Кроме того, Альдо мастерски приукрашивал правду ради мысли, которую хотел донести; скорее всего, именно он старательнее всех продвигал истории о благородном роде седельщиков. Доменико де Соле – действующий генеральный директор «Гуччи», который был очень близко знаком с Альдо, будучи еще молодым юристом, представлявшим семью, а затем и компанию – вспоминал, как Альдо на голубом глазу противоречил всяческой логике и любым доказательствам обратного.
– Он был из тех, кто может зайти в дом из-под проливного дождя и заявить тебе прямо в лицо, что сегодня чудесная погода, – рассказывал де Соле.
Когда Альдо злился, он расхаживал по комнате еще быстрее обычного, скрестив руки на груди, фыркая себе под нос и непрерывно потирая подбородок пальцами: «Кхм, кхм, КХМ!» Когда он, наконец, взрывался, лицо его краснело до лилового оттенка, вены на шее вздувались; он выкатывал глаза и молотил кулаком по столу, ломая все, что ни попадалось ему под руку. Однажды он по неосторожности разбил свои же очки; увидев, что они сломаны, он еще несколько раз с силой приложил ими об стол.
– Вы не знаете Альдо Гуччи! – рычал он. – Если я решил, так все и будет!
Бывшим работникам даже случалось видеть, как Альдо в гневе метал утюги и пишущие машинки.
Скупость Гуччио отчасти передалась и его сыну. В Нью-Йорке Альдо любил обедать – один или с сотрудниками – в рабочей столовой при отеле «Сент Реджис», где подавали горячий обед за полтора доллара. Он также поддерживал «Праймбургер» и закусочную Шрафта, в которой заказывал клаб-сэндвич и горячий пирог с яблоком. Еще одним его фаворитом был сэндвич с ростбифом в заведении Рубена на 58-й Восточной улице, через дорогу от магазина. Поход в дорогой ресторан – «21» или «Каравеллу» – считался важным событием, и его скаредность иногда казалась людям противоречивой.
– Он мог сэкономить на закусках для пресс-конференции, а потом потратить целое состояние на межконтинентальный звонок, чтобы обсудить приглашения, – вспоминал Логан Бентли Лессона, американский писатель, проживавший в Италии: Альдо нанял его в 1968 году заниматься связью с прессой, сделав его первым человеком на этой должности.
Альдо был всегда безупречно одет и впечатляюще выглядел в своих итальянских костюмах и рубашках, сшитых на заказ. Зимой он носил фетровые шляпы, кашемировые пальто, синие водолазки и серые фланелевые брюки. Летом его наряд составляли мастерски сшитые хлопковые костюмы светлых цветов и белые мокасины. Поначалу он отказывался от обуви, произведенной «Гуччи», в пользу традиционных итальянских моделей – обычно модельных туфель из Италии. Мокасины в ту эпоху считались слишком женственной обувью. Однако к концу 1970-х годов Альдо решил дополнить свой внешний вид парой блестящих туфель с пряжкой. Его часто можно было увидеть с цветком в петлице.
– Костюмы всегда сидели на нем чуть-чуть в обтяжку, в нем было чуть многовато лоска, – вспоминал Лессона.
Альдо нравилось, когда в Италии его называли dottore, а в Соединенных Штатах – «доктор Альдо», и он пользовался своей почетной степенью бакалавра экономики в колледже Сан-Марко во Флоренции. В 1983 году Альдо получил звание доктора и в Америке: это была почетная степень доктора социальных наук в магистратуре и Университетском центре Городского университета Нью-Йорка.
Стремление Альдо открывать все новые магазины не угасало. Он нашел для своего бизнеса Родео-драйв, тогда еще тихую улицу в Беверли-Хиллз, до того как та наполнилась шикарными магазинами; в октябре 1968-го по случаю открытия на ней нового магазина состоялся прием и показ мод с участием знаменитостей. Магазин в Беверли-Хиллз, чуть отдаленный от тротуара в северной части Родео-драйв, был создан для звезд. Перед ним располагалась открытая зеленая веранда, где скучающие мужья могли ждать своих жен и любоваться калифорнийскими девушками. За огромными дверьми из стекла и бронзы располагался изящный интерьер с изумрудно-зеленым ковром и восемью подсвечниками в духе Джотто, из муранского стекла и флорентийской бронзы. Родольфо даже нанял съемочную группу, чтобы запечатлеть церемонию открытия.
За год до того сбылась многолетняя мечта Гуччи: открыл свои двери магазин во Флоренции, на Виа Торнабуони. Самый роскошный и по сей день, этот магазин украшали изящные входные двери, пастельный декор, блестящие витрины из орехового дерева и выдвижные зеркала. Оформленный кожей и неизменной красно-зеленой тесьмой лифт перевозил семью и персонал между четырьмя этажами кабинетов и торговых залов. В кабинете Роберто даже установили систему видеонаблюдения, чтобы он мог следить за торговым этажом со всех ракурсов.
– Видно было вообще все, – с усмешкой вспоминал Роберто, – но через три года профсоюз заставил меня убрать систему: сказали, что это вмешательство в частную жизнь сотрудников.
На открытии магазина на Виа Торнабуони сотрудников «Гуччи» нарядили в униформу: для мужчин – белая рубашка, черный пиджак и галстук, а также черные с серым полосатые брюки; для женщин – юбочный костюм-тройка, винного цвета зимой и бежевого летом. Продавщицы всегда носили простые туфли на каблуках, а не мокасины от Гуччи: тогда было не принято одевать сотрудников в то же, что предлагалось покупателям.
Открытие на Виа Торнабуони было изначально назначено на декабрь 1966 года, но его пришлось перенести из-за печально известного ноябрьского потопа: воды Арно вышли из берегов и хлынули на город, из-за чего пострадали бесценные произведения искусства и исторические архивы, а местные магазины и конторы оказались затоплены водой на полтора-два метра. Когда утром 4 ноября 1966 года послышался сигнал тревоги, из всей семьи во Флоренции были только муж Гримальды Джованни, а также Роберто, Паоло и Васко.
Вместе они спасли на сотни тысяч долларов товара, перетащив его из подвала магазина на Виа делла Винья Нуова на верхний этаж.
– Переезд на Виа Торнабуони ожидался через несколько недель, и весь товар еще был на Виа делла Винья Нуова, – вспоминал Джованни.
Когда они поднимали последние ящики из подвала наверх, ковролин у них под ногами начал вздуваться и пузыриться. Когда же работа была окончена, все уже стояли по пояс в воде.
– В магазине была катастрофа, но девяносто процентов товара нам удалось спасти, – вспоминал Паоло, – и не пришлось тратиться на ремонт, потому что мы собирались открывать новое помещение на Виа Торнабуони через пару месяцев. В общем-то, мы легко отделались.
К счастью, фабрика на Виа делле Кальдайе стояла на возвышении и практически не пострадала. Потоп схлынул, но поток заказов продолжал прибывать. Мастера на Виа делле Кальдайе работали сверхурочно и все равно не справлялись. Семья Гуччи вскоре поняла, что пора расширяться, и в 1967 году компания приобрела площадку в Скандиччи, пригороде Флоренции. Джованни, мужу Гримальды, поступил заказ построить здесь новую фабрику для растущей империи Гуччи – современный завод на 150 тысяч квадратных метров с помещениями для разработки, производства и хранения продукции. Кроме того, Альдо хотел видеть в этом здании гостиничные места и помещения для встреч, чтобы дважды в год проводить собрания работников компании со всего мира; впрочем, этот проект не был воплощен в жизнь.
В 1966 году с помощью итальянского художника Витторио Аккорнеро Родольфо создал еще одну икону «Гуччи» – шарф «Флора». В один прекрасный день княгиня Монако Грейс Келли навестила магазин в Милане – Родольфо тут же появился из кабинета и кинулся встречать гостью, чтобы показать ей залы. Когда экскурсия была окончена, Родольфо обратился к княгине и предложил сделать ей подарок. Та попыталась возразить, но Родольфо настаивал, и, наконец, княгиня сказала:
– Раз уж вы настаиваете, как насчет шарфа?
Однако княгиня Грейс не знала, что компания «Гуччи» почти не занималась шарфами – за исключением маленьких квадратных шарфов в 70 сантиметров длиной, с узорами в виде стремян, с железнодорожными или индийскими мотивами. Родольфо показалось, что такой шарф не подойдет княгине. Он растерялся и попытался выиграть время, спросив, какой именно шарф хотелось бы гостье.
– Не знаю, – ответила та, – может быть, какой-нибудь с цветами?
Родольфо запаниковал. Он не знал, что ему делать.
– Видите ли, княгиня, – сказал он и очаровательно улыбнулся, – мы сейчас как раз работаем над таким шарфом. Как только он будет закончен, я обещаю вам, что вы, именно вы станете его первой обладательницей!
С этими словами он вручил ей сумочку с бамбуковыми ручками и распрощался. Как только княгиня вышла за дверь, Родольфо позвонил Витторио Аккорнеро, с которым познакомился, еще будучи актером.
– Витторио, можешь сейчас же прибыть в Милан? Произошло настоящее чудо!
Аккорнеро приехал из близлежащего города Кунео, и Родольфо рассказал ему о визите княгини Грейс.
– Витторио, – сказал он другу, – мне нужен от тебя шарф, на котором будет взрыв цветов! Я не хочу геометрически правильный дизайн, я хочу взрыв. Хочу, чтобы цветы было видно под любым углом.
Аккорнеро согласился попробовать, и, когда он вернулся с готовым рисунком, Родольфо увидел ровно то, что себе представлял: поразительное изобилие цветов. Тогда он попросил Фьорио, одного из лучших мастеров шелкографии в районе Комо, к северу от Милана, напечатать этот рисунок на большом квадрате 90 на 90 сантиметров. Фьорио разработал технику, похожую на шелкотрафаретную печать, которая позволяла печатать более сорока отдельных цветов так, чтобы не растекались оттенки. Когда шарф был готов, Родольфо из рук в руки передал его княгине. И хотя ни изначальный дизайн, ни первый шарф с тех пор не были найдены, но «Флора» подтолкнул «Гуччи» к работе с шелком: впоследствии этот дизайн был перенесен на предметы одежды, сумки, аксессуары и даже ювелирные украшения. Приобрела популярность и его уменьшенная версия, известная как «мини-Флора». Кроме того, этот дизайн положил начало целой линейке легкой одежды, созданной несколько лет спустя. Аккорнеро начал создавать для «Гуччи» по два-три шарфа в год.
К середине 1960-х Гуччи стали популярны среди утонченной элиты, которая ценила их продукцию – качественную, элегантную и практичную. Однако тот самый предмет, который сделал «Гуччи» всемирным признаком статуса, тогда еще оставался на втором плане: речь о классических туфлях на низком каблуке с металлической пряжкой на подъеме. Мужские туфли такого фасона – классические мокасины на низком каблуке – назывались «модель 175». Вскоре появилась и женская, более изящная разновидность модели.
– К «Гуччи» тогда еще не пришла слава, – вспоминал Логан Бентли Лессона. – Фирма была известна состоятельной публике, но не верхушке среднего класса.
Считается, что эта модель обуви была создана в ранних 1950-х годах работником фабрики, родственники которого работали на производстве обуви; она была пущена в производство и продавалась в Италии за сумму, по нынешним временам равную примерно 14 долларам. Когда Гуччи ввели туфли в продажу в нью-йоркском магазине, в моде были каблуки-шпильки, и новинка показалась причудливой и почти не продавалась. Однако утонченные женщины вскоре оценили красоту и комфорт этих недорогих мокасин на низком каблуке.
Оригинальные женские мокасины от Гуччи под рабочим названием «модель 360» были сделаны из мягкой и гибкой кожи и украшены пряжкой-трензелем; по верху туфли шли два объемных шва, которые сужались ближе к пальцам, а затем расходились. В 1968 году изначальная модель была несколько изменена и получила название «модель 350» – это и были те самые так называемые «статусные туфли», которым так часто подражали впоследствии: чуть более шикарная модель с наборным кожаным каблуком, к которому крепилась тонкая золотая цепочка; такая же украшала носок туфли. Эти мокасины производили в семи вариантах из разной кожи (телячьей, страусиной, свиной, крокодиловой, лаковой и велюра), а также в нескольких новых расцветках, в числе которых был необычный розовато-бежевый и бледный желтовато-зеленый оттенки. Газета «Интернэшнл геральд трибюн» встретила эту новинку длинной статьей с большой фотографией: «Гуччи выпустили новые мокасины, ради которых стоит съездить в Рим», – писала в ней Хиби Дорси, известный обозреватель моды.
К 1969 году компания «Гуччи» продавала приблизительно 84 тысячи пар в год в десяти магазинах в США, из них 24 тысячи – только в Нью-Йорке. К тому времени «Гуччи» стала одной из редких итальянских фирм, державших магазин в Нью-Йорке, вместе с дизайнером одежды Эмилио Пуччи, чьи яркие графические принты прославились благодаря Джорджини и показам мод в Белом зале. Модный мир Нью-Йорка заговорил о «Гуччи-Пуччи».
Некоторым казался загадочным этот бум на мокасины от Гуччи, который продолжался до самых семидесятых, даже ранних восьмидесятых годов. Пол Вулард, тогдашний первый заместитель директора «Ревлон» и большой энтузиаст во всем, что касалось обуви, поражался тому, как «Гуччи» удалось превратить в модный тренд, казалось бы, обыденное и повседневное. «Это ведь простые итальянские мокасины», – сказал он газете «Нью-Йорк таймс» в 1978 году.
Альдо всегда считал, что мода на эти туфли пошла благодаря женам богатых итальянских промышленников, надевавшим их в путешествия. Их подкупали низкий – меньше дюйма – каблук, удобство и универсальность: мокасины выглядели блестяще как с юбкой, так и с брюками.
Туфли от Гуччи стоили всего тридцать два доллара – самый недорогой и заметный признак статуса из всех доступных.
– Такие символы всегда были наполовину секретом, о них знали только те женщины, которые воспринимали одежду всерьез; для них это было знаком принадлежности к кругу, – писала модная журналистка Юджиния Шеппард в те времена. Удобная рабочая обувь, которая выглядела стильно и стоила недорого, быстро покорила секретарш и библиотекарш. Однако этот успех принес новые проблемы. Лессона вспоминает:
– В магазины начало приходить столько секретарш и продавщиц, чтобы скупить мокасины, что постоянных покупателей просто теснили, и им это не нравилось.
Еще одна вспышка гениальности подсказала Альдо заключить сделку с отелем «Сент Реджис» и выкупить стойку для сигар и газет, где осенью 1968 года открылся обувной бутик. Так у работающих женщин появилось место, где можно было примерить обувь, и это дало магазину на Пятой авеню возможность снова принимать свою постоянную публику.
Вскоре туфли привлекли конгрессменов и парламентских журналистов Вашингтона, из-за чего залы Конгресса прозвали «Лощина Гуччи». В 1985 году мокасин «Гуччи» был выставлен в Метрополитен-музее в Нью-Йорке, на выставке, составленной Дианой Вриланд. Этот мокасин по сей день остается в составе постоянной экспозиции музея.
Мужчинам тоже понравилась идея обзавестись символом статуса, так что Гуччи создал мужскую версию мокасин. Новое отделение «Гуччи» в Беверли-Хиллз еще даже не успело открыться, когда Фрэнк Синатра отправил своего секретаря приобрести мокасины, чтобы добавить их к коллекции из сорока пар обуви от Гуччи. Кроме того, Гуччи разработали мужские ремни, украшения, лоферы для вождения и даже мужскую версию сумочки, которую назвали «портфелем для документов». Ред Скелтон приобрел набор темно-красных чемоданов из крокодиловой кожи, Питер Селлерс – крокодиловый чемодан-дипломат. Лоренс Харви заказал «чемодан-бар» с отделами для бутылок, стаканов и ведерка со льдом. Сэмми Дэвис-младший приобрел два белых кожаных дивана наподобие тех, что украшали магазин в Беверли-Хиллз. Среди других именитых клиентов «Гуччи» были: спортсмен Джим Кимберли, Нельсон Даблдэй, Герберт Гувер III, Чарльз Ревсон, сенатор Барри Голдуотер, а также кинозвезды Джордж Гамильтон, Тони Кертис, Стив Маккуин, Джеймс Гарнер, Грегори Пэк и Юл Бриннер.
Как только сумки и туфли от Гуччи стали устойчивым символом статуса, компания переключилась на прет-а-порте – эта трудная задача затянулась на десятилетия. В середине 1960-х Паоло разработал дизайны первых костюмов от Гуччи, в основном из кожи или с кожаными деталями. Одно из первых своих платьев Гуччи представили на открытии магазина в Беверли-Хиллз в 1968 году. Платье-колокол с длинным рукавом было сшито из блестящего шелка с цветочным узором из тридцати одного цвета. Три золотых цепочки на пуговицах из перламутра подчеркивали перед и горловину в казацком стиле; сплошная заливка цветочного узора окружала воротничок, рукава и подол юбки. Еще один фасон украшали пуговицы в виде подков. На следующий год Гуччи представили первое платье-платок, состоявшее из четырех платков с традиционными для компании узорами с цветами и насекомыми.
Летом 1969 года Гуччи впервые представили ткань с монограммой GG – эта монограмма произошла от старой canapa с напечатанными на ней ромбами. В новой ее версии две буквы «G» располагались друг к другу цифрой 69, составляя ромбовидный узор. Новую ткань с монограммой использовали в целой линейке дорожных сумок, окантованных популярной на тот момент свиной кожей; в линейке присутствовала косметичка для женщин и несессер для мужчин – примерно то же в то время выпустил Луи Виттон. Гуччи представили багажную линейку восхищенной публике на модном симпозиуме в Смитсоновском институте; институт даже пригласил Альдо в Вашингтон на награждение. В качестве рекламного хода Гуччи пустили на ковровую дорожку моделей – мужчин и женщин, одетых в брюки и юбки из той же ткани с монограммами, что и сумки и чемоданы у них в руках. Показ был встречен шквалом аплодисментов.
Первую коллекцию образов Гуччи выпустили в июле 1969 года, в рамках римской недели высокой моды. Костюм был удобным и практичным: Альдо хотел, чтобы женщины носили одежду от Гуччи каждый день недели, а не только по особым случаям.
– Элегантность – это как манеры, – часто говорил он. – Нельзя быть вежливым только по средам или четвергам. Если вы элегантны, то всю неделю. Если нет – тогда другое дело.
В коллекцию входили удобный светлый брючный костюм из твида с жакетом, окаймленным перчаточной кожей, а также длинная кожаная юбка с подтяжками и подолом из лисы, удобные короткие юбки и сорочки, а также замшевый лиф и юбка, которые соединялись на талии застежками.
Модная колумнистка газеты «Интернэшнл геральд трибюн» Юджиния Шеппард восторгалась новой коллекцией и особенно расхваливала черный кожаный плащ с рукавами реглан и красно-синим холщовым поясом, который сочетался с одной из самых популярных сумочек от Гуччи. Шеппард также обращала внимание публики на новые эмалевые украшения и часы с циферблатами из малахита и тигрового глаза.
К началу 1970-х продукция «Гуччи» включала в себя все, от брелоков за пять долларов до поясов-цепочек из 18-каратного золота, весом почти в килограмм и стоимостью в несколько тысяч долларов. За следующие десять лет разнообразие товаров от Гуччи росло головокружительными темпами.
– Сложно было выйти из магазина «Гуччи» с пустыми руками: здесь можно было найти вещи на любой вкус и в любой ценовой категории, – вспоминал Роберто. – В «Гуччи» было все, кроме белья, чтобы одеть человека с головы до ног на любой случай, от домашних посиделок до рыбалки, конного выезда, лыжного спуска, игры в теннис, поло, даже дайвинга! У нас было больше двух тысяч разных товаров.
К 1970-м годам компания «Гуччи» превратилась в символ статуса на двух континентах. Десять собственных магазинов «Гуччи» открыли свои двери в главных столицах по всему миру, а первая франшиза компании действовала в Брюсселе под бдительным надзором Роберто. Президент Джон Кеннеди даже назвал Альдо «первым послом Италии в США» благодаря популярности изящного классического стиля «Гуччи».
Глава 4. Юношеский бунт
– Берегись, Маурицио, – пригрозил Родольфо. – Я выяснял, кто она такая, и мне совсем не нравится то, что я узнал. Мне рассказали, что это вульгарная и самовлюбленная карьеристка и на уме у нее одни деньги. Маурицио, она тебе не пара.
Маурицио едва держал себя в руках: он переминался с ноги на ногу, ему хотелось выбежать из комнаты. Он ненавидел ссориться, особенно со своим деспотичным отцом.
– Papà, – ответил он, – я не могу ее бросить. Я ее люблю.
– Любишь! – фыркнул Родольфо. – Любовь тут ни при чем: она просто хочет прибрать к рукам твои деньги. Но этому не бывать! Ты должен забыть ее. Как насчет того, чтобы слетать в Нью-Йорк? Представь, сколько женщин там можно встретить!
– С тех пор как Mamma умерла, тебе до меня и дела нет! – вспылил Маурицио, стараясь не заплакать от злости. – Ты только и думаешь, что о бизнесе. Тебя никогда не волновало, что для меня важно, что я чувствую. Ты просто хочешь сделать из меня робота, который будет подчиняться твоим приказам. С меня хватит, папа! Я останусь с Патрицией, нравится тебе это или нет!
Родольфо потрясенно смотрел на сына: робкий и застенчивый Маурицио еще ни разу не возражал отцу. Но сейчас он развернулся на месте, выбежал из комнаты и взлетел по лестнице так решительно, как никогда раньше. Он готов был собрать вещи и уйти из дома. Спорить с отцом было бесполезно, но Патрицию он бы не бросил. Лучше порвать все связи с Родольфо.
– Я вычеркну тебя из завещания! – прогремел отец ему вслед. – Ты меня слышал?! Ни цента от меня не получишь – ни ты, ни она!
Патриция Реджани очаровала Маурицио своими фиалковыми глазами и хрупкой фигурой, еще когда они впервые встретились; это было 23 ноября 1970 года. Для него это была любовь с первого взгляда; для нее – первым шагом к тому, чтобы завоевать одного из самых завидных холостяков Милана и одно из самых звучных имен Италии. Ему было двадцать два года, ей – двадцать один.
На первом приеме у своей подруги, Виттории Орландо, Маурицио был знаком почти со всеми. Квартира семьи Орландо располагалась на Виа дель Джардини, престижной зеленой улице в самом сердце города, где жили богатейшие предприниматели Милана. Большинство гостей – сыновей и дочерей главных семейств города – Маурицио знал в лицо. Летом та же компания собиралась на пляжах Санта-Маргерита-Лигуре, на побережье Лигурийского моря, что примерно в трех часах пути на машине от Милана. Там они собирались в Баньо-дель-Ково, популярной купальне с рестораном и дискотекой, где выступали главные поп-звезды того времени: Патти Право, Милва и Джованни Батисти.
Маурицио не пил и не курил, а мастерство светской беседы тогда еще не освоил. Он был высок и неуклюж, и у него не было опыта в отношениях – не считая разве что пары юношеских влюбленностей. Родольфо быстро пресекал все его романтические похождения и не раз наставлял общаться только с девушками из хороших семей.
На том вечере Маурицио было заскучал – но затем в зале появилась Патриция, одетая в ярко-красное платье, выгодно подчеркивавшее все изгибы ее фигуры. Молодой человек не мог отвести от нее глаз. Он стоял в стороне с бокалом в руке, в своем нелепом смокинге без лацканов, и рассеянно беседовал с сыном какого-то состоятельного дельца – но смотрел, как Патриция беседует и смеется со своей компанией. Ее фиалковые глаза, подчеркнутые броским макияжем с темными стрелками и густым слоем туши, время от времени стреляли в его сторону и тут же отводили взгляд. Она делала вид, будто не замечает, как этот молодой человек с отросшими до шеи темно-русыми волосами следит за ней с самого ее появления. И она знала, кто это такой: ей уже рассказала Виттория, которая жила с Патрицией в одном доме.
Наконец Маурицио наклонился к другу и шепотом спросил:
– Что это там за девушка, похожая на Элизабет Тейлор?
– Это Патриция, – с улыбкой ответил друг, проследив взгляд Маурицио, застывший на красном платье, – дочь Фернандо Реджани, владельца крупной транспортной компании в Милане. Ей двадцать один, и, сдается мне, она не занята.
Маурицио никогда не слышал о Реджани и не привык ухаживать за девушками: обычно они интересовались им первыми, но набрался смелости и через весь зал направился туда, где Патриция беседовала с друзьями. Его шансом стал высокий и тонкий бокал пунша, который он взял со столика с напитками и протянул Патриции.
– Почему я вас раньше не видел? – спросил Маурицио и едва коснулся ее пальцев своими, передавая прохладный бокал. Так он пытался спросить ее, нет ли у нее молодого человека.
