По словам де Соле, поначалу он не мог убедить даже Маурицио в том, что последствия для Альдо будут серьезными.

– Ты не понимаешь, – объяснял ему де Соле. – Если Альдо окажется в тюрьме, он не сможет больше управлять компанией. Что-то надо делать!

Наконец Маурицио сдался. Уязвимость Альдо в налоговом вопросе шла на пользу его далеко идущим планам по обновлению «Гуччи». С помощью Пилоне и де Соле он построил план по захвату совета директоров. Единственным способом заполучить власть было договориться с кем-то из двоюродных братьев. Но с кем? Джорджо был слишком сдержан, консервативен и верен Альдо. Раскачивать лодку он бы не стал. Роберто был еще консервативнее, к тому же его заботило будущее его шестерых детей. Оба они были слишком довольны текущим положением дел в «Гуччи». Единственным вариантом был Паоло, отщепенец в семье, который не разговаривал с Маурицио уже два года – с того самого скандала на совещании. Но Маурицио знал и о том, что Паоло был прагматиком и испытывал финансовые трудности: полученную от «Гуччи» неустойку за увольнение он уже растратил. И Маурицио решил обратиться к нему с предложением. Он взял телефон и набрал номер Паоло в Нью-Йорке.

– Паоло, это Маурицио. Мне кажется, нам нужно поговорить. У меня есть идея, которая решит и твои, и мои проблемы, – сказал он. Они договорились встретиться в Женеве утром 18 июня 1984 года.

Паоло и Маурицио прибыли на место, в отель «Ричмонд», почти одновременно. За столиком на террасе с видом на Женевское озеро Маурицио изложил Паоло свой план по созданию новой компании, «Гуччи Лицензинг», со штаб-квартирой в Амстердаме, чтобы решить налоговые вопросы: эта компания контролировала бы все лицензии, выдаваемые от имени «Гуччи». Маурицио получил бы 51 процент контроля над компанией, Паоло – остальные 49 % и должность президента. В обмен Маурицио просил Паоло отдать свои 3,3 % голосов на совете акционеров «Гуччио Гуччи» в пользу Маурицио и его 50 %. Тогда Маурицио выкупил бы долю Паоло чуть позднее за 20 миллионов долларов. Наконец, Паоло и Маурицио должны были отказаться от любых исков в отношении друг друга. Кузены завершили встречу рукопожатием и договорились, что отдадут своим адвокатам распоряжение готовить нужные документы.

Свое соглашение они подписали через месяц, в офисе банка «Кредит Суисс» в Лугано, где Паоло вложил свои сертификаты акций, а Маурицио сделал добросовестную выплату в два миллиона долларов. Маурицио получил бы контроль над акциями в новой компании, «Гуччи Лицензинг», когда она будет учреждена, и выплатил бы Паоло еще 20 миллионов до обговоренной суммы в 22 миллиона долларов. При этом он получал голос Паоло и, следовательно, контроль над компанией «Гуччи».

Совет акционеров «Гуччи Америка» собирался в Нью-Йорке каждый год в начале сентября. На повестке собрания было всего несколько пунктов: принятие результатов первого полугодия 1984 года, план на открытие новых магазинов и назначение нескольких работников.

Роберто вспоминал: раньше, когда делом управляли Родольфо, Васко и Альдо, собрания были приятной семейной встречей: трое братьев собирались вместе, чтобы поставить печать под всем, что хотел сделать Альдо.

– Между ними было такое доверие, что они просто соглашались со всем, чего он хотел, не протестуя, а затем отправлялись в город развлекаться.

В выходные перед собранием совета акционеров «Гуччи Америка» Доменико де Соле тайно слетал в Сардинию, где Маурицио и Пилоне следили за отборочными турами: выбирали итальянскую команду для Кубка Америки по парусному спорту. Они остановились в отеле «Черво» в Порто-Черво, который построил Ага-Хан вместе с расположенным неподалеку Порто-Ротондо, – эти эксклюзивные места отдыха считаются одними из лучших в Италии. Построенная по плану деревня Порто-Черво простирается от центральной площади, окруженной кафе, ресторанами и дизайнерскими бутиками, выкрашенными в один и тот же нежно-розовый цвет, с видом на залив, на котором стоят на якоре роскошные яхты и моторные лодки богатых итальянских отдыхающих. На суровых взгорьях, высящихся из воды, виднеются залитые солнцем террасы и ухоженные сады роскошных частных вилл. Искусственный стиль Порто-Черво и Порто-Ротондо, свойственный итальянским нуворишам, контрастирует с естественной сдержанной красотой Сардинии.

Днем Маурицио, Пилоне и де Соле мчались на скоростном катере Пилоне, «Магнум 36», по пенистым волнам, обгоняемые шустрыми гоночными катерами; вечером они ужинали при свечах на террасах Порто-Черво и обсуждали свой план, который был на удивление прост. Де Соле, секретарь совета директоров «Гуччи Америка», отправится в Нью-Йорк и явится на совет акционеров как представитель Маурицио. С представителем Паоло он уже виделся, и тот пообещал голосовать заодно с де Соле. Затем де Соле внесет предложение распустить текущий состав совета и назначить Маурицио председателем американского управления «Гуччи». Поскольку на их стороне будет большинство голосов, другие члены совета не смогут им ничего противопоставить. Согласно протоколу, Альдо лишится своей власти над «Гуччи».

Несколько недель спустя в Нью-Йорке план прошел гладко – даже лучше, чем они ожидали. Совет собирался в переговорной «Гуччи» на тринадцатом этаже здания магазина на Пятой авеню. Перед началом собрания де Соле представил доверенность, позволявшую ему голосовать от имени Маурицио. Через несколько минут то же сделал и представитель Паоло. Альдо находился этажом ниже, у себя в кабинете: он решил не присутствовать на собрании, ожидая обычной рутины. Вместо себя он отправил исполнительного директора «Гуччи», Роберта Берри.

Де Соле попросил слова. С огромного портрета основателей компании, висевшего на стене позади стола для переговоров, усмехался, попыхивая сигарой, сам Гуччио Гуччи.

– Я хотел бы вынести на повестку собрания предложение о роспуске совета акционеров, – буднично произнес де Соле.

Берри округлил глаза, изумленно открывая рот.

Предложение почти тут же поддержал доверенный Паоло.

– Я… я… я прошу сделать перерыв в заседании! – пробормотал Берри, а затем выскочил за дверь и кинулся в кабинет Альдо рассказывать о случившемся.

Альдо оживленно болтал по телефону с кем-то в Палм-Бич; когда Берри перебил его, он повесил трубку.

– Доктор Гуччи! Доктор Гуччи! Вам сейчас же нужно наверх! – выпалил Берри. – У нас революция!

Альдо молча выслушал своего подчиненного.

– Если так все сложилось, то незачем и подниматься. Мы ничего не сделаем, – сухо ответил он. Альдо ошибся в Маурицио: он боялся, что молодой племянник совершает серьезную ошибку.

Берри вернулся и безуспешно попытался прервать собрание на том основании, что адвокат Альдо, Милтон Гульд из престижной юридической конторы в Нью-Йорке, не смог присутствовать на собрании по случаю еврейского праздника. Де Соле и представитель Паоло проголосовали за то, чтобы распустить совет и назначить Маурицио Гуччи председателем «Гуччи Шопс Инкорпорейтед».

Альдо вышел из здания; он был бледен. Его собственный племянник, тот самый, в котором он когда-то видел преемника, устроил против него переворот. Маурицио стал ему врагом.

Вскоре после этого события Альдо встретился с Джорджо и Роберто; к несчастью, они лишь поняли, что ничего нельзя изменить: Маурицио вместе с Паоло успешно взяли компанию под контроль. На следующем собрании «Гуччио Гуччи» во Флоренции все произошло по тому же сценарию.

Семья Гуччи заранее договорилась и подписала соглашение в Нью-Йорке 31 октября 1984 года – это соглашение было заверено собранием акционеров во Флоренции уже 29 ноября. Маурицио получил четыре из семи голосов в совете директоров и был назначен председателем «Гуччио Гуччи». Альдо назначили почетным президентом, а Джорджо и Роберто – вице-президентами. Джорджо оставался управляющим магазином в Риме, а Роберто – администратором компании во Флоренции.

Маурицио был вне себя от счастья: именно этого он и добивался. У Альдо остался важный титул, но его фактически лишили влияния; двоюродные братья оставили при себе свои роли в компании, а ему, Маурицио, досталась власть. Даже больше: он сумел превратить акции Паоло в фактор устойчивости. Пресса, которая упоенно обсуждала семейные междоусобицы, заговорила о Маурицио как о герое: «Нью-Йорк таймс» назвала его «примирителем семьи», изобразив образцом спокойствия среди шумных распрей, которыми полнились колонки светских новостей.

Маурицио созвал собрание руководящих сотрудников во Флоренции, пригласив около тридцати человек в овальный конференц-зал, который работники в шутку называли Залом Династии, отсылая к популярному на тот момент сериалу. Сотрудники компании собрались за большим деревянным столом в окружении темных стен, облицованных деревом, и четырех мраморных бюстов, которые символизировали четыре континента. Маурицио рассказал собравшимся работникам офисов и фабрики, какой ему виделась новая компания «Гуччи».

– «Гуччи» – как хороший гоночный автомобиль, – нерешительно начал он, глядя на давно знакомые лица вокруг, и попробовал привести знакомый им пример. – Скажем, как «Феррари». А мы ведем ее, как водят «Чинквеченто».

(«Чинквеченто» была маленькой и практичной моделью «Фиата», появившейся после войны.)

– Но сегодня за руль «Гуччи» сел новый водитель. И с правильным мотором, правильными деталями и правильной механикой мы выиграем эту гонку! – сказал он и широко улыбнулся: тема стала ему ближе. В конце своей речи он спросил у молчаливой публики, нет ли вопросов. Изо всех собравшихся – кто-то нервно ерзал на месте, кто-то откашливался – Маурицио остановился взглядом на Никола Ризикато: этот человек начинал служащим в миланском магазине и дошел до должности управляющего на Виа Торнабуони. Ризикато был уже не молод, и Маурицио вырос у него на глазах.

– Что, Никола, и вы промолчите? Неужели вам нечего мне сказать? – улыбнулся Маурицио, с теплом смотря на пожилого мужчину в ожидании одобрения.

– Нет, я комплиментов не раздаю, – сухо отрезал Ризикато, чем выразил проблему многих своих коллег. С Альдо и Родольфо они привыкли к спонтанности и фамильярности, поэтому не понимали, как им реагировать на притчу Маурицио про «Феррари».

В декабре того же года «Журнал Уолл-стрит» опубликовал подробное разоблачение, посвященное финансовым преступлениям Альдо Гуччи: сообщалось, что Альдо находился под следствием федерального суда за вывод примерно 4,5 миллиона долларов из казны компании в период с сентября 1978 года по конец 1981-го. В статье отмечалось, что Альдо заявлял о годовом доходе меньше чем в 100 тысяч долларов, «а это небольшая сумма для человека его статуса».

Итальянская пресса тоже подхватила эти новости. В Америке «Гуччи» находилась на своем пике – и, возможно, близилась к падению. «Впервые в истории имя Гуччи прозвучало не рядом со словами «стиль» и «шик», а в связи с настоящим преступлением», – писал итальянский еженедельник «Панорама» в январе 1985 года.

Маурицио попросил де Соле, которому безоговорочно доверял, занять место нового президента американского отделения «Гуччи» с особым поручением: искоренить беспорядок в налоговых делах компании, подготовить ответ на обвинения в уклонении от уплаты налогов, а также нанять профессиональных управляющих. До появления де Соле президентом компании «Гуччи Шопс Инкорпорейтед» была женщина по имени Мари Саварин, бухгалтер и верная помощница Альдо на протяжении многих лет. Возможно, Саварин была единственной женщиной, которой доверял Альдо: доверял настолько, что дал ей право ставить за себя подпись.

Де Соле согласился на просьбу Маурицио с одним условием: он хотел оставить себе дом и должность в юридической компании в Вашингтоне, а новыми корпоративными делами заниматься на неполную ставку. Теперь де Соле ездил в Нью-Йорк раз в неделю. Он нанял нового главного финансового администратора, человека по имени Арт Лешин, чтобы тот помог навести порядок в счетах компании.

– Мы пришли на место и за голову схватились! – рассказывал де Соле. – Это была катастрофа, полный хаос. Ни инвентаризации, ни бухгалтерской отчетности. У нас ушло несколько месяцев, чтобы хоть немного разобраться в происходящем. Альдо управлял компанией интуитивно – и был так гениален в маркетинге, что ему это удавалось!


Поездки де Соле в Нью-Йорк раз в неделю растянулись в работу с понедельника по пятницу. Его жена Элеонора терпеливо собирала ему в дорогу чистые вещи и встречала дома на выходные – с полным чемоданом грязного белья. Постепенно де Соле и вовсе перевез семью в Нью-Йорк.

В 1986 году, наводя порядок в компании, де Соле перерегистрировал американское отделение «Гуччи» под новым названием: «Гуччи Америка». В январе 1988 года отделение «Гуччи Америка» выплатило налоговой службе 21 миллион долларов задолженностей по налогам и штрафам, исправляя проступки, совершенные семьей с 1972 по 1982 год. В обмен де Соле получил обещание от налоговых органов освободить компанию от всей остальной ответственности за этот период. Компании пришлось влезть в долги, чтобы рассчитаться с налоговой службой, но де Соле сумел расширить и направить деятельность «Гуччи». Он выкупил шесть независимых франшиз «Гуччи», увеличил количество магазинов в США до двадцати, а также отнял у Марии Манетти Фарроу право оптового распространения GAC. Судебное дело вышло отвратительное, зато прямая выручка мгновенно выросла. Де Соле также расторг лицензию на продажу сигарет, выданную от имени семьи табачной компании Р. Дж. Рейнольдса: де Соле был убежден, что ассоциация «Гуччи» с табаком убьет популярность бренда в Штатах. Впоследствии такая лицензия была выдана «Ив Сен-Лоран». К 1989 году в отчете отделения «Гуччи Америка» значились 145 миллионов годовых продаж и прибыль около двадцати миллионов долларов – и это несмотря на то, что семейные ссоры были в самом разгаре.

Пока де Соле решал проблемы с «Гуччи Америка», Маурицио от имени компании участвовал в итальянской ассоциации, которая спонсировала яхту, соревновавшуюся за Кубок Америки по парусному спорту. Гонка привлекла внимание итальянских зрителей, когда в 1983 году итальянская яхта «Азурра» приняла участие в элитной регате, заработав целое состояние своим спонсорам: крупнейшему производителю автомобилей в Италии «Фиат» и виноделам «Чинзано». Вошедшая в историю регата заинтересовала высший свет США и Европы – именно ту публику, на которую работали Гуччи. Маурицио решил использовать регату, чтобы показать, какой мощью обладает ярлык «Сделано в Италии», поэтому пригласил других корпоративных спонсоров – в том числе тогдашнего химического магната Монтедисона и производителя пасты Буитони. В новой ассоциации Маурицио стал директором по имиджу, и свою роль он воспринял всерьез, представив Италию не только как страну с богатой историей искусств и ремесел, но и как развивающийся источник передовых технологий. Ассоциация приобрела судно «Виктори», которое уже хорошо показало себя в предыдущем Кубке Америки. На основе этого судна они смоделировали собственную яхту, «Италия», которая позднее вышла в трех моделях. К тому же ассоциация наняла профессионального шкипера, веронца Флавио Скалу, и блестяще обученный экипаж.

К недовольству Альдо, Джорджо и Роберто, – все трое считали, что спонсорство будет лишь огромной растратой денег и времени, – Маурицио занялся разработкой формы для экипажа и привлек к этому делу значительную часть персонала «Гуччи». Каждый из предметов одежды прошел технические испытания, чтобы точно выдержать нагрузку работы на гоночной яхте и выглядеть при этом прекрасно. Гоночное снаряжение команды должно было ярко переливаться цветами итальянского флага, когда матросы будут наматывать и разматывать лебедками тросы.

– Проект поручили именно мне, – со вздохом вспоминала Альберта Баллерини. – В моем распоряжении была группа энтузиастов, которые увлеклись этой регатой. Мы разработали и произвели полную экипировку для команды – от футболок до пиджаков, брюк и сумок. Никогда я не видела таких нарядных моряков!

Трехцветный образ, который «Гуччи» подарила экипажу «Италии», так бросался в глаза, что судно быстро прозвали «яхтой Гуччи». Участие «Прада» и их корабля «Луна Росса» в Кубке Америки 2000 года в Окленде сильно напоминает то, чего Маурицио надеялся добиться вместе с ассоциацией и «Италией».

В октябре 1984 года в Сардинии, на Изумрудном берегу, было проведено отборочное соревнование, чтобы выбрать представителя Италии на Кубке Америки. Гуччи обосновались в Порто-Черво, где всего несколько месяцев назад планировали восстание Маурицио, Де Соле и Пилоне.

Через несколько дней ожесточенных соревнований «Италия» выиграла отборочный тур, к всеобщему изумлению обогнав даже бывшего фаворита, «Азурру».

К несчастью, «Италия» не просто не победила в Кубке Америки: она прославилась тем, что одна из ее моделей затонула в порту после перевозки в австралийский город Перт, откуда должна была начаться регата. В день старта подъемный кран, который поднимал судно, опрокинулся, и яхта погрузилась в воду под собственным весом. Когда ее извлекли, ущерб уже был нанесен, и починить ее к началу регаты было невозможно.

Ресторан «Кафе Италия», которым Маурицио управлял в Перте во время регаты, оказался куда успешнее: он быстро стал главным местом встреч и любимым питейным заведением всех участников Кубка. Скатерти, посуда, хрусталь и фарфор – все было импортировано из Италии специально перед гонкой, в том числе повара и официанты, а также все продукты, включая минеральную воду, вино и пасту.

Когда Маурицио не был занят затеей с Кубком Америки, он полностью посвящал себя новой ответственной роли в «Гуччи». Он работал по двенадцать-пятнадцать часов в сутки и постоянно был в разъездах, неутомимо следуя мечтам привести компанию к успеху. Обед и ужин для него были поводом назначить деловую встречу. Он выезжал в командировки даже по выходным, чтобы попасть на открытие или переделку магазина; он положил на алтарь работы личную жизнь, любимый спорт и семью.

Как и предсказывал Родольфо, Маурицио изменился. Он обращался за советом к де Соле и Пилоне, а на попытки Патриции направлять его все сильнее раздражался. В молодости Маурицио рассчитывал, что Патриция его поддержит, придав ему сил, чтобы он мог противостоять собственному отцу. Когда же он добился влияния, жена вдруг сама заняла место его отца: она указывала ему, что делать, как и когда, критиковала его решения и помощников. Вся семейная компания принадлежала ему – и он чувствовал себя как под гнетом.

– Патриция его просто мучила, – вспоминал де Соле. – Она настроила его против дяди, против двоюродных братьев, против всех, кто, по ее мнению, обращался с ним не так, как надо. На посвященных «Гуччи» званых вечерах она могла сказать: «Мне не предложили шампанское первой – значит, они тебя не уважают!»

– Она стала донимать Маурицио, – подтверждал Пилоне. – Это была амбициозная женщина, она хотела иметь вес в компании. Я не давал ей вмешиваться, говорил: женам тут не место, и она меня за это ненавидела.

Тем временем Патриция не могла забыть то, о чем ее предупреждал Родольфо. Она наконец признала: свекор был прав насчет Маурицио. Одержимый мечтой преобразить «Гуччи», ее муж забыл обо всем остальном – и о своих родных в том числе. Он не принимал ее мнений и советов, между ними возникла стена.

– Он хотел, чтобы Патриция говорила ему только «браво», а она постоянно его отчитывала, – рассказывала Роберта Кассоль. – Она стала неприятным человеком.

Де Соле и Пилоне сменили Патрицию в роли верных советников, за что та их возненавидела. Движимая собственными амбициями, она видела себя сильной женщиной за плечом у слабого мужчины – и вдруг оказалась не у дел.

– Маурицио стал переменчивым… заносчивым и неприятным, – вспоминала она. – Он перестал заходить домой пообедать, выходные проводил со своими «гениями». Он располнел и стал хуже одеваться… Он окружил себя посредственными людьми. Пилоне был первым из них, и понемногу он изменил моего Маурицио. Я поняла это, когда Маурицио перестал со мной делиться, начал говорить со мной холодно. Мы перестали разговаривать, между нами возникли холод и безразличие.

Та, кого Маурицио называл своим Folletto rosso, стала strega piri-piri – ведьмой из детских мультиков.

22 мая 1985 года, в среду, Маурицио открыл платяной шкаф в своем миланском пентхаусе и собрал небольшой чемодан. Он сказал Патриции, что уезжает на пару дней во Флоренцию, попрощался с ней и поцеловал на прощание дочек: девятилетнюю Алессандру и четырехлетнюю малышку Аллегру. На следующий день они беседовали по телефону; казалось, ничего необычного не происходит.

На следующий день один доктор, близкий друг Маурицио, зашел к Патриции сказать, что Маурицио не вернется на выходные – и, возможно, не вернется вовсе. Патриция была потрясена. Доктор попытался утешить ее и даже предложил бутылочку валиума, которую извлек из маленького черного портфеля. И доктор, и портфель были немедленно вышвырнуты за порог. Патриция понимала, что они с Маурицио охладели друг к другу, но и вообразить не могла, что муж бросит ее и детей. Через несколько дней Сьюзи, хорошая подруга Патриции, пригласила ее пообедать и передала от Маурицио еще одно послание.

– Патриция, Маурицио не вернется домой, – сказала она. – Он просит тебя собрать пару чемоданов с его вещами: он пришлет водителя забрать их. Это его последнее слово.

– Скажи мне, где его искать, – отрезала Патриция. – Пусть, по крайней мере, скажет мне это в лицо.

В июле Маурицио позвонил договориться о встречах с детьми на выходных. В сентябре – пришел домой и пригласил Патрицию на игру в поло, которую спонсировали «Гуччи», предложив ей вручить кубок победителю. За неделю, которую он провел дома, супруги смогли, наконец, обсудить свои отношения. Он пригласил ее на ужин в «Санта Лючию», уютную тратторию, в которой проходили их первые свидания.

– Мне нужна свобода! Свобода! Свобода! – втолковывал он. – Как ты не понимаешь! Сперва отец указывал, что мне делать, а теперь ты. За всю свою жизнь я ни разу не был свободен! В юности я не порадовался жизни, так что теперь хочу делать то, что мне вздумается.

Патриция слушала его молча; пицца на столе остывала. Маурицио объяснял: он не уходит от нее к другой, просто чувствует себя ущемленным ее беспощадной критикой и жаждой командовать.

– Какой тебе надо свободы? – наконец ответила она. – Хочешь сплавляться на байдарках в Большом каньоне, купить красную «Феррари»? Да делай ты что хочешь! Твоя семья и есть твоя свобода!

Патриция не могла понять, зачем Маурицио право возвращаться домой в три часа ночи – он ведь и так всегда засыпал в одиннадцать перед телевизором. Она подозревала, что его соблазнил избыток влияния в торговле предметами роскоши и уважение, которым он пользовался у новых подчиненных в офисе.

– Ему мешал мой интеллект, – сказала она после. – Он хотел быть номером один, и ему казалось, что он нашел тех, кто даст ему эту возможность!

– Поступай как знаешь, – наконец холодно сказала Патриция. – Но не забудь: ты в долгу передо мной и перед детьми.

Она казалась ледяной и невозмутимой, но весь ее мир рушился прямо на глазах.

Супруги договорились пока ничего не говорить детям. Затем Маурицио ушел. Сначала он снял себе жилье в Милане, на обсаженной деревьями Форо Бонапарте, потом переехал в маленькую квартирку на Пьяцца Бельгиойозо – хотя при своих постоянных командировках он редко там ночевал. В Галлериа Пассарелла за вещами он так и не вернулся: просто заказал себе новые рубашки, костюмы и обувь.

Когда Маурицио ушел из дома, Патриция нашла утешение в неожиданной союзнице – новой подруге из Неаполя по имени Пина Оримма. Патриция и Маурицио встретились с ней за много лет до того на острове Искья, вблизи неаполитанского побережья, на спа-курорте, известном своими горячими источниками и грязевыми ваннами. Пина была родом из семьи промышленников, которые занимались пищевым сектором; Патриция нашла в ней живую и интересную собеседницу. Несколько лет подряд они проводили все лето на Капри, где Пина помогла Патриции выбрать дом. Неаполитанская язвительность и остроумие Пины, а также ее мастерство гадать на картах Таро развлекали Патрицию часами – и ей становилось легче смириться с уходом Маурицио.

– На Капри Пина навещала меня каждый день, – вспоминала Патриция. – Мы разговаривали часами; она была остроумна и всегда меня веселила.

Женщины стали закадычными подругами, и Пина часто бывала у Патриции в Милане или сопровождала в поездках. Патриция убедила Маурицио, чтобы тот позволил Пине открыть франшизу «Гуччи» в Неаполе: Пина управляла своей франшизой несколько лет, после чего передала партнеру. Когда в 1981 году родилась Аллегра, Пина находилась рядом. И когда Маурицио ушел из дома, именно к Пине Патриция кинулась за утешением. Когда Патриция отчаялась настолько, что подумывала покончить с собой, Пина отговорила ее.

– Она была рядом, когда я была в самой тяжелой депрессии, – рассказывала Патриция позднее. – Она спасла мне жизнь.

И хотя Патриция прекрасно себя чувствовала в соревновательной среде того общества, которое ждало ее в Милане, в нем она не могла расслабиться и нашла не так много друзей, которым готова была довериться всем сердцем. Если ей действительно хотелось выговориться, она обращалась к Пине. Когда подруги не было рядом, они часами беседовали по телефону.

– Я верила ей. С ней мне не приходилось следить за словами, – вспоминала Патриция. – Я все ей рассказывала и знала, что она не будет сплетничать.