Мое имя мукой прозвучало в его устах.
Но мне было все равно. Он мог испытывать любые угрызения совести. Вечность была чертовски долгим сроком для вампира, он мог мучиться чувством вины веками. На это мне было наплевать.
Он обещал, что не причинит мне боль, а сам причинил самую сильную боль, которую я когда-либо испытывала.
Обещал, что остановится, а потом чуть не убил меня.
Я оценила свои возможности.
Бороться с ним было бесполезно, я бы никогда не победила. Даже если бы сбежала от него, он смог бы контролировать мой разум, мои движения и на расстоянии.
Поэтому у меня не было выбора.
Боже, я действительно ненавидела его.
— Пожалуйста, отпусти меня, — потребовала я ему в горло, голос звучал хрипло, ломко, и это тоже меня пугало.
— Лия, ты должна меня выслушать.
Я покачала головой. Было не больно. Я не чувствовала боли в горле в том месте, где он вчера разорвал мою плоть, просто странное, но глубокое онемение, будто сделали укол новокаина. Я решила не думать об этой странности в тот момент.
Я решила сосредоточиться на чем-то другом.
— В контракте не сказано ни слова, что я должна тебя слушать. Ты кормишься мной, да. Ты трахаешь меня, да. Но я не слушаю тебя.
Его рука оставила мою голову и потянулась к челюсти. Большим пальцем он осторожно приподнял мой подбородок и наклонил голову, чтобы посмотреть на меня.
— Я объясню, — заявил он.
Я понятия не имела, что это было значительное заявление с его стороны. С тех пор как меня исключили из «Изучения вампиров», я понятия не имела, что вампиры не объясняют свои поступки. Даже если бы у меня была идея, меня бы это тоже не волновало.
— Ты проголодался? — Спросила я.
— Лия.
— Ну? Голоден?
— Конечно, нет, — ответил он со вздохом.
— Конечно, нет, — передернула я. — Ты насытился прошлой ночью, не так ли?
Его лицо потемнело, руки сжались сильнее, почти до боли, но не совсем до боли, почти.
— Послушай меня, зверушка.
— Прекрати меня так называть, — прошипела я и увидела, как его лицо потемнело еще больше.
Это должно было меня напугать.
Но почему-то не напугало. Я понимала, худшее, что он мог сделать — это фактически закончить свою вчерашнюю работу.
Невежество — это не блаженство. Невежество — это пытка.
— Ты собираешься трахнуть меня? — Рявкнула я, не обращая внимание на его гнев.
Его голова дернулась, прежде чем он спросил:
— Что?
— Хочешь трахнуть меня. Ты вчера насытился, больше не голоден, но ты все еще здесь. Мне интересно, почему? Интересно, как я теперь должна служить вам, хозяин.
Его руки снова сжались, на мгновение превзойдя боль, прежде чем он перевернул меня на спину и перенес на меня часть своего твердого существенного веса.
Его рука сбоку скользнула к моей голове, пальцы зарылись в волосах, не нежно, но и не совсем больно.
Я смотрела ему в лицо, оно было высечено из камня, его глаза горели, как прошлой ночью, но не голодом и желанием.
Яростью.
Ладно, может теперь я точно немного испугалась.
Его глаза прожигали меня в течение долгих секунд, прежде чем он сделал глубокий вдох.
На выдохе сказал:
— Учитывая то, что произошло вчера ночью, Лия, я не буду обращать внимание на твое сегодняшнее поведение.
— Что ж, спасибо, — ответила я с глубоким сарказмом.
Его рука сжалась в моих волосах. Не совсем болезненная стала немного более болезненной, но выносимо болезненной.
— Не испытывай свою удачу, — предупредил он.
Мне хотелось испытать. Каждая моя плохая черта характера кричала, чтобы я попыталась испытать удачу. Вместо этого я отвела глаза в сторону, затем закрыла, чтобы не смотреть на него даже боковым зрением.
— Ненавижу тебя, — прошептала я. Это звучало слабо, даже испуганно, но мне было пофиг.
Его пальцы ослабли в моих волосах, и он тихо ответил:
— Это понятно.
Почти освободив голову, я повернула ее на подушке подальше от него.
— Пожалуйста, уходи, — умоляя, произнесла я.
Он начал перебирать пальцами мои волосы сбоку. Это было приятно. Я не хотела чувствовать приятно, и ненавидела его за то, что он делал мне приятно.
Его глубокий голос прервал мои мысли.
— Я пойду, Лия, но вернусь вечером.
Мои глаза распахнулись, голова дернулась назад, взглянув на него.
— Сегодня вечером? — прохрипела я, мой голос сорвался от страха.
Его средний палец нежно коснулся моего виска, затем его рука осторожно легла на мою щеку.
— Сегодня вечером.
— Но, тебе опять может понадобиться…
— Я не буду кормиться.
О боже мой. Это означало, что мы будем…
— И не буду трахать тебя, — продолжил он.
Я покачала головой.
— Тогда зачем ты придешь сегодня вечером?
— Нам нужно поговорить.
Я секунду смотрела на него, прежде чем снова покачать головой.
— Нет, не нужно.
— Нужно.
— Нет.
Он снова вздохнул, и его лицо приблизилось к моему. У меня перехватило дыхание.
— Нам нужно, — повторил он.
Теперь я разозлилась, была напугана, ненавидела его, боялась и была сбита с толку.
— Но я думала… — начала я.
Он прервал меня.
— Сегодня вечером.
— Люсьен…
Его лицо наклонилось еще ближе, так близко, что у меня перехватило дыхание. Я совсем перестала дышать.
Затем его губы коснулись моих, коротко, мягко. Затем он поднялся с кровати.
Но мне было все равно. Он мог испытывать любые угрызения совести. Вечность была чертовски долгим сроком для вампира, он мог мучиться чувством вины веками. На это мне было наплевать.
Он обещал, что не причинит мне боль, а сам причинил самую сильную боль, которую я когда-либо испытывала.
Обещал, что остановится, а потом чуть не убил меня.
Я оценила свои возможности.
Бороться с ним было бесполезно, я бы никогда не победила. Даже если бы сбежала от него, он смог бы контролировать мой разум, мои движения и на расстоянии.
Поэтому у меня не было выбора.
Боже, я действительно ненавидела его.
— Пожалуйста, отпусти меня, — потребовала я ему в горло, голос звучал хрипло, ломко, и это тоже меня пугало.
— Лия, ты должна меня выслушать.
Я покачала головой. Было не больно. Я не чувствовала боли в горле в том месте, где он вчера разорвал мою плоть, просто странное, но глубокое онемение, будто сделали укол новокаина. Я решила не думать об этой странности в тот момент.
Я решила сосредоточиться на чем-то другом.
— В контракте не сказано ни слова, что я должна тебя слушать. Ты кормишься мной, да. Ты трахаешь меня, да. Но я не слушаю тебя.
Его рука оставила мою голову и потянулась к челюсти. Большим пальцем он осторожно приподнял мой подбородок и наклонил голову, чтобы посмотреть на меня.
— Я объясню, — заявил он.
Я понятия не имела, что это было значительное заявление с его стороны. С тех пор как меня исключили из «Изучения вампиров», я понятия не имела, что вампиры не объясняют свои поступки. Даже если бы у меня была идея, меня бы это тоже не волновало.
— Ты проголодался? — Спросила я.
— Лия.
— Ну? Голоден?
— Конечно, нет, — ответил он со вздохом.
— Конечно, нет, — передернула я. — Ты насытился прошлой ночью, не так ли?
Его лицо потемнело, руки сжались сильнее, почти до боли, но не совсем до боли, почти.
— Послушай меня, зверушка.
— Прекрати меня так называть, — прошипела я и увидела, как его лицо потемнело еще больше.
Это должно было меня напугать.
Но почему-то не напугало. Я понимала, худшее, что он мог сделать — это фактически закончить свою вчерашнюю работу.
Невежество — это не блаженство. Невежество — это пытка.
— Ты собираешься трахнуть меня? — Рявкнула я, не обращая внимание на его гнев.
Его голова дернулась, прежде чем он спросил:
— Что?
— Хочешь трахнуть меня. Ты вчера насытился, больше не голоден, но ты все еще здесь. Мне интересно, почему? Интересно, как я теперь должна служить вам, хозяин.
Его руки снова сжались, на мгновение превзойдя боль, прежде чем он перевернул меня на спину и перенес на меня часть своего твердого существенного веса.
Его рука сбоку скользнула к моей голове, пальцы зарылись в волосах, не нежно, но и не совсем больно.
Я смотрела ему в лицо, оно было высечено из камня, его глаза горели, как прошлой ночью, но не голодом и желанием.
Яростью.
Ладно, может теперь я точно немного испугалась.
Его глаза прожигали меня в течение долгих секунд, прежде чем он сделал глубокий вдох.
На выдохе сказал:
— Учитывая то, что произошло вчера ночью, Лия, я не буду обращать внимание на твое сегодняшнее поведение.
— Что ж, спасибо, — ответила я с глубоким сарказмом.
Его рука сжалась в моих волосах. Не совсем болезненная стала немного более болезненной, но выносимо болезненной.
— Не испытывай свою удачу, — предупредил он.
Мне хотелось испытать. