Через некоторое время его рука оказалась в ее трусиках, палец глубоко вошел и закружил, ее рот не отпускал его, дыхание было резким и сладким на его губах. Она была так глубоко погружена в свою потребность, что не могла сосредоточиться на поцелуе и почувствовать ощущение его языка у себя во рту. Одной рукой она вцепилась ему в волосы, другой — крепко обхватила за спину.

— Люсьен! — настойчиво выдохнула она, и он все увидел на ее лице, почувствовал, он понял, что она вот-вот кончит.

Он убрал руку.

— Нет! — воскликнула она, потянувшись к его руке, обхватив за запястье, пытаясь вернуть его руку назад.

Ее крик резанул по нему, как лезвие. Он был неправ в том, что сказал ей накануне утром. Каким бы мучительным ни был ее крик, он пришел к выводу, что эта пытка для него была гораздо труднее, чем для нее.

Однако он выбрал свой путь и должен был продолжать свои усилия по ее укрощению. Она не знала, но он уж точно знал, что награда в конце будет стоить этой битвы.

— Ты будешь мне еще возражать? — спросил он, его голос был резким, не от гнева, а от сожаления.

Ее затуманенные глаза изо всех сил пытались сфокусироваться на его лице.

— Люсьен.

— Ты будешь мне еще возражать?

Он наблюдал, как туман рассеивается, его слова наконец дошли до нее, недоверие затопило лицо, быстро сменяясь гневом.

— Я, черт побери, ненавижу тебя, — прошипела она, но даже несмотря на свою ярость, ее бедра искали его, ее тело было возбуждено, борясь с желанием.

Люсьен нетерпеливо вздохнул.

— Приму это как отрицательный ответ.

— Ты чертовски прав, это «нет»! — огрызнулась она, и ее тело безуспешно дернулось в его объятиях.

После этой неудачной попытки высвободиться, она издала яростный, сдавленный крик.

— Лия, ты можешь покончить с этим сейчас, — сказал он ей.

— Иди к черту! — вспылила она.

— Ты хочешь, чтобы мой рот был на тебе? — спросил он.

— Иди к черту! — повторила она.

— Ты хочешь, чтобы я был внутри тебя?

Она замерла и закричала:

— Иди к черту!

Он перекинул бедро через ее ноги и прижал ее движущееся тело. Запустив руку ей в волосы, он положил ее лицо себе на шею, лицом вниз.

— Ты очень упрямая, зверушка, — пробормотал он в макушку.

Ее тело сильно изогнулось, а затем обмякло.

Она замолчала. Он крепче прижал ее к себе.

После долгих секунд он тихо сказал:

— Я скоро уеду.

Она молчала.

— Пока меня не будет, если ты прикоснешься к себе, Лия, я узнаю, и мне придется разобраться с этим.

Он слышал, как участилось ее сердцебиение, но ее тело лишь на мгновение напряглось, прежде чем она подавила свою реакцию.

— Ты меня понимаешь? — Спросил он.

Она продолжала молчать.

— Лия, я спросил, ты меня понимаешь?

— Да, — процедила она сквозь зубы.

— Я вернусь в десять. Мы выйдем сегодня вечером. Я хочу, чтобы ты была готова.

Она ничего не сказала.


— Лия, когда я говорю с тобой, хочу услышать от тебя подтверждение моих слов.

— Я буду готова, — выпалила она.

— Я хочу, чтобы ты надела черное платье.

Она издала сердитый звук, но прошептала:

— Я надену черное платье.

Его рука переместилась с ее головы на подбородок, подняв его большим пальцем, чтобы оставить на ее губах мягкий поцелуй.

Затем он оставил ее в постели и пошел в душ.

После того как выключил воду и вышел из душа, он потянулся за полотенцем, но во внезапной тишине услышал.

Он вскинул голову и склонил набок.

Тихо, скорее всего, приглушенно, уткнувшись в подушку, он услышал ее рыдания.

Боже правый. Он сломил ее.

Он, бл*дь, сломил ее.

Он сделал огромный шаг к ее укрощению.

Он ожидал, что в этот момент почувствует восторг.

Вместо этого его глаза встретились с отражением в зеркале, и он прорычал низкое, медленное, мучительное «Бл*дь».





* * *


Вечером, когда он вернулся домой ровно в десять, открыл дверь из гаража на кухню, обнаружил Лию, поджидающую его на кухне.

Ее волосы были зачесаны назад, спадая массой локонов на обнаженную спину. Она не носила драгоценностей, потому что у нее их не было.

Они ей были не нужны.

Платье было эффектным, элегантным и соблазнительным. Атласные босоножки на шпильках баклажанового цвета с ремешками были изящными, сексуальными и значительно удлиняли ее и без того высокую фигуру, делая ее поразительной, как он подозревал, для любого другого мужчины, кроме Люсьена, даже пугающей. Ее макияж был дымчатым и драматичным, усиливая загадочность ее потрясающего… невыразительного лица.

Ее глаза встретились с ним, и в них не было ни вспышки, ни смешинок, ни радости, они были совершенно пустыми.

— Привет, дорогой, как прошел твой день? — спросила она, будто была роботом, и эту фразу ей вложили в память, настроив воспроизведение в соответствующее запрограммированное время.

Внезапно разозлившись, он остановился в пяти футах от нее и скомандовал:

— Иди сюда, Лия.

Без колебаний она подошла к нему.

Он напрягся от ее нехарактерной уступчивости.

— Обними меня, — продолжал он.

Она обняла, как он потребовал, но ее глаза оставались на его горле.

— Посмотри на меня, зверушка.

Она тут же откинула голову назад и поймала его взгляд.

Пытаясь понять ее настроение, Люсьен набрался терпения, обнял ее одной рукой, а другой обхватил за подбородок.

— Ты сердишься на меня, — пробормотал он, она отрицательно покачала головой.

— Нет, дорогой, почему ты так думаешь?

Его терпение лопнуло.

— Лия, прекрати, — приказал он.