* * *
На седьмые сутки мы остановились в очередной придорожной гостинице пообедать и сменить лошадей. Едва дойдя до входа, илар Храмс пошатнулся.
– Вам плохо? – всполошилась я. – Давайте вызовем лекаря? Я уверена, даже здесь найдется хоть кто-то, кто сможет помочь!
– Не стоит, илара Таринс. Несколько минут назад я получил послание, которое невозможно игнорировать. Боюсь, я вынужден покинуть вас раньше, чем мне этого хотелось бы.
Я растерялась и посмотрела на бледного илара Храмса. Расспросить подробнее, что за беда случилась, не позволяло воспитание. Но как отпустить его в дорогу в таком состоянии? Попыталась еще раз поговорить с ним об этом, но Альфред оказался упрям и не согласился на помощь.
– Не беспокойтесь, – попытался он унять мою тревогу. – Я справлюсь, ничего со мной уже не случится… К полуночи вы доберетесь до Шанрассхолла. Вас встретит Ричард Шанрасс, мой друг. Не торопитесь, обедайте спокойно, а потом отправляйтесь в путь. Я же поспешу. Удачи вам, Агата!
– До встречи, – растерянно отозвалась я.
Он поднялся, неожиданно обернулся.
– Агата, вы же помните об условиях договора?
– Конечно! – поразилась я вопросу.
– Пока не зацветет лиловый вереск, вы не покинете Шанрассхолл.
Чуть удивленно приподняла брови. Мне чудится или тон у мужчины извиняющийся?
Тем временем Альфред Храмс накинул плащ и, не прощаясь, направился к выходу. Нет, до чего же странная личность!
Едва он скрылся в проеме двери, как за окнами гостиницы, где я находилась, раздался шум дождя. Он хлынул потоком, словно скрывал что-то происходящее от всех живых людей. Вдали мелькали молнии, слышались громовые раскаты. Как же непредсказуемо в этих местах портится погода! Ведь еще утром по небу плыли лишь белые облака!
Вздохнув, приступила к обеду. Признаться, неделя пути вымотала меня, тело ныло от долгого сидения, да и дорога не всегда была хорошей. Временами карета подпрыгивала, но я терпеливо сносила все тяготы, понимая, что однажды окажусь на месте.
Пока я ела похлебку и пила чай с пирожками с капустой, непогода только усилилась. Мне даже чудилось, что там, за пеленой дождя, кто-то рычит…
До кареты добиралась бегом, потому что зонт не спасал от сплошного потопа, который хлынул с небес. У погоды был графитовый цвет с примесью сизого. Я привыкла все мерить оттенками, но никогда не видела ничего подобного.
Небо же потемнело так, словно на дворе была ночь. Лошади тихо ржали, когда мы тронулись в путь, продвигаться пришлось медленно. Вскоре дождь пусть и не прекратился, но стал стихать, и небо порадовало не антрацитовыми красками, а просто серыми.
Я впервые за эти дни осталась одна, хотя к подобному мне было не привыкать. В какой-то момент, прислушиваясь к непогоде за стенами кареты, уснула. Очнулась ближе к вечеру, перекусила захваченными из гостиницы пирожками, так как остановок больше не планировалось. А так хотелось выйти и размять ноги! Надеюсь, ехать осталось не больше двух-трех часов. Альфред обещал, что к полуночи я буду на месте.
Дождь давно стих. Я выглянула в окно и от ужаса не смогла даже вскрикнуть. Карета буквально неслась по узкой дороге. С одной стороны к ней прижимались горы, а с другой чернела пропасть. Там, вдали, в непроглядной ночи, невозможно было разглядеть хоть какие-то очертания.
Я задернула шторку и попыталась унять бешено колотящееся сердце и дрожащие руки. Не получилось. Ехать в темноте оказалось страшнее, поэтому снова выглянула наружу. Да так и смотрела в оцепенении на обрыв, пока он длился. Выдохнула, только когда он исчез и вдали показалась долина с рассыпавшимися бусинами огней.