– Может, вы меня просто не замечали, – уклончиво ответила Патриция и взмахнула пышными ресницами. Ее фиалковые глаза неотрывно смотрели ему в лицо.
– Вам когда-нибудь говорили, что вы очень похожи на Элизабет Тейлор?
– Он был из тех, кто может зайти в дом из-под проливного дождя и заявить тебе прямо в лицо, что сегодня чудесная погода, – рассказывал де Соле.
Когда Альдо злился, он расхаживал по комнате еще быстрее обычного, скрестив руки на груди, фыркая себе под нос и непрерывно потирая подбородок пальцами: «Кхм, кхм, КХМ!» Когда он, наконец, взрывался, лицо его краснело до лилового оттенка, вены на шее вздувались; он выкатывал глаза и молотил кулаком по столу, ломая все, что ни попадалось ему под руку. Однажды он по неосторожности разбил свои же очки; увидев, что они сломаны, он еще несколько раз с силой приложил ими об стол.
– Вы не знаете Альдо Гуччи! – рычал он. – Если я решил, так все и будет!
Бывшим работникам даже случалось видеть, как Альдо в гневе метал утюги и пишущие машинки.
Скупость Гуччио отчасти передалась и его сыну. В Нью-Йорке Альдо любил обедать – один или с сотрудниками – в рабочей столовой при отеле «Сент Реджис», где подавали горячий обед за полтора доллара. Он также поддерживал «Праймбургер» и закусочную Шрафта, в которой заказывал клаб-сэндвич и горячий пирог с яблоком. Еще одним его фаворитом был сэндвич с ростбифом в заведении Рубена на 58-й Восточной улице, через дорогу от магазина. Поход в дорогой ресторан – «21» или «Каравеллу» – считался важным событием, и его скаредность иногда казалась людям противоречивой.
– Он мог сэкономить на закусках для пресс-конференции, а потом потратить целое состояние на межконтинентальный звонок, чтобы обсудить приглашения, – вспоминал Логан Бентли Лессона, американский писатель, проживавший в Италии: Альдо нанял его в 1968 году заниматься связью с прессой, сделав его первым человеком на этой должности.
Альдо был всегда безупречно одет и впечатляюще выглядел в своих итальянских костюмах и рубашках, сшитых на заказ. Зимой он носил фетровые шляпы, кашемировые пальто, синие водолазки и серые фланелевые брюки. Летом его наряд составляли мастерски сшитые хлопковые костюмы светлых цветов и белые мокасины. Поначалу он отказывался от обуви, произведенной «Гуччи», в пользу традиционных итальянских моделей – обычно модельных туфель из Италии. Мокасины в ту эпоху считались слишком женственной обувью. Однако к концу 1970-х годов Альдо решил дополнить свой внешний вид парой блестящих туфель с пряжкой. Его часто можно было увидеть с цветком в петлице.
– Костюмы всегда сидели на нем чуть-чуть в обтяжку, в нем было чуть многовато лоска, – вспоминал Лессона.
Альдо нравилось, когда в Италии его называли dottore, а в Соединенных Штатах – «доктор Альдо», и он пользовался своей почетной степенью бакалавра экономики в колледже Сан-Марко во Флоренции. В 1983 году Альдо получил звание доктора и в Америке: это была почетная степень доктора социальных наук в магистратуре и Университетском центре Городского университета Нью-Йорка.
Стремление Альдо открывать все новые магазины не угасало. Он нашел для своего бизнеса Родео-драйв, тогда еще тихую улицу в Беверли-Хиллз, до того как та наполнилась шикарными магазинами; в октябре 1968-го по случаю открытия на ней нового магазина состоялся прием и показ мод с участием знаменитостей. Магазин в Беверли-Хиллз, чуть отдаленный от тротуара в северной части Родео-драйв, был создан для звезд. Перед ним располагалась открытая зеленая веранда, где скучающие мужья могли ждать своих жен и любоваться калифорнийскими девушками. За огромными дверьми из стекла и бронзы располагался изящный интерьер с изумрудно-зеленым ковром и восемью подсвечниками в духе Джотто, из муранского стекла и флорентийской бронзы. Родольфо даже нанял съемочную группу, чтобы запечатлеть церемонию открытия.
За год до того сбылась многолетняя мечта Гуччи: открыл свои двери магазин во Флоренции, на Виа Торнабуони. Самый роскошный и по сей день, этот магазин украшали изящные входные двери, пастельный декор, блестящие витрины из орехового дерева и выдвижные зеркала. Оформленный кожей и неизменной красно-зеленой тесьмой лифт перевозил семью и персонал между четырьмя этажами кабинетов и торговых залов. В кабинете Роберто даже установили систему видеонаблюдения, чтобы он мог следить за торговым этажом со всех ракурсов.
– Видно было вообще все, – с усмешкой вспоминал Роберто, – но через три года профсоюз заставил меня убрать систему: сказали, что это вмешательство в частную жизнь сотрудников.
На открытии магазина на Виа Торнабуони сотрудников «Гуччи» нарядили в униформу: для мужчин – белая рубашка, черный пиджак и галстук, а также черные с серым полосатые брюки; для женщин – юбочный костюм-тройка, винного цвета зимой и бежевого летом. Продавщицы всегда носили простые туфли на каблуках, а не мокасины от Гуччи: тогда было не принято одевать сотрудников в то же, что предлагалось покупателям.
Открытие на Виа Торнабуони было изначально назначено на декабрь 1966 года, но его пришлось перенести из-за печально известного ноябрьского потопа: воды Арно вышли из берегов и хлынули на город, из-за чего пострадали бесценные произведения искусства и исторические архивы, а местные магазины и конторы оказались затоплены водой на полтора-два метра. Когда утром 4 ноября 1966 года послышался сигнал тревоги, из всей семьи во Флоренции были только муж Гримальды Джованни, а также Роберто, Паоло и Васко.
Вместе они спасли на сотни тысяч долларов товара, перетащив его из подвала магазина на Виа делла Винья Нуова на верхний этаж.
– Переезд на Виа Торнабуони ожидался через несколько недель, и весь товар еще был на Виа делла Винья Нуова, – вспоминал Джованни.
Когда они поднимали последние ящики из подвала наверх, ковролин у них под ногами начал вздуваться и пузыриться. Когда же работа была окончена, все уже стояли по пояс в воде.
– В магазине была катастрофа, но девяносто процентов товара нам удалось спасти, – вспоминал Паоло, – и не пришлось тратиться на ремонт, потому что мы собирались открывать новое помещение на Виа Торнабуони через пару месяцев. В общем-то, мы легко отделались.
К счастью, фабрика на Виа делле Кальдайе стояла на возвышении и практически не пострадала. Потоп схлынул, но поток заказов продолжал прибывать. Мастера на Виа делле Кальдайе работали сверхурочно и все равно не справлялись. Семья Гуччи вскоре поняла, что пора расширяться, и в 1967 году компания приобрела площадку в Скандиччи, пригороде Флоренции. Джованни, мужу Гримальды, поступил заказ построить здесь новую фабрику для растущей империи Гуччи – современный завод на 150 тысяч квадратных метров с помещениями для разработки, производства и хранения продукции. Кроме того, Альдо хотел видеть в этом здании гостиничные места и помещения для встреч, чтобы дважды в год проводить собрания работников компании со всего мира; впрочем, этот проект не был воплощен в жизнь.
В 1966 году с помощью итальянского художника Витторио Аккорнеро Родольфо создал еще одну икону «Гуччи» – шарф «Флора». В один прекрасный день княгиня Монако Грейс Келли навестила магазин в Милане – Родольфо тут же появился из кабинета и кинулся встречать гостью, чтобы показать ей залы. Когда экскурсия была окончена, Родольфо обратился к княгине и предложил сделать ей подарок. Та попыталась возразить, но Родольфо настаивал, и, наконец, княгиня сказала:
– Раз уж вы настаиваете, как насчет шарфа?
Однако княгиня Грейс не знала, что компания «Гуччи» почти не занималась шарфами – за исключением маленьких квадратных шарфов в 70 сантиметров длиной, с узорами в виде стремян, с железнодорожными или индийскими мотивами. Родольфо показалось, что такой шарф не подойдет княгине. Он растерялся и попытался выиграть время, спросив, какой именно шарф хотелось бы гостье.
– Не знаю, – ответила та, – может быть, какой-нибудь с цветами?
Родольфо запаниковал. Он не знал, что ему делать.
– Видите ли, княгиня, – сказал он и очаровательно улыбнулся, – мы сейчас как раз работаем над таким шарфом. Как только он будет закончен, я обещаю вам, что вы, именно вы станете его первой обладательницей!
С этими словами он вручил ей сумочку с бамбуковыми ручками и распрощался. Как только княгиня вышла за дверь, Родольфо позвонил Витторио Аккорнеро, с которым познакомился, еще будучи актером.
– Витторио, можешь сейчас же прибыть в Милан? Произошло настоящее чудо!
Аккорнеро приехал из близлежащего города Кунео, и Родольфо рассказал ему о визите княгини Грейс.
– Витторио, – сказал он другу, – мне нужен от тебя шарф, на котором будет взрыв цветов! Я не хочу геометрически правильный дизайн, я хочу взрыв. Хочу, чтобы цветы было видно под любым углом.
Аккорнеро согласился попробовать, и, когда он вернулся с готовым рисунком, Родольфо увидел ровно то, что себе представлял: поразительное изобилие цветов. Тогда он попросил Фьорио, одного из лучших мастеров шелкографии в районе Комо, к северу от Милана, напечатать этот рисунок на большом квадрате 90 на 90 сантиметров. Фьорио разработал технику, похожую на шелкотрафаретную печать, которая позволяла печатать более сорока отдельных цветов так, чтобы не растекались оттенки. Когда шарф был готов, Родольфо из рук в руки передал его княгине. И хотя ни изначальный дизайн, ни первый шарф с тех пор не были найдены, но «Флора» подтолкнул «Гуччи» к работе с шелком: впоследствии этот дизайн был перенесен на предметы одежды, сумки, аксессуары и даже ювелирные украшения. Приобрела популярность и его уменьшенная версия, известная как «мини-Флора». Кроме того, этот дизайн положил начало целой линейке легкой одежды, созданной несколько лет спустя. Аккорнеро начал создавать для «Гуччи» по два-три шарфа в год.
К середине 1960-х Гуччи стали популярны среди утонченной элиты, которая ценила их продукцию – качественную, элегантную и практичную. Однако тот самый предмет, который сделал «Гуччи» всемирным признаком статуса, тогда еще оставался на втором плане: речь о классических туфлях на низком каблуке с металлической пряжкой на подъеме. Мужские туфли такого фасона – классические мокасины на низком каблуке – назывались «модель 175». Вскоре появилась и женская, более изящная разновидность модели.
– К «Гуччи» тогда еще не пришла слава, – вспоминал Логан Бентли Лессона. – Фирма была известна состоятельной публике, но не верхушке среднего класса.
Считается, что эта модель обуви была создана в ранних 1950-х годах работником фабрики, родственники которого работали на производстве обуви; она была пущена в производство и продавалась в Италии за сумму, по нынешним временам равную примерно 14 долларам. Когда Гуччи ввели туфли в продажу в нью-йоркском магазине, в моде были каблуки-шпильки, и новинка показалась причудливой и почти не продавалась. Однако утонченные женщины вскоре оценили красоту и комфорт этих недорогих мокасин на низком каблуке.
Оригинальные женские мокасины от Гуччи под рабочим названием «модель 360» были сделаны из мягкой и гибкой кожи и украшены пряжкой-трензелем; по верху туфли шли два объемных шва, которые сужались ближе к пальцам, а затем расходились. В 1968 году изначальная модель была несколько изменена и получила название «модель 350» – это и были те самые так называемые «статусные туфли», которым так часто подражали впоследствии: чуть более шикарная модель с наборным кожаным каблуком, к которому крепилась тонкая золотая цепочка; такая же украшала носок туфли. Эти мокасины производили в семи вариантах из разной кожи (телячьей, страусиной, свиной, крокодиловой, лаковой и велюра), а также в нескольких новых расцветках, в числе которых был необычный розовато-бежевый и бледный желтовато-зеленый оттенки. Газета «Интернэшнл геральд трибюн» встретила эту новинку длинной статьей с большой фотографией: «Гуччи выпустили новые мокасины, ради которых стоит съездить в Рим», – писала в ней Хиби Дорси, известный обозреватель моды.
К 1969 году компания «Гуччи» продавала приблизительно 84 тысячи пар в год в десяти магазинах в США, из них 24 тысячи – только в Нью-Йорке. К тому времени «Гуччи» стала одной из редких итальянских фирм, державших магазин в Нью-Йорке, вместе с дизайнером одежды Эмилио Пуччи, чьи яркие графические принты прославились благодаря Джорджини и показам мод в Белом зале. Модный мир Нью-Йорка заговорил о «Гуччи-Пуччи».
Некоторым казался загадочным этот бум на мокасины от Гуччи, который продолжался до самых семидесятых, даже ранних восьмидесятых годов. Пол Вулард, тогдашний первый заместитель директора «Ревлон» и большой энтузиаст во всем, что касалось обуви, поражался тому, как «Гуччи» удалось превратить в модный тренд, казалось бы, обыденное и повседневное. «Это ведь простые итальянские мокасины», – сказал он газете «Нью-Йорк таймс» в 1978 году.
Альдо всегда считал, что мода на эти туфли пошла благодаря женам богатых итальянских промышленников, надевавшим их в путешествия. Их подкупали низкий – меньше дюйма – каблук, удобство и универсальность: мокасины выглядели блестяще как с юбкой, так и с брюками.
Туфли от Гуччи стоили всего тридцать два доллара – самый недорогой и заметный признак статуса из всех доступных.
– Такие символы всегда были наполовину секретом, о них знали только те женщины, которые воспринимали одежду всерьез; для них это было знаком принадлежности к кругу, – писала модная журналистка Юджиния Шеппард в те времена. Удобная рабочая обувь, которая выглядела стильно и стоила недорого, быстро покорила секретарш и библиотекарш. Однако этот успех принес новые проблемы. Лессона вспоминает:
– В магазины начало приходить столько секретарш и продавщиц, чтобы скупить мокасины, что постоянных покупателей просто теснили, и им это не нравилось.
Еще одна вспышка гениальности подсказала Альдо заключить сделку с отелем «Сент Реджис» и выкупить стойку для сигар и газет, где осенью 1968 года открылся обувной бутик. Так у работающих женщин появилось место, где можно было примерить обувь, и это дало магазину на Пятой авеню возможность снова принимать свою постоянную публику.
Вскоре туфли привлекли конгрессменов и парламентских журналистов Вашингтона, из-за чего залы Конгресса прозвали «Лощина Гуччи». В 1985 году мокасин «Гуччи» был выставлен в Метрополитен-музее в Нью-Йорке, на выставке, составленной Дианой Вриланд. Этот мокасин по сей день остается в составе постоянной экспозиции музея.
Мужчинам тоже понравилась идея обзавестись символом статуса, так что Гуччи создал мужскую версию мокасин. Новое отделение «Гуччи» в Беверли-Хиллз еще даже не успело открыться, когда Фрэнк Синатра отправил своего секретаря приобрести мокасины, чтобы добавить их к коллекции из сорока пар обуви от Гуччи. Кроме того, Гуччи разработали мужские ремни, украшения, лоферы для вождения и даже мужскую версию сумочки, которую назвали «портфелем для документов». Ред Скелтон приобрел набор темно-красных чемоданов из крокодиловой кожи, Питер Селлерс – крокодиловый чемодан-дипломат. Лоренс Харви заказал «чемодан-бар» с отделами для бутылок, стаканов и ведерка со льдом. Сэмми Дэвис-младший приобрел два белых кожаных дивана наподобие тех, что украшали магазин в Беверли-Хиллз. Среди других именитых клиентов «Гуччи» были: спортсмен Джим Кимберли, Нельсон Даблдэй, Герберт Гувер III, Чарльз Ревсон, сенатор Барри Голдуотер, а также кинозвезды Джордж Гамильтон, Тони Кертис, Стив Маккуин, Джеймс Гарнер, Грегори Пэк и Юл Бриннер.
Как только сумки и туфли от Гуччи стали устойчивым символом статуса, компания переключилась на прет-а-порте – эта трудная задача затянулась на десятилетия. В середине 1960-х Паоло разработал дизайны первых костюмов от Гуччи, в основном из кожи или с кожаными деталями. Одно из первых своих платьев Гуччи представили на открытии магазина в Беверли-Хиллз в 1968 году. Платье-колокол с длинным рукавом было сшито из блестящего шелка с цветочным узором из тридцати одного цвета. Три золотых цепочки на пуговицах из перламутра подчеркивали перед и горловину в казацком стиле; сплошная заливка цветочного узора окружала воротничок, рукава и подол юбки. Еще один фасон украшали пуговицы в виде подков. На следующий год Гуччи представили первое платье-платок, состоявшее из четырех платков с традиционными для компании узорами с цветами и насекомыми.
Летом 1969 года Гуччи впервые представили ткань с монограммой GG – эта монограмма произошла от старой canapa с напечатанными на ней ромбами. В новой ее версии две буквы «G» располагались друг к другу цифрой 69, составляя ромбовидный узор. Новую ткань с монограммой использовали в целой линейке дорожных сумок, окантованных популярной на тот момент свиной кожей; в линейке присутствовала косметичка для женщин и несессер для мужчин – примерно то же в то время выпустил Луи Виттон. Гуччи представили багажную линейку восхищенной публике на модном симпозиуме в Смитсоновском институте; институт даже пригласил Альдо в Вашингтон на награждение. В качестве рекламного хода Гуччи пустили на ковровую дорожку моделей – мужчин и женщин, одетых в брюки и юбки из той же ткани с монограммами, что и сумки и чемоданы у них в руках. Показ был встречен шквалом аплодисментов.
Первую коллекцию образов Гуччи выпустили в июле 1969 года, в рамках римской недели высокой моды. Костюм был удобным и практичным: Альдо хотел, чтобы женщины носили одежду от Гуччи каждый день недели, а не только по особым случаям.
– Элегантность – это как манеры, – часто говорил он. – Нельзя быть вежливым только по средам или четвергам. Если вы элегантны, то всю неделю. Если нет – тогда другое дело.
В коллекцию входили удобный светлый брючный костюм из твида с жакетом, окаймленным перчаточной кожей, а также длинная кожаная юбка с подтяжками и подолом из лисы, удобные короткие юбки и сорочки, а также замшевый лиф и юбка, которые соединялись на талии застежками.
Модная колумнистка газеты «Интернэшнл геральд трибюн» Юджиния Шеппард восторгалась новой коллекцией и особенно расхваливала черный кожаный плащ с рукавами реглан и красно-синим холщовым поясом, который сочетался с одной из самых популярных сумочек от Гуччи. Шеппард также обращала внимание публики на новые эмалевые украшения и часы с циферблатами из малахита и тигрового глаза.
К началу 1970-х продукция «Гуччи» включала в себя все, от брелоков за пять долларов до поясов-цепочек из 18-каратного золота, весом почти в килограмм и стоимостью в несколько тысяч долларов. За следующие десять лет разнообразие товаров от Гуччи росло головокружительными темпами.
– Сложно было выйти из магазина «Гуччи» с пустыми руками: здесь можно было найти вещи на любой вкус и в любой ценовой категории, – вспоминал Роберто. – В «Гуччи» было все, кроме белья, чтобы одеть человека с головы до ног на любой случай, от домашних посиделок до рыбалки, конного выезда, лыжного спуска, игры в теннис, поло, даже дайвинга! У нас было больше двух тысяч разных товаров.
К 1970-м годам компания «Гуччи» превратилась в символ статуса на двух континентах. Десять собственных магазинов «Гуччи» открыли свои двери в главных столицах по всему миру, а первая франшиза компании действовала в Брюсселе под бдительным надзором Роберто. Президент Джон Кеннеди даже назвал Альдо «первым послом Италии в США» благодаря популярности изящного классического стиля «Гуччи».
Глава 4. Юношеский бунт
– Берегись, Маурицио, – пригрозил Родольфо. – Я выяснял, кто она такая, и мне совсем не нравится то, что я узнал. Мне рассказали, что это вульгарная и самовлюбленная карьеристка и на уме у нее одни деньги. Маурицио, она тебе не пара.
Маурицио едва держал себя в руках: он переминался с ноги на ногу, ему хотелось выбежать из комнаты. Он ненавидел ссориться, особенно со своим деспотичным отцом.
– Papà, – ответил он, – я не могу ее бросить. Я ее люблю.
– Любишь! – фыркнул Родольфо. – Любовь тут ни при чем: она просто хочет прибрать к рукам твои деньги. Но этому не бывать! Ты должен забыть ее. Как насчет того, чтобы слетать в Нью-Йорк? Представь, сколько женщин там можно встретить!
– С тех пор как Mamma умерла, тебе до меня и дела нет! – вспылил Маурицио, стараясь не заплакать от злости. – Ты только и думаешь, что о бизнесе. Тебя никогда не волновало, что для меня важно, что я чувствую. Ты просто хочешь сделать из меня робота, который будет подчиняться твоим приказам. С меня хватит, папа! Я останусь с Патрицией, нравится тебе это или нет!
Родольфо потрясенно смотрел на сына: робкий и застенчивый Маурицио еще ни разу не возражал отцу. Но сейчас он развернулся на месте, выбежал из комнаты и взлетел по лестнице так решительно, как никогда раньше. Он готов был собрать вещи и уйти из дома. Спорить с отцом было бесполезно, но Патрицию он бы не бросил. Лучше порвать все связи с Родольфо.
– Я вычеркну тебя из завещания! – прогремел отец ему вслед. – Ты меня слышал?! Ни цента от меня не получишь – ни ты, ни она!
Патриция Реджани очаровала Маурицио своими фиалковыми глазами и хрупкой фигурой, еще когда они впервые встретились; это было 23 ноября 1970 года. Для него это была любовь с первого взгляда; для нее – первым шагом к тому, чтобы завоевать одного из самых завидных холостяков Милана и одно из самых звучных имен Италии. Ему было двадцать два года, ей – двадцать один.
На первом приеме у своей подруги, Виттории Орландо, Маурицио был знаком почти со всеми. Квартира семьи Орландо располагалась на Виа дель Джардини, престижной зеленой улице в самом сердце города, где жили богатейшие предприниматели Милана. Большинство гостей – сыновей и дочерей главных семейств города – Маурицио знал в лицо. Летом та же компания собиралась на пляжах Санта-Маргерита-Лигуре, на побережье Лигурийского моря, что примерно в трех часах пути на машине от Милана. Там они собирались в Баньо-дель-Ково, популярной купальне с рестораном и дискотекой, где выступали главные поп-звезды того времени: Патти Право, Милва и Джованни Батисти.
Маурицио не пил и не курил, а мастерство светской беседы тогда еще не освоил. Он был высок и неуклюж, и у него не было опыта в отношениях – не считая разве что пары юношеских влюбленностей. Родольфо быстро пресекал все его романтические похождения и не раз наставлял общаться только с девушками из хороших семей.
На том вечере Маурицио было заскучал – но затем в зале появилась Патриция, одетая в ярко-красное платье, выгодно подчеркивавшее все изгибы ее фигуры. Молодой человек не мог отвести от нее глаз. Он стоял в стороне с бокалом в руке, в своем нелепом смокинге без лацканов, и рассеянно беседовал с сыном какого-то состоятельного дельца – но смотрел, как Патриция беседует и смеется со своей компанией. Ее фиалковые глаза, подчеркнутые броским макияжем с темными стрелками и густым слоем туши, время от времени стреляли в его сторону и тут же отводили взгляд. Она делала вид, будто не замечает, как этот молодой человек с отросшими до шеи темно-русыми волосами следит за ней с самого ее появления. И она знала, кто это такой: ей уже рассказала Виттория, которая жила с Патрицией в одном доме.
Наконец Маурицио наклонился к другу и шепотом спросил:
– Что это там за девушка, похожая на Элизабет Тейлор?
– Это Патриция, – с улыбкой ответил друг, проследив взгляд Маурицио, застывший на красном платье, – дочь Фернандо Реджани, владельца крупной транспортной компании в Милане. Ей двадцать один, и, сдается мне, она не занята.
Маурицио никогда не слышал о Реджани и не привык ухаживать за девушками: обычно они интересовались им первыми, но набрался смелости и через весь зал направился туда, где Патриция беседовала с друзьями. Его шансом стал высокий и тонкий бокал пунша, который он взял со столика с напитками и протянул Патриции.
– Почему я вас раньше не видел? – спросил Маурицио и едва коснулся ее пальцев своими, передавая прохладный бокал. Так он пытался спросить ее, нет ли у нее молодого человека.
– Может, вы меня просто не замечали, – уклончиво ответила Патриция и взмахнула пышными ресницами. Ее фиалковые глаза неотрывно смотрели ему в лицо.
– Вам когда-нибудь говорили, что вы очень похожи на Элизабет Тейлор?