— За долгие годы практики мне никогда не доводилось присутствовать при подобной сцене, — заговорила доктор Уолкер, опытный профессионал, будто в чем-то оправдываясь. — Сеанс начался как нельзя лучше: пациентка поддавалась гипнозу, шла на контакт. И вдруг принялась кричать. — Она запнулась, ей было трудно рассказывать дальше. — У нее внезапно всплыло воспоминание об убийстве, которое произошло, когда она была еще ребенком.

— Не понимаю, почему вы не убедили ее обратиться в полицию, — вмешался Джербер.

— Ханна Холл не рассказала, как произошло преступление, — уточнила коллега. — Но я убеждена, что оно совершилось на самом деле.

— Пусть так, но почему вы препоручаете это дело мне?

— Потому что жертва похоронена в Италии, где-то среди тосканских полей, и никто так и не узнал о случившемся, — заявила Уолкер. — Ханна Холл полагает, что вытеснила из памяти произошедшее, поэтому едет туда: хочет вспомнить, что на самом деле случилось.

Ханна Холл едет во Флоренцию. Еще не зная ее, Джербер насторожился.

— Простите, мы говорим о взрослой женщине, верно? — перебил он собеседницу. — Вы ошиблись, доктор: вам следует позвонить кому-то другому, ведь я детский психолог.

У Джербера не было намерения обидеть коллегу, но он по непонятной причине чувствовал себя неловко.

— Эта женщина нуждается в помощи, а я отсюда ничего не могу сделать, — продолжала Тереза Уолкер как ни в чем не бывало, даже не замечая его попыток отвертеться. — Мы не можем игнорировать ее рассказ.

— Мы? — Джербер остолбенел: он-то каким образом к этому причастен?

— Вы не хуже меня знаете, что не рекомендуется прерывать лечение гипнозом, — настаивала собеседница. — Что это может серьезно повредить психику.

Он это знал и понимал, что ситуация чревата нарушением медицинской этики.

— Моим пациентам самое большее двенадцать-тринадцать лет, — защищался Джербер.

— Ханна Холл утверждает, что убийство произошло до того, как ей исполнилось десять. — Уолкер стояла на своем, вовсе не собираясь сдаваться.

— А вдруг она мифоманка, вы не рассматривали такую возможность? — предположил Джербер, упорно не желавший иметь ничего общего с этой историей. — Настоятельно советую обратиться к психиатру.

— Она уверяет, что жертва — мальчик по имени Адо.

Фраза повисла в воздухе посреди плеска дождя. У Пьетро Джербера больше не было сил бороться.

— Может быть, невинное дитя, погребенное неизвестно где, заслуживает того, чтобы мы узнали правду, — спокойно продолжала коллега.

— Что я должен сделать? — сдался психолог.

— У Ханны нет никого в целом мире: представляете, она даже не пользуется сотовой связью. Но она обещала, что, приехав во Флоренцию, меня об этом оповестит; когда это произойдет, я направлю ее к вам.

— Да, но что я должен сделать? — повторил Джербер свой вопрос.

— Выслушать ее, — просто ответила Уолкер. — Внутри этой взрослой женщины живет девочка, которая хочет выговориться: кто-то должен войти с ней в контакт и выслушать ее.

Знаешь, я ведь вижу, что дети доверяют тебе.

Так недавно сказала судья Бальди.

Ты не только побуждаешь их раскрыться, они с тобой чувствуют себя в безопасности… Он бы гордился тобой.

Синьор Б. ни за что бы не отступил.

— Доктор Уолкер, вы уверены, что через столько лет есть смысл возвращаться к этому? Даже если под гипнозом получится извлечь из памяти вашей пациентки воспоминание о том, что случилось с Адо, оно уже будет замутнено временем и пережитым опытом, искажено событиями последующей жизни.

— Ханна Холл говорит, что знает, кто убил ребенка, — перебила его Уолкер.

Джербер запнулся. Снова возникло неприятное ощущение, такое же как в начале разговора.

— И кто же? — выдавил он через силу.

— Она сама.





4




Как выглядит девочка, убившая ребенка? Согласившись заняться этим странным случаем, Пьетро Джербер долго задавал себе этот вопрос.

Он впервые увидел эту девочку, принявшую вид взрослой женщины, в восемь часов серого зимнего утра: Ханна Холл сидела на ступеньке, посередине последнего пролета лестницы, ведущей к площадке, на которую выходила дверь его центра.


Улеститель детей — насквозь промокший плащ «burberry», руки в карманах — застыл как вкопанный, глядя на хрупкую женщину, которую никогда не видел, но которую тотчас же узнал.

Ханну озарял слабый свет из окна, Джербер же оставался в тени. Женщина не заметила его появления. Она смотрела наружу, на густой, мелкий дождик, падающий на улицу Черки, на еле видную издалека площадь Синьории.

Джербер, удивляясь сам себе, не мог оторвать от нее взгляда. Незнакомка вызвала у него необычайное любопытство. Их разделяло несколько ступенек, он, протянув руку, мог дотронуться до длинных белокурых волос, стянутых в хвост простой эластичной резинкой.

У него возникло странное желание приласкать ее — из-за внезапно вспыхнувшего чувства острой жалости.

Черный свитер с высоким воротом был ей явно велик и доходил до бедер. Черные джинсы, черные сапожки на невысоком каблуке. Черную сумку на длинном ремешке Ханна Холл держала у себя на коленях.

Джербер удивился, что при ней нет пальто или другой теплой одежды. Определенно, как многие иностранцы, она не представляла, как холодно бывает здесь в это время года. Кто знает, почему все думают, что в Италии вечное лето.

Ханна сидела сгорбившись, сплетя руки на животе, зажав сигарету в пальцах правой, которые едва виднелись из-под слишком длинного рукава. Окутанная легким облачком дыма, она была погружена в свои мысли.

Психологу было достаточно одного взгляда, чтобы все о ней понять.

Тридцать лет, одежда заурядная, вид неухоженный. Черный цвет выбран, чтобы оставаться незаметной. Легкая дрожь в руках — побочный эффект лекарств, которые она принимала, психотропных или антидепрессантов. Обкусанные ногти и поредевшие брови говорили о непроходящем тревожном состоянии. Бессонница, головокружения, время от времени панические атаки.

Для такой патологии не имелось названия. Но психолог видел десятки людей, подобных Ханне Холл: у всех был такой вид, будто через мгновение они провалятся в бездну.

Тем не менее Пьетро Джербер был не вправе лечить взрослую женщину, это не входило в его компетенцию. Как и сказала Тереза Уолкер, он должен поговорить с девочкой.

— Ханна? — окликнул он тихо, чтобы не напугать ее.

Женщина резко обернулась.

— Да, это я, — подтвердила она по-итальянски без малейшего акцента.

У нее были изящные черты. Никакой косметики. Мелкие морщинки в уголках голубых глаз, невероятно грустных.

— Я ждал вас к девяти, — сказал Джербер.

Женщина подняла руку, взглянула на маленькие пластмассовые часики.

— И я ожидала, что вы придете к девяти.

— Тогда извините за преждевременный приход, — улыбнулся Джербер.

Но Ханна оставалась серьезной. Психолог понял, что она не уловила иронии, но решил, что, хотя женщина и говорит по-итальянски правильно, все-таки существует некий языковой барьер.

Джербер прошел вперед, порывшись в карманах, отыскал ключи и открыл центр.

Войдя, скинул мокрый плащ, включил свет в коридоре, прошелся по комнатам, проверяя, все ли в порядке, заодно показывая путь необычной пациентке.

— Как правило, по утрам в субботу здесь никого не бывает.

Он и сам должен был находиться в Лукке, в гостях у друзей, вместе с женой и сыном, но пообещал Сильвии, что они туда поедут на следующий день. Краем глаза заметил, как Ханна сплюнула в мятый бумажный платок, потушила там окурок и все вместе положила в сумку. Женщина покорно следовала за ним, не говоря ни слова, стараясь сориентироваться на обширном мансардном этаже старинного дворца.

— Я решил принять вас сегодня, чтобы избежать лишних вопросов относительно вашего присутствия здесь. — или чтобы она не чувствовала себя неловко, подумал Джербер, но не стал этого говорить. Обычно во всех комнатах резвились дети.

— Чем именно вы занимаетесь, доктор Джербер?

Тот завернул манжеты рубашки на рукава оранжевого пуловера, обдумывая наименее сложный вариант ответа.

— Наблюдаю несовершеннолетних с различными психологическими проблемами. Некоторых мне поручают судебные органы, но иногда родители сами приводят сюда своих детей.

Женщина промолчала. Так и стояла, вцепившись в свою сумку; Джербер подумал, что Ханна его боится, и решил создать непринужденную обстановку.

— Выпьете кофе? Или вы предпочитаете чай? — предложил он.

— Чай, пожалуйста. Два кусочка сахара, если вас не затруднит.

— Сейчас принесу, а вы пока располагайтесь в моем личном кабинете.

Он указал на одну из двух дверей в конце коридора, единственную открытую. Но Ханна направилась к той, что располагалась напротив.

— Нет, не туда, — вскричал Джербер торопливо, даже немного резко.

Ханна застыла на месте.

— Извините.

Эту комнату не открывали три года.