Вскоре между туч выглянула луна и ярко осветила горы – молчаливые стражи-великаны, наверняка хранившие не одну тайну.
Дорога петляла. Я почувствовала, что она начала спускаться. Опасность почти миновала, но, как ни странно, эмоции, вспыхнувшие после увиденного, будили во мне вдохновение. Эх… сейчас бы краски и кисть… Разве сохранишь в памяти то, что видишь так ярко и остро, пусть ты и художник? Малейшие блики, блеск звезд, выглядывающих из-за рваных туч, сияние луны, покрывавшее горы… И главное – то ощущение, у которого нет названия, когда ты оказываешься на краю пропасти. Чувства рисовать всегда сложнее.
Через четверть часа погода снова изменилась. Тучи скрыли и луну, и звезды, погрузив мир во тьму. Почти сразу же небеса разрезали, словно острые кинжалы, серебряные молнии. И у мира не осталось других оттенков, кроме этих двух. А спустя несколько минут в который раз за последние дни хлынул дождь. В какой-то момент, выглянув из окна, в свете мелькнувшей молнии я увидела замок. Призрачный, словно сотканный из дождя. Наверняка он мне почудился. И остроконечные крыши, и надежные каменные стены, и даже легкое фиолетовое свечение вокруг него.
В своей догадке я убедилась, когда замок растаял во тьме, а карета прибавила ходу. Через час она остановилась, кучер спрыгнул с облучка и открыл дверь, помогая мне выбраться.
Я поправила шляпку, бросила взгляд вперед, споткнулась и чуть не упала в грязь. Нет, замок мне тогда не почудился. Вот же он… Шанрассхолл. Мрачный, нелюдимый, сплетенный из самых разных оттенков тьмы. Острые шпили напоминают ведьминские шляпы. Стены увиты какими-то растениями с колючками длиной с мою ладонь, не меньше. Темные провалы окон. Ярко-желтые огни горели только в одном месте. У входа, где я стояла. И, судя по всему, он вел на кухню.
Кучер уже куда-то ушел, а я дернула ручку двери и вошла внутрь. Миловидная пухлая женщина средних лет в темно-синем платье и белоснежном переднике, сверкая медового цвета глазами, удивленно уставилась на меня. Мужчина ее возраста, чинивший неподалеку от зажженного камина табуретку, отложил свое занятие и поднялся.
– Добрый вечер, илара. Хозяин Шанрассхолла не принимает гостей, поэтому…
– Я не совсем гостья, – ответила я. – Меня нанял илар Храмс. Я… художница.
Скрыть от них, что рисую, все равно ведь не получится.
Незнакомка вытаращила глаза, осенила себя знаком богини-матери, побледнела, да так и замерла.
– Вы…
– Мелисса Линс, экономка замка, – выдохнула она. – Обращайтесь ко мне просто по имени, илара…
– Агата Таринс, – представилась я. – Можете сообщить о моем приезде хозяину замка?
Она чуть нахмурилась, но вскоре, поборов сомнения, кивнула. Тут же вспомнила, что я стою на пороге, провела внутрь, усадила возле огня и налила чашечку ароматного чая, сетуя, что я устала с дороги и наверняка продрогла.
Я с трудом спрятала улыбку от ее неожиданной заботы, посматривая на окна. Непогода и не думала прекращаться.
На кухне было тепло и уютно. Крепко сложенный мужчина, чинивший табуретку, оказался Георгом, мужем Мелиссы. Нелюдимым, не особо разговорчивым. Экономка тут же отправила его за моими вещами, а сама исчезла, оставив меня одну возле огня.
Прошло почти полчаса, прежде чем они вернулись. Георг был бледен настолько, что губы казались тонкой ниткой. Мелисса захлопотала вокруг мужа, а я покосилась на мой саквояж и три больших дорожных сундука илара Храмса, которые здесь оказались. Неужели забыл? Но хозяин замка наверняка найдет возможность вернуть ему вещи.
– А где кучер? – поинтересовалась, заметив, что тот так и не показался.
– Занимается лошадьми, а потом пойдет отдыхать, – ответила Мелисса.
– А хозяин замка, он…
Мелисса вздрогнула, но не успела ответить. Дверь, ведущая в дом, распахнулась, и в проеме оказался мужчина.
Глаза – сиреневая тьма… Яркие, пронзительные… Сверкнули звездами, замерли на мне. Волосы, распущенные по плечам, – ночь непроглядная, хотя тоже отдают лавандовыми всполохами. Сдается, он и пахнет ими. Свободой, что навевает ветер, носящийся по долинам, чуточку грозой и… моей мечтой.
И все бы хорошо, если бы не эти глаза. Я точно знала, где их видела. На моем рисунке. Том самом, сделанном в последнюю ночь на чердаке академии. Но разве так бывает? Случаются ли подобные совпадения?
Я, наверное, сошла с ума.
Отделаться от этих мыслей, пока рассматривала высокие скулы и упрямый подбородок мужчины, не получалось. Покраснела, едва мой взгляд скользнул на вырез черной рубашки с двумя верхними расстегнутыми пуговицами, а потом спустился ниже.
Осознав, что веду себя неприлично, быстро поднялась и сделала книксен, понимая, что передо мной хозяин Шанрассхолла.
– Доброй ночи, – вежливо поздоровалась я и представилась, не скрывая ни цели своего приезда, ни знакомства с Альфредом Храмсом.
Мужчина какое-то время смотрел на меня, буквально пригвождая взглядом к месту, затем спокойно ответил:
– Ричард Шанрасс, хозяин Шанрассхолла, – и от его голоса медовой волной разбежались мурашки. – Альфред, значит…
– Да. Он сказал, что ваш друг и…
– Он – мой дед.
Что? Кажется, недоумение отразилось на моем лице.
– Который умер пять лет назад.
Ноги подкосились, я рухнула на все тот же стул. Конечно, для приличной илары недопустимо подобное поведение, но об этом думалось в последнюю очередь.
– Но… как такое может быть? И… вот же его вещи.
Я бросилась к сундукам, раскрыла их и… увидела внутри аккуратно уложенные женские платья.
Оторопело уставилась на одежду, попятилась и уткнулась спиной в грудь хозяина замка.
– Рассказывайте, – велел он, усаживая меня на стул, а сам подошел и подбросил в огонь дрова. – Мелисса, разогрейте для илары ужин.
Экономка кинулась выполнять приказ, а я сбивчиво принялась говорить. Про знакомство с Альфредом, наш разговор, его предложение, заключенный договор…
Последний и взял в руки Ричард. Долго вчитывался в него, потом поднес к бумаге руку, и по листу побежали маленькие молнии. Я подскочила и уставилась на хозяина замка. Так он… маг?
Ой, мамочки! Как я могла забыть? Мне же Альфред Храмс точно говорил об этом!
– Настоящий же? – шепотом уточнила я, понимая, что кто-то воспользовался именем деда Ричарда Шанрасса, и кажется…
– Без сомнений. И подписывал его мой дед.
– Он же умер! – пискнула я.
Ричард вздохнул, пронзил меня взглядом, от которого и захочешь не скроешься, даже если глаза закроешь. В душу смотрит, опаляет таким огнем, что дышать тяжело.
– Да, дед натворил дел. Порадуйте, илара Таринс, и скажите, что договор не магический?
Жалобно посмотрела на него, и фиолетовая тьма его глаз стала почти черной, беспросветной.
Мужчина выдохнул. Зло и как-то… беспомощно.
Я попыталась унять дрожь в руках. Потянулась к чашке, надеясь успокоиться, но Ричард отобрал ее у меня и присел на корточки.
– Тише, – попросил он, поняв ответ по моей реакции. – Боюсь, вы обречены.
– Что?
Радужки у него снова стали лавандового цвета, до безумия прекрасными. Я же сидела и дрожала.