я рядом.

– Ты никогда не готовила пирог? – внезапно спросил он, и я едва не подскочила. Прочистив горло, я бодрым голосом ответила:

– Не было времени.

Мой ответ его развеселил, и он улыбнулся, глядя по-прежнему на вишню в своих руках. Сок потек по пальцам, брызнул на стол. Несколько секунд я следила за движением кроваво-красной капли, пока не замерла, когда Ной вскинул голову и громко предупредил:

– Осторожнее!

Я опустила взгляд на терку и обнаружила, что почти вся корица стерта. В голосе Ноя проскользнула усмешка:

– Уверен, ты будешь без ума от нашего первого пирога. – С его стороны зашелестела полиэтиленовая упаковка. – Если, конечно, ты не отрежешь себе руку. Тогда, конечно, тебе будет не до пирога.

Я снова украдкой бросила взгляд в его сторону.

Косточки отправлялись в одну тарелку, вишня – в другую. Ной слизал с безымянного пальца сок, затем достал из шкафа кулек с печеньем и протянул его мне:

– Печенье тоже потри.

– Ладно, только не лезь туда слюнявыми пальцами, – предупредила я, кивнув на вишню. Он обескураженно посмотрел на меня.

– У меня не слюнявые пальцы.

– Ты только что облизал их.

– Три печенье! – приказал Ной, и я рассмеялась, глядя на выражение его лица. Хмурясь, он направился к своей вишне, а я не могла перестать хихикать. Как будто мне в жизни не было так весело. Но внезапно глаза обожгло. Я не сразу осознала почему – может быть, пыль от корицы попала в глаза? Но нет. Я замерла над тарелкой печенья, сжимая в руках терку так, что побелели костяшки пальцев.

Мне должно быть хорошо, почему же так грустно?

Просто я на секунду потеряла контроль, забыла, кто я, забыла, что творится вокруг, и все благодаря Ною. Я продолжила тереть печенье, пытаясь не шмыгать носом и не моргать, чтобы не заплакать.

Печенье.

Нужно натирать печенье.

Не плакать. Почему я делаю это, я же не хочу. Только не плакать. Мне же весело, тогда почему желание заплакать все нарастает? Не надо плакать. Уж если бы мама увидела меня в таком состоянии, она бы здорово возмутилась.

Я вдруг почувствовала, как Ной взял меня за плечи, обнял и прижал к своей груди. Я опустила руки. Пальцы все в корице и крошках. А хотелось бы обнять Ноя в ответ. Тесно прижать к себе.

– Вот видишь? – спросил он в макушку. – Иногда даже пирог может снять стресс.

Я судорожно вздохнула, собираясь возразить. Потому что мне не стало хорошо. Я только почувствовала, что перехватывает дыхание, что жжет горло. Что хочется обнять Ноя, но нельзя.

Он размеренно дышал, подстроившись под мое дыхание. Не отпускал меня, пока не высохли слезы.

Все было странно. Я уже решила, что теперь буду избегать его до конца своих дней. Да, Ной знает многое, но это… перешло все возможные и невозможные границы.

И тут мы услышали какой-то шум в коридоре.

Дориан пришел?.. Застал нас в такой странной…

Я не успела среагировать, а Ной уже схватил меня за руку и потащил к чулану, где хранилось его варенье. Это была крохотная комнатка, куда едва ли мог уместиться один человек. Но Ной втолкнул меня внутрь, затем втиснулся сам и отрезал нас от остального мира.

Я испуганно ахнула, оказавшись в замкнутом пространстве, и схватилась за дверную ручку. Толкнула дверь, но та не поддалась. Мой мозг отключился, горло сжалось, и я налегла на дверь, но вдруг почувствовала, как кто-то перехватил мою талию рукой и потянул назад. На мой рот легла ладонь, пахнущая вишней.

Это Ной, – с трудом сориентировалась я. – Все в порядке, я здесь не одна.

Стоя позади меня, он шепнул на ухо: