Мария испуганно покачала головой. Ее рот приоткрылся в тщетной попытке что-то сказать, и по спине маркиза пробежал опасный холодок. Неужели…
Координаты дома закладываться не желали, сдерживаемые посторонней стихией, и когда ему уже почти удалось, позади раздался хриплый голос:
— Кажется, вам придется опоздать на собственную помолвку, министр.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой новое нападение дарит первую высокородную смерть Староросской империи, преподносится букет из скромных ландышей, а долгожданный выход в свет заканчивается в карете
…только по достижении ею возраста невесты двери светской жизни распахнулись пред нею.
Жизнь в свете, дома и при дворе. Петергоф, 1890 г.
Сначала сработала тревожная система, зажегшая в зеленом кабинете ряд ярчайших магических контуров, и престолонаследник сперва думал не отвечать, не желая прерывать совещание. Однако пришедшее следом оповещение все изменило — послание от маркиза Левшина.
Что за…
Проведя рукой с родовым аквамарином по разрешающей панели, цесаревич раскрыл ладони, в которые тут же упал клочок измененной магической материи, разукрашенной ярко-алыми пятнами. Наследник императора ненавидел пламенные всполохи на посланиях: они жгли кожу нещадно. К слову, министр знал, как ему тяжело с огнем, мог бы и подумать об августейшем комфорте. Или подумать Николаю не дали?
Поднеся материю к носу, цесаревич понял, как ошибся: алые пятна, поначалу так взбесившие его, были вовсе не всполохами подвластной Левшину стихии, ввиду того что пахли совсем по-иному — свежей кровью!
Наскоро прочитав послание, Павел Алексеевич тут же убедился в своей правоте.
Боевым магам — на построение! Граф Поляков, ваши способности к целительству тоже понадобятся: похоже, маркиз ранен! — прокричал цесаревич, задавая координаты отправки.
Минуты ожидания давались наследнику староросского престола нелегко. Он раз за разом проверял сообщение друга, пока не понял, что так сильно насторожило его: от листка чувствовался не только огонь. И даже не кровь.
Что-то другое — глухое, темное и мертвое, что бывает лишь… Да, у некромантов. Значит ли это, что Николай оказался прав и кровь Воробьевых пробудилась?
Но вот зеленые стены вновь озарились россыпью бегущих символов, и цесаревич позволил вернувшимся магам попасть во дворец. Окинул их беглым взглядом, уже осознав: одного недостает, и прежде чем догадался, расслышал:
— Его сиятельство граф Поляков погиб…
Не понимая, как такое возможно, наследник императора ошеломленно смотрел на министров, ожидая объяснений. Мундиры Левшина и Лихачева были изрядно порваны на груди, да и остальным досталось не меньше. Третьяков придерживал левой рукой жуткую рваную рану на правом плече, но та никак не хотела сходиться, выпуская все новые и новые порции крови. Половина лица Тетерина обгорела почти до черноты, а маркиз Орлов едва стоял на ногах. Прибывшие расступились, показав правителю истерзанное тело погибшего графа, и лишь тогда тот разрешил Николаю Георгиевичу проговорить:
— Ваше императорское высочество, я прошу отдельной аудиенции.
Среди министров тут же пробежал недовольный ропот: все они только что вернулись из смертельного боя, пожертвовав жизнью своего собрата, так можно ли говорить о происшедшем наедине?
Позволив себе каплю сомнения, цесаревич оглядел присутствующих, понимая, что главам высоких родов такая конспирация придется не по вкусу. И все же нутром чувствовал: на дерзкий шаг маркиза толкает не безрассудная прихоть — нечто гораздо большее.
— Ступайте в госпиталь, — прозвучал приказ. — Пусть доктора и целители из рода Поляковых вами займутся. Спустя полчаса — заседание кабинета. И да, маркиз Орлов, немедленно передайте тело семье, его нужно подготовить к погребению.
Министры низко склонились перед государем, едва скрывая недовольство его поступком, но все же открыто ослушаться не осмелились. И лишь когда господин Левшин остался один на один с цесаревичем, тот выплеснул свое негодование, со всей силы опустив кулак на дубовую столешницу:
— Николай, о чем ты только думал?! Мне еле удается сдержать бунт против императорской власти! Одному богу известно, как это тяжело: главы высоких родов давали клятву верности не мне — моему отцу, и им ничего не стоит забыть о ней рядом с наследником престола! Слышишь?!
Николай Георгиевич тяжело дышал после пережитого нападения. Покрытый ссадинами и запекшейся кровью, он смотрел другу прямо в глаза и казался невероятно собранным, озвучив лишь одну просьбу:
— Я все объясню тебе спустя минуту, разреши только отправить послание в родовой дом герцога Соколова: дагеротипист уже ожидает меня для съемки помолвки. Не хочу, чтобы семья Ольги искала оправдания моему отсутствию.
Брови Павла Алексеевича удивленно поползли вверх. Полноватое лицо его покраснело, пустив пятна-кляксы под самый воротник мундира, но монаршая кровь помогла сдержаться. Он согласно кивнул, и когда спустя минуту со всем было покончено, услышал:
— Кто знал о моей помолвке?
Цесаревич ошеломленно взглянул на маркиза, явно давая понять, что его вопрос — чрезмерный. Но ни суровый взгляд, ни явно враждебная поза, в которой откровенно чувствовалось иссякающее терпение престолонаследника, не изменили настойчивости чиноначальника. В ответе Павла Алексеевича сквозило явное раздражение:
— Полагаю, лишь мы с тобой и семья герцога. Какое это имеет значение? Граф Поляков вероломно убит, а ты…
— Ты в этом уверен?! — Маркиз с сомнением сощурил глаза, изучающе впившись в его императорское высочество: пытался найти хотя бы малейший признак недосказанности. И, заметив, как тот отводит взгляд, тут же добавив: — У Марии меня ждали. Те, кто не просто догадывался — знал наверняка о предстоящей свадьбе!
Министр впервые позволил себе проявление ярости при будущем государе, но последние события наталкивали на мысль, что среди высокородных министров, вхожих в зеленый кабинет, завелись предатели. Только цесаревич тоже понимал это — теперь более явно, чем прежде.
Зло выругавшись, он не удержался от ответной шпильки в адрес друга:
— Если вдруг окажется, что во всем замешана твоя Ершова… и она все это время была не где-то, а у нас под носом… Да еще ее отец… Прости, Коля, сейчас не время для взаимных обид, но предатели… среди министров… ты понимаешь, что это значит?!
— Понимаю, — примирительно откликнулся Левшин, успокаивающе хлопнув друга по плечу: — Не беспокойся, за девчонкой я присмотрю. И все же… ты уверен, что больше никто не мог знать о помолвке? Я пойму, если ты рассказал, мне просто нужно знать, где искать концы!
Павел Алексеевич отошел к окну. Тронул зеленую портьеру, отведя ее в сторону и впуская в кабинет последнее тепло вечернего солнца. Прикрыл ненадолго глаза, будто бы борясь с одному ему известными мыслями, и нехотя пояснил:
— Знала лишь моя матушка, действующая императрица. Она, конечно, как и многие великосветские дамы, бывает весьма болтлива время от времени, ты же понимаешь, но… сейчас на кону целая империя. Думаешь, могла проговориться? Что случилось?!
— Как я уже упомянул, меня ждали, — последовал почти бесстрастный ответ. — Кстати, не один только барон Щукин, хотя и ему интереса с защиты чести дальней племянницы — немного. Он ведь не вспоминал о ней несколько лет, а тут разом обрел чувство родового единства.
Николай Георгиевич брезгливо сморщил лицо, показывая тем самым отношение к подобного рода семейным узам. Он отошел к резному столику с драгоценными напитками, плеснув себе в бокал немного бренди. Проделал то же самое со вторым бокалом и, жестом приглашая его высочество, спросил:
— Проверишь? Не хотелось бы умереть, так и не дождавшись помолвки. — От натянутой улыбки повеяло горечью, тут же запитой старым бренди. — Кстати, барон Волков тоже прибыл на квартирку Маши. — На сей раз господин Левшин позволил себе нотку ярости, тут же взяв себя в руки. — Нужно было предъявить им обвинения в измене раньше, еще после первого нападения некроманта. По крайней мере, отсидели бы свое в темнице при министерстве, и, может, сейчас граф Поляков бы жил. Да и наследник древней крови Воробьевых объявился — не сам, конечно, но его энергией пропиталось все пространство старых комнат. И как только первая капля крови упала на зеленоватое свечение, голод мертвого эфира пробудился.
— Некромант?! Ты уверен?! Все же и у Щукиных, и у Волковых возможности к управлению некротической силой имелись. Если их объединить…
— Нет, Павел. Поверь мне, ни у Щукина, ни у Волкова такой мощи не найдется. И мне бы ее не сыскать, если бы не своевременная помощь. Я обязан тебе жизнью. Вот, смотри. — Маркиз отвернул разорванный камзол, показывая темные полосы, покрывавшие весь торс.
Несмотря на то что после нападения прошло от силы полчаса, вокруг этих ран уже поползло зловонное воспаление, с каждой минутой отвоевывающее все новые участки кожи. Ему бы к лекарям обратиться, но другое дело казалось важнее.
— Позволь допросить задержанных без промедления — еще до помолвки и до наступления ночи, как мы изначально договаривались. Сейчас же!
— К чему такая срочность, Николай? На нижних уровнях министерства, защищенных несколькими магическими контурами, они под надежной охраной. Сам Тетерин за это в ответе — он мой старый институтский друг, совсем как ты.
— Прошу, Павел… — В голосе маркиза сквозила неподдельная тревога, и он рискнул озвучить самые страшные подозрения: — Боюсь, вечером уже будет поздно!
Цесаревич нехотя согласился. А ведь в последнее время неразрешенных вопросов становилось и вправду в разы больше. Как в обычной клетушке в центре Петергофа оказались не просто маги, но наследники высоких родов? И почему открыли огонь по маркизу? Убирают со своего пути всех, кто верен короне и лично ему? Ведь если все так…
— Погоди, Коля: Я пойду с тобой, — решительно заявил наследник. — Ничего, если и замараюсь в крови немного. Мой отец на пути к престолу и не такое выделывал…
Императорский портал мгновенно откликнулся на зов хозяина. Закружил зелень кабинетных стен, меняя ее на темные краски коридоров. И уже спустя всего несколько минут перед друзьями открылся один из нижних уровней министерства.
Пахнуло сыростью. Плесенью, затхлостью и едва заметно — нечистотами.
«Служащим пора урезать содержание, — пронеслось в голове у Левшина. — Нехорошо выходит перед престолонаследником».
Магические фонари бледно мерцали при приближении путников, отбрасывая на темные стены крошечные тени пляшущих в эфире крупинок ливиума. Света едва хватало, и выходило, что нововведение требует доработки… или обыкновенных свечей.
То ли из-за недостатка освещения, то ли по какой другой причине, но в коридоре было холодно, зябко. И уже после первой минуты зубы цесаревича, привычного к уюту, стали заметно постукивать друг о друга, а предстояло ведь еще не меньше половины пути…
— Расточители, — недовольно протянул Павел. — Деньги из Староросской империи тянете, а на деле их не видно!
Маркиз смолчал. Ему как никому иному было известно плачевное состояние государственной казны и личного кошелька императорского дома. По всей видимости, бедственность ситуации и сыграла с его другом дурную роль в выборе невесты — женщины рода Третьяковых ценились не за природную красоту и грацию.
По тайному переходу, послушному голосу цесаревича и фамильной крови, шли недолго: сказывалось нетерпение Павла Алексеевича, раз за разом пользующегося порталом для ускорения. Но когда перед глазами встали несколько в ряд расположенных дверей, министр жестом остановил друга:
— Погоди, сейчас открою.
Он поднес родовой перстень, доставшийся ему в наследство от отца и не носимый до помолвки с Ольгой, к небольшой выемке, зажегши вокруг дверей огненные символы, — и тут же с болезненным выдохом призвал пламенную стихию. Утраченные в бою силы давали о себе знать: еще немного — и маркиз не сможет защитить ни себя, ни престолонаследника. Но даже если бы жизнь цесаревича стоила ему его собственной, он бы не дрогнул ни на мгновение.
Укрывшись огненным щитом, боевой маг закрыл собой будущего императора, озвучив ответ на повисший в воздухе невысказанный вопрос:
— Цепь нарушена. Вот здесь, видишь? Последовательность не та, что раньше. Вспомогательные символы огня выброшены, ослабляя пламенную секцию. И кажется мне, что огненный порядок изменен неспроста, ведь именно эту часть плетения осуществлял я.
Маркиз начертил несколько горящих знаков, торопливо восстановив алое свечение, и цесаревичу показалось, будто бы у дверей стало чуть теплее. Благостный жар расплывался в пространстве, пока министр не дошел до следующего уровня.
— А вот эти, ледяные, — он ткнул пальцем в искрящиеся голубым светом крошечные завитки, — появились здесь совсем недавно. Изменения едва заметны, потому как сотворены опытным магом, имеющим не просто доступ к темнице, но к самой сети заклинания. — Он поддел огнем крошечный изгиб, дождавшись шипящего отклика, после чего заключил: — Чувствуешь, если коснуться завитка, становится на порядок холоднее?
В коридоре и вправду стало прохладнее, и цесаревич тут же отреагировал, призвав на ладони бурлящую водную сферу. А ведь он не зря спустился сюда с маркизом, ему давно пора было увидеть все своими глазами.
Бунт? Кажется, все гораздо хуже…
Двери камер оказались плотно заперты, как и накануне. И все же дурное предчувствие давало о себе знать, давя на уши зловещей тишиной.
Шаг, второй, третий…
Огненный щит, поднятый министром, ярко озарил пространство камер, выхватив из углов клоки мертвенно-зеленоватого сияния. По запаху стало ясно: даже поторопившись, друзья опоздали.
Четыре найденных тела были донельзя похожи на то, что маркиз показывал Ольге днем раньше. Искореженные открытым ее отцом ливиумом, они ровно лежали на тонких соломенных матрасах, словно ожидая, чтобы послание скорее нашли. Коснувшись их по очереди, маркиз убедился: еще не остыли…
Оставалось лишь догадываться, были ли это тела четырех виновных аристократов или же граф с графиней Зайцевой с чьей-то помощью сбежали, оставив после себя подлог, когда камеры открылись для пойманных сегодня баронов.
Нужно поспешить в зеленый кабинет, — убедил его высочество министр. — В прошлый раз некромант поднял тела, как только возле них оказались мы с Ольгой. Это может быть ловушкой!