Альдо ускорил шаг. Он не мог принять мысли, что его собственный сын пытается ему указывать. Окончательно выйдя из себя, он вернулся за стол и схватил первое, что попалось ему под руку на огромной столешнице: это была пепельница из свинцового хрусталя, дизайн которой разработал сам Паоло.

– Сукин ты сын! – взревел Альдо и швырнул пепельницей в сына через всю комнату. Хрусталь врезался в стену за столом для переговоров, осыпая Паоло и де Соле градом осколков.

– Ты с ума сошел! – прокричал Альдо, багровея, и вены вздулись у него на шее. – Почему ты не делаешь так, как я тебе скажу?

Этот случай разрушил все надежды Паоло на то, чтобы договориться с семьей. С того самого момента он решил, что дом Гуччи будет повержен. Он знал, что семья встанет против него: только он мог показать им, как сильно они ошиблись.

Альдо переживал из-за ссоры. С деловой точки зрения она лишала компанию ценных ресурсов и энергии, да к тому же портила имидж. На личном же уровне ему просто больно было вести войну с собственным сыном. Он верил в силу семьи и больше всего хотел примириться с Паоло. И решился на перемирие: пригласил Паоло и Дженни к себе в Палм-Бич между Рождеством и Новым годом в конце 1981 года. Отец и сын тепло поздоровались, как было принято у Гуччи – так, словно между ними ничего не произошло. Альдо позвонил Родольфо в Милан и поздравил с праздниками. А затем перешел к делу.

– Фоффо, мы только что обстоятельно поговорили с Паоло. Думаю, он готов вернуться в семью. Пора положить войне конец.

Они договорились предложить Паоло эту идею и в январе так и поступили. Они резко изменили саму структуру империи Гуччи: главная компания «Гуччио Гуччи» и все дочерние, в том числе «Гуччи Парфюмс», объединялись в единую компанию, «АО Гуччио Гуччи», которую и зарегистрировали на бирже. Трое сыновей Альдо получали по 11 процентов всего бизнеса, Альдо оставлял себе 17, а Паоло был назначен заместителем председателя новой компании. Кроме того, под «Гуччи Парфюмс» открылось новое отделение, которое должно было называться «Гуччи Плюс» и получить право выдавать лицензии. Директором этой компании должен был стать Паоло, чтобы все лицензии, которые он уже выдал от имени «Гуччи», были включены в компанию. Ему также пообещали с процентами выплатить долг за увольнение и назначить годовое жалованье в 180 тысяч долларов. Казалось, чего еще мог пожелать Паоло? По условиям соглашения обе стороны конфликта отзывали свои претензии друг к другу и Паоло отказывался от права производить и рекламировать продукцию от своего имени.

Паоло продолжал искать подвох. И его сомнения подтвердились, когда ему разъяснили, что все его предложения по дизайну должны быть одобрены советом директоров, президентом которого был Родольфо. Но все же Паоло решил согласиться. Соглашение он, наконец, подписал в середине февраля – но перемирию не суждено было продлиться долго.

Совет директоров «Гуччи» пригласил Паоло в марте 1982 года и сообщил, что он должен предоставить подробный список всех линеек продукции, производство которой он уже заказал, а также всех своих новых идей для линейки «Гуччи Плюс». Паоло очень старался и подготовил все материалы, но встреча прошла не так, как он ожидал. Совет отклонил все его предложения, объясняя, что сама идея линейки товаров по низким ценам «идет вразрез с интересами компании». Паоло был как никогда разозлен: он чувствовал, что его обманули. Впоследствии де Соле это отрицал, вспоминая, как разрушительны оказались для компании действия Паоло.

Довольно скоро собрание акционеров лишило Паоло полномочия подписи от лица компании. Он оставался членом совета, но лишался права на управление и на производство по собственным дизайнам. Получив неустойку за увольнение, через три месяца он снова оказался уволен.

– Я чувствовал себя идиотом, – сознавался Паоло. – Все обещания и заверения моего дяди оказались пустым звуком.

К моменту, когда 16 июля 1982 года во Флоренции, на Виа Торнабуони, над магазином «Гуччи», произошло то самое собрание, атмосфера в семье накалилась до предела. Паоло лишился управляющей роли в компании, но пользовался положением акционера, чтобы влиять на деловые решения. Итак, в тот день Альдо, Джорджо, Паоло, Роберто, Маурицио и остальные директора компании собрались за одним ореховым столом, а летний зной был ничуть не менее гнетущим, чем атмосфера в комнате. Альдо расположился в кресле во главе длинного стола для переговоров, справа от него сел его сын Роберто, а слева – брат Родольфо. Паоло сидел по другую сторону стола, между Джорджо и Маурицио.

Альдо открыл собрание и попросил секретаря зачитать протокол предыдущей встречи; предложение было одобрено. Затем Паоло спросил, может ли он высказаться – и за столом тут же начали шептаться и переглядываться.

– Зачем? Что ты хочешь сказать? – раздраженно спросил Альдо.

– Я хочу сказать, что меня как директора этой компании лишают права изучать и даже видеть документы и отчетность по ней, – заявил Паоло. – Прежде чем мы продолжим, я хочу прояснить, что я имею в виду.

Его слова встретили неодобрительными возгласами.

– Кто эти двое загадочных акционеров в Гонконге, которые получают деньги от компании? – выпалил Паоло.

Возгласы стали громче. Паоло заметил, что секретарь – им был Доменико де Соле – не ведет записей, и воскликнул:

– Почему вы не записываете мои вопросы? Я требую вести протокол собрания!

Де Соле оглядел кабинет, увидел, что никто с требованием не согласен, и проигнорировал его. Тогда Паоло извлек из портфеля диктофон, включил его и начал проговаривать то, чем был недоволен. Затем он швырнул на стол список вопросов.

– И я требую, чтобы это было внесено в протокол! – прокричал он.

– Выключи немедленно! – взревел Альдо, а Джорджо протянул руку через стол, чтобы выхватить у Паоло диктофон, но по оплошности сломал его.

– Ты что, рехнулся?! – разозлился Паоло. Альдо сорвался с места и кинулся к нему. Маурицио вскочил на ноги, боясь, что Паоло бросится на Джорджо и Альдо, поэтому взял кузена в захват со спины. Добравшись до Паоло, Альдо попытался вырвать диктофон у него из рук, и в драке Паоло в кровь расцарапали лицо. Увидев кровь – пусть самую малость – компания все же успокоилась. Маурицио и Джорджо отпустили Паоло; тот схватил портфель и кинулся бежать из комнаты, крича ошеломленным работникам, чтобы те вызвали полицию.

Выхватив телефон у телефонистки, Паоло позвонил своему врачу и адвокату, а затем спустился на лифте на первый этаж, прямо в магазин «Гуччи». По пути к выходу он пересек весь зал, крича пораженным продавцам и покупателям:

– Вот, посмотрите! Вот что произошло на собрании акционеров «Гуччи»! Меня пытались убить!

Затем он кинулся в местную больницу к своему врачу за помощью и стал требовать, чтобы его раны сфотографировали. Паоло тогда был пятьдесят один год, Джорджо – пятьдесят три, Альдо – семьдесят семь, Родольфо – семьдесят, а Маурицио – тридцать три.

Когда Паоло пришел домой вечером, бледный и облепленный пластырями, Дженни была в ужасе.

– Я не могла в это поверить. Взрослые мужчины, а подрались как хулиганы!

– Ничего страшного с лицом Паоло не случилось, – рассказывал де Соле много лет спустя. – Это была просто царапина, но происшествие раздули до масштабов катастрофы.

Всего несколько дней спустя Стюарт Шпайзер, адвокат Паоло, подал в Нью-Йорке новый ряд исков против «Гуччи». На этот раз в числе обвинений было покушение и нанесение телесных повреждений, а также нарушение соглашений – ведь ему отказывали в праве на сведения о финансах компании, несмотря на должность директора.

За все свои обиды Паоло требовал 15 миллионов долларов: тринадцать за нарушение контракта – так называемое предложение мира он называл ловушкой с целью убрать его с дороги – и еще два миллиона за избиение. К несчастью для Альдо, пресса мигом подхватила шум.

«Это вам уже не Даллас! – писал журнал «Пипл». – За блестящей маской дома Гуччи скрывается семейная вражда». «Жестокая потасовка в доме Гуччи», – добавлял римский «Мессаджеро». «Драка между братьями Гуччи», – рассказывал «Коррьере делла сера». Суд Нью-Йорка в итоге отказался заслушивать дело на тех основаниях, что все произошло в Италии, однако история оказалась вынесена на суд общественности по обе стороны Атлантики. Среди важных клиентов «Гуччи» многие растерялись и встревожились. Джеки Онассис послала Альдо телеграмму всего с одним словом: «Почему?», что вошло в историю компании. Князь Монако Ренье тоже обратился к семье с предложением помощи.

На следующий день после того, как пошли слухи, покупатели со всего света собрались в главном офисе «Гуччи» в Скандиччи, где должен был состояться показ осенней коллекции. Когда Альдо узнал, что ему придется иметь дело не только с исками от Паоло, но и с прессой, весь завод слышал его разъяренный рев.

– Если он хочет со мной судиться – видит Бог, я буду судиться с ним! – прогремел Альдо в трубку тому, кто позвонил ему сообщить новости. Наступив на горло собственному недовольству тем фактом, что Родольфо добился большего влияния на «Гуччи Парфюмс», – компанию, которая в 1982 году стала частью АО «Гуччио Гуччи», – Альдо нанял де Соле защищать себя и компанию «Гуччи» против исков Паоло. На следующий же день он дал интервью журналу «Женская одежда на каждый день» (WWD) и свел конфликт к мелочи.

– Какой отец не отвешивал сыну затрещины в воспитательных целях? – сказал он, подкрепив свой имидж патриарха компании. Он добавил, что семья почти пришла к соглашению с Паоло. Однако он не осознавал, как далеко тот готов зайти, чтобы добиться своего, – ведь Паоло только вышел на тропу войны.

В годы работы на «Гуччи» Паоло тайно собирал и исследовал всю финансовую отчетность, до которой смог добраться. Он хотел знать все о компании изнутри, хотел сделать собственные выводы о том, как вести дела. Выяснив, что миллионы долларов облагаемых налогом доходов утекают в офшорные компании через систему поддельных счетов, он решил вооружиться этим знанием в войне за право свободно использовать свое имя. В первый раз юристы «Гуччи» победили: дело было закрыто, а бумаги засекречены. Паоло не сдался: в октябре 1982-го он оплатил часть работы юристов из суммы, выплаченной ему компанией за увольнение, и подал изобличающие доказательства в Нью-Йоркский федеральный суд, чтобы подкрепить свой иск о незаконном увольнении. Он надеялся, что улики заставят Альдо передумать и либо пригласить его назад в компанию, либо дать ему право запустить собственную линейку.

– Эти бумаги нужны были лишь затем, чтобы на него надавить, – сознавался Паоло позднее.


Паоло заставил разделиться не только семью, но и ее близкое окружение. Одни осуждали Паоло за то, что тот сдал отца властям, другие считали, что его вынудили к этому шагу.

– Паоло связали руки, – рассказывала Энрика Пирри, которая признавалась в особой симпатии к среднему сыну Альдо. – Может, он и не был гением семьи, но вкладывался он больше всех. Если он и сдал отца, то только потому, что тот его вынудил.

– Никто Паоло не обманывал, – возражал де Соле. – Он действовал за спиной у семьи, и пришлось убедиться, что он не раздаст всю компанию. Он вел нечестную игру.

В бумагах, которые обнародовал Паоло, было четко видно, что Гуччи скрывают прибыль. Панамские компании с официальным адресом в Гонконге существовали под видом творческих поставщиков «Гуччи Шопс Инкорпорейтед». Изобличающее письмо от Гуччи в адрес главного бухгалтера компании в Нью-Йорке, Эдварда Стерна, приподняло завесу, скрывавшую махинации: «Чтобы обосновать услуги, на которые составлялись эти счета, и задокументировать подразумеваемые требования компании, придется выслать на одобрение в «Гуччи Шопс Инкорпорейтед» ряд дизайн-проектов. Это нужно лишь для того, чтобы создать записи о деятельности [курсив наш]», – писал Стерн.

В 1983 году, когда здоровье Родольфо ухудшилось, налоговое управление и прокуратура взялись за личные и профессиональные налоговые обязательства Альдо. Эдвард Стерн умер задолго до того, как дело было закрыто, но при расследовании нашлось достаточно улик, чтобы дело передали в следственный совет присяжных.

Из всех исков, которые подал Паоло на семейную компанию, всего один дошел до судебного разбирательства. Только в 1988 году судья районного суда Нью-Йорка Уильям Коннер вынес решение по этому делу. Коннер нашел справедливый выход из семейной войны, которая затянулась уже больше чем на десять лет: он запретил Паоло Гуччи использовать свое имя как торговый знак или коммерческое наименование, чтобы среди потребителей не возникало путаницы в связи с торговой маркой «Гуччи». С другой стороны, он позволил Паоло Гуччи выступать под своим именем в качестве дизайнера продукции и продавать ее под отдельной торговой маркой, в название которой не входило бы имя «Гуччи».

«Со времен Каина и Авеля в семейных ссорах всегда случаются нерассудительные и импульсивные решения, ожесточенные баталии и бессмысленное разрушение в итоге, – писал Коннер в своем судебном решении. – Это дело – лишь одно столкновение в одной из самых известных семейных войн нашего времени», – продолжал он, указывая на то, что семья Гуччи на тот момент имела «проблемы юридического характера, которые приходилось оспаривать в судах и арбитражах по всему миру, что стоило безумно дорого как семье, так и ее компании».

Решение Коннера дало Паоло полномочия производить и продавать товары под торговой маркой «Дизайны Паоло Гуччи». Паоло, натура творческая, оплатил рекламу в номере «Женская одежда на каждый день» от 30 ноября 1988 года, в котором опубликовал стихотворение под названием «Торговому сообществу». Это стихотворение предвестило его дебют в роли независимого дизайнера.

В среду, десятого августа,

В год восемьдесят восьмой,

В открытом письме «Гуччи Америка»

Распорядились своим статусом и судьбой.



Они одержали победу

В судебном споре, и вот

Паоло Гуччи, бывший совладелец

И член семьи, получил от ворот поворот [sic!]



Но я доволен исходом,

Ведь моя достигнута цель:

Я могу создавать одежду и товары для дома

От имени торговой марки в своем лице.



Федеральный суд Нью-Йорка

Вынес решение, что

Я могу быть отныне свободен

И следовать за мечтой.



Моя связь с компанией и именем Гуччи

Двадцать пять лет спустя наконец оборвалась.

И, как независимый дизайнер, я буду

Трудиться, мои дорогие клиенты,

Чтобы и дальше радовать вас.



После переговоров с «Гуччи Америка»

О неприкосновенности лейбла и имени,

Я надеюсь, теперь мои достижения

Будут считаться лично моими.