Это были не картонные коробки с одеждой Люсьена. Это были блестящие черные коробки всех форм и размеров, каждая из которых была перевязана кроваво-красным шелковым бантом.
В ту же минуту, как только Стефани увидела курьера, несущего гору коробок, она закричала:
— Ура! Люсьен прошелся по магазинам.
Эта новость меня не обрадовала.
— О, моя дорогая. Ты можешь ходить не в настроении, но ты должна была как-то порадовать его, — произнесла Эдвина, потеряв свой суровый взгляд и надев сияющую улыбку. Она следовала за курьером номер два.
Я проигнорировала Эдвину, пока наблюдала за Стефани, роющейся с самозабвением в коробке, количество которых немного пугало.
Он сказал, что принесут посылку. Это значит пакет.
Неужели он думает, что я надену все это сразу?
Стефани вытащила сверкающий материал, развернула его, а затем разгладила спереди.
— Потрясающе. Иди сюда, Лия, примерь это, — потребовала она.
Я посмотрела на предмет в ее руках.
Она была права. Оно было потрясающе. Оно было самая изысканная вещь, которую я когда-либо видела.
Вечернее платье из черного матового шелка на бретельках и открытой спиной, со струящейся юбкой с разрезом спереди на атласной цвета баклажана подкладке.
Снова вошли оба курьера, каждый с очередной башней из коробок.
— Еще? — прошептала я.
Стефани не слышала меня или проигнорировала скорее всего, она явно была на задании.
— Иди сюда, Лия. Сначала примерь это, — она трясла передо мной черным платьем, — потом это. — Она взяла что-то похожее на юбку кремового цвета с бледно-голубой подкладкой в складку.
Я соскользнула со стула и пьяно заковыляла в уютную кухню-гостиную.
Я дотронулась до черного платья. Ткань была великолепной.
Стефани отпустила платье, желая переключить свое внимание на другую коробку, я поймала его, прежде чем оно упало на пол.
Я держала платье перед собой.
Я действительно хотела насладиться им. Действительно, на самом деле хотела. Но вместо наслаждения, я чувствовала себя еще более пойманной в ловушку, более подавленной, более принадлежащей ему.
Люсьен решил нарядить свою «зверушку». А я была его домашним животным.
Это заставило меня почувствовать себя грязной.
— С какой стати ему покупать мне все эти вещи? Я никогда их не надену, — пробормотала я или, лучше сказать, невнятно произнесла. Мы выпили много мартини.
Стефани прекратила свою радостную деятельность, рыться в коробках, и посмотрела на меня.
— Что значит, ты никогда не наденешь?
— Я живу в доме у черта на куличках. Моя работа — болтаться поблизости, пока вампир не захочет кормиться от меня.
Стефани выпрямилась и поймала мой взгляд.
— Да, это часть твоей работы. Другая часть твоей работы — сопровождать, если он захочет тебя показать другим. В оперу, например. Или на званый ужин. Или на Пир.
Боже, я надеялась, что Люсьену не нравится опера. Я ненавидела оперу, она была отстойной.
Я решила зацепиться за то, что она сказала, о чем раньше упоминал Люсьен.
— На Пир?
Она кивнула.
— На Пир. Некоторые вампиры водят своих наложниц на Пир. Я не вожу, но знаю, что иногда Люсьен водит.
— Что такое Пир? — спросила я, и Эдвина издала тихий писк, и мы со Стефани посмотрели на нее.
— Ты не одобряешь? — спросила Стефани, не угрожающе, а с любопытством.
— Не тому, что он водит туда своих девочек, нет, — тихо ответила Эдвина, затем начала собирать выброшенные салфетки, ленты и коробки. — Но там может стать опасно.
— Что такое Пир? — снова спросила я, но Стефани все еще изучающе рассматривала Эдвину.
— Люсьен никогда бы не позволил, чтобы что-то случилось с одной из его наложниц.
— Я знаю, — ответила Эдвина и выпрямилась. — Просто… — она колебалась, переводя взгляд с одной на другую, потом произнесла: — Мои девочки — хорошие девочки.
Это заинтриговало меня еще больше, поэтому я спросила, на этот раз громче:
— Что такое Пир?
— Возможно, ей понадобится еще один мартини, — пробормотала Эдвина, бросила барахло и направилась к шейкеру для мартини.
Мое любопытство по поводу Пира испарилось и на смену пришло беспокойство. Настолько обеспокоена, что я плюхнулась на мягкий диван среди горы папиросной бумаги, когда двое курьеров добавили к этому изобилию еще две башни из коробок.
Стефани плюхнулась рядом со мной, а Эдвина принесла нам свежий мартини.
Затем Стефани объяснила.
— Вампиры могут питаться в двух местах: от своих наложниц и любого смертного, который посещает Пир. Вот. Таков закон.
— Так почему же там опасно? Они устраивают жертв…? — Я замолчала, когда лицо Стефани стало пугающе жестким.
— Смертные не жертвы, Лия. Они сами туда приходят… по собственному желанию. — Ее голос стал таким же жестким, как и выражение лица.
Я проигнорировала ее голос главным образом потому, что не могла поверить, что она говорит правду.
Она изучала выражение моего лица, и ее лицо затем смягчилось.
— Не так, как было с тобой и Люсьеном, — тихо произнесла она, чтобы Эдвина, приводившая в порядок мой новый, экстравагантный гардероб, не смогла услышать. — Большинству смертных это нравится. Некоторые даже становятся зависимыми. Туда приходят и бывшие наложницы.
Я почувствовала, как мои глаза округлились, она утвердительно кивнула, продолжив:
— Конечно, на это смотрят неодобрительно. Наложница теряет свою репутацию, посещая Пиры после своего освобождения. Обычно их начинает избегать семья. И их вычеркивают из Отбора. Обычно бывшие наложницы не посещают Пир, в основном потому, что их туда не приглашают.
— Почему? — Спросила я.
— Пиры, туда ходят простые смертные. — Она положила свою руку на мою. — Ты, милая, совсем не такая, как все.
Это звучало тошнотворно высокомерно.
Должно быть, она прочитала реакцию на моем лице, потому что продолжила:
— Им это нравится, смертным, которые посещают. Им все равно. Они становятся зависимыми, строят вокруг Пира всю свою жизнь, путешествуя от Пира к Пиру. Они как фанатки.
Это звучало просто отвратительно.
— Я все еще не понимаю, почему это может быть опасно, — настаивала я, и Стефани откинулась на спинку дивана.
— Потому что все должно идти своим чередом, — ответила она. — Много спиртного, громкая музыка, танцы и тела. Любой смертный — честная игра. Некоторыми смертными питаются одновременно два, три, даже больше вампиров. Есть такие Пиры, не те, которые посещает Люсьен, заметь, где присутствуют наркотики. Секс. Оргии.
— Вау, — прошептала я, и она улыбнулась.
— Хорошие же Пиры — это весело. Ты можешь насытиться столькими смертными, сколько захочешь. Это здорово.
Это звучало не очень здорово, но так подумала только я.
— Зачем водят туда наложницу? — Поинтересовалась я.
Она пожала плечами.
— Разделить с ней еще одну часть своей жизни. Если у тебя хорошая наложница хочется показать ее другим вампирам.
И меня вдруг поразила одна мысль.
— А вдруг что-то пойдет не так, наложница же смертна, она может стать честной добычей, да?
Стефани поколебалась мгновение, прежде чем ответить:
— На более диких Пирах с вампирами, которые плохо заботятся о своих девочках, да. — Я втянула воздух, и она поспешила продолжить: — Но Люсьен не посещает такие.
— Так вот почему это опасно, — прошептала я, и Эдвина издала еще один писклявый звук. Мы со Стефани снова посмотрели на нее.
— Не совсем, — ответила Стефани, переводя на меня взгляд.
В ту же минуту, как только Стефани увидела курьера, несущего гору коробок, она закричала:
— Ура! Люсьен прошелся по магазинам.
Эта новость меня не обрадовала.
— О, моя дорогая. Ты можешь ходить не в настроении, но ты должна была как-то порадовать его, — произнесла Эдвина, потеряв свой суровый взгляд и надев сияющую улыбку. Она следовала за курьером номер два.
Я проигнорировала Эдвину, пока наблюдала за Стефани, роющейся с самозабвением в коробке, количество которых немного пугало.
Он сказал, что принесут посылку. Это значит пакет.
Неужели он думает, что я надену все это сразу?
Стефани вытащила сверкающий материал, развернула его, а затем разгладила спереди.
— Потрясающе. Иди сюда, Лия, примерь это, — потребовала она.
Я посмотрела на предмет в ее руках.
Она была права. Оно было потрясающе. Оно было самая изысканная вещь, которую я когда-либо видела.
Вечернее платье из черного матового шелка на бретельках и открытой спиной, со струящейся юбкой с разрезом спереди на атласной цвета баклажана подкладке.
Снова вошли оба курьера, каждый с очередной башней из коробок.
— Еще? — прошептала я.
Стефани не слышала меня или проигнорировала скорее всего, она явно была на задании.
— Иди сюда, Лия. Сначала примерь это, — она трясла передо мной черным платьем, — потом это. — Она взяла что-то похожее на юбку кремового цвета с бледно-голубой подкладкой в складку.
Я соскользнула со стула и пьяно заковыляла в уютную кухню-гостиную.
Я дотронулась до черного платья. Ткань была великолепной.
Стефани отпустила платье, желая переключить свое внимание на другую коробку, я поймала его, прежде чем оно упало на пол.
Я держала платье перед собой.
Я действительно хотела насладиться им. Действительно, на самом деле хотела. Но вместо наслаждения, я чувствовала себя еще более пойманной в ловушку, более подавленной, более принадлежащей ему.
Люсьен решил нарядить свою «зверушку». А я была его домашним животным.
Это заставило меня почувствовать себя грязной.
— С какой стати ему покупать мне все эти вещи? Я никогда их не надену, — пробормотала я или, лучше сказать, невнятно произнесла. Мы выпили много мартини.
Стефани прекратила свою радостную деятельность, рыться в коробках, и посмотрела на меня.
— Что значит, ты никогда не наденешь?
— Я живу в доме у черта на куличках. Моя работа — болтаться поблизости, пока вампир не захочет кормиться от меня.
Стефани выпрямилась и поймала мой взгляд.
— Да, это часть твоей работы. Другая часть твоей работы — сопровождать, если он захочет тебя показать другим. В оперу, например. Или на званый ужин. Или на Пир.
Боже, я надеялась, что Люсьену не нравится опера. Я ненавидела оперу, она была отстойной.
Я решила зацепиться за то, что она сказала, о чем раньше упоминал Люсьен.
— На Пир?
Она кивнула.
— На Пир. Некоторые вампиры водят своих наложниц на Пир. Я не вожу, но знаю, что иногда Люсьен водит.
— Что такое Пир? — спросила я, и Эдвина издала тихий писк, и мы со Стефани посмотрели на нее.
— Ты не одобряешь? — спросила Стефани, не угрожающе, а с любопытством.
— Не тому, что он водит туда своих девочек, нет, — тихо ответила Эдвина, затем начала собирать выброшенные салфетки, ленты и коробки. — Но там может стать опасно.
— Что такое Пир? — снова спросила я, но Стефани все еще изучающе рассматривала Эдвину.
— Люсьен никогда бы не позволил, чтобы что-то случилось с одной из его наложниц.
— Я знаю, — ответила Эдвина и выпрямилась. — Просто… — она колебалась, переводя взгляд с одной на другую, потом произнесла: — Мои девочки — хорошие девочки.
Это заинтриговало меня еще больше, поэтому я спросила, на этот раз громче:
— Что такое Пир?
— Возможно, ей понадобится еще один мартини, — пробормотала Эдвина, бросила барахло и направилась к шейкеру для мартини.
Мое любопытство по поводу Пира испарилось и на смену пришло беспокойство. Настолько обеспокоена, что я плюхнулась на мягкий диван среди горы папиросной бумаги, когда двое курьеров добавили к этому изобилию еще две башни из коробок.
Стефани плюхнулась рядом со мной, а Эдвина принесла нам свежий мартини.
Затем Стефани объяснила.
— Вампиры могут питаться в двух местах: от своих наложниц и любого смертного, который посещает Пир. Вот. Таков закон.
— Так почему же там опасно? Они устраивают жертв…? — Я замолчала, когда лицо Стефани стало пугающе жестким.
— Смертные не жертвы, Лия. Они сами туда приходят… по собственному желанию. — Ее голос стал таким же жестким, как и выражение лица.
Я проигнорировала ее голос главным образом потому, что не могла поверить, что она говорит правду.
Она изучала выражение моего лица, и ее лицо затем смягчилось.
— Не так, как было с тобой и Люсьеном, — тихо произнесла она, чтобы Эдвина, приводившая в порядок мой новый, экстравагантный гардероб, не смогла услышать. — Большинству смертных это нравится. Некоторые даже становятся зависимыми. Туда приходят и бывшие наложницы.
Я почувствовала, как мои глаза округлились, она утвердительно кивнула, продолжив:
— Конечно, на это смотрят неодобрительно. Наложница теряет свою репутацию, посещая Пиры после своего освобождения. Обычно их начинает избегать семья. И их вычеркивают из Отбора. Обычно бывшие наложницы не посещают Пир, в основном потому, что их туда не приглашают.
— Почему? — Спросила я.
— Пиры, туда ходят простые смертные. — Она положила свою руку на мою. — Ты, милая, совсем не такая, как все.
Это звучало тошнотворно высокомерно.
Должно быть, она прочитала реакцию на моем лице, потому что продолжила:
— Им это нравится, смертным, которые посещают. Им все равно. Они становятся зависимыми, строят вокруг Пира всю свою жизнь, путешествуя от Пира к Пиру. Они как фанатки.
Это звучало просто отвратительно.
— Я все еще не понимаю, почему это может быть опасно, — настаивала я, и Стефани откинулась на спинку дивана.
— Потому что все должно идти своим чередом, — ответила она. — Много спиртного, громкая музыка, танцы и тела. Любой смертный — честная игра. Некоторыми смертными питаются одновременно два, три, даже больше вампиров. Есть такие Пиры, не те, которые посещает Люсьен, заметь, где присутствуют наркотики. Секс. Оргии.
— Вау, — прошептала я, и она улыбнулась.
— Хорошие же Пиры — это весело. Ты можешь насытиться столькими смертными, сколько захочешь. Это здорово.
Это звучало не очень здорово, но так подумала только я.
— Зачем водят туда наложницу? — Поинтересовалась я.
Она пожала плечами.
— Разделить с ней еще одну часть своей жизни. Если у тебя хорошая наложница хочется показать ее другим вампирам.
И меня вдруг поразила одна мысль.
— А вдруг что-то пойдет не так, наложница же смертна, она может стать честной добычей, да?
Стефани поколебалась мгновение, прежде чем ответить:
— На более диких Пирах с вампирами, которые плохо заботятся о своих девочках, да. — Я втянула воздух, и она поспешила продолжить: — Но Люсьен не посещает такие.
— Так вот почему это опасно, — прошептала я, и Эдвина издала еще один писклявый звук. Мы со Стефани снова посмотрели на нее.
— Не совсем, — ответила Стефани, переводя на меня взгляд.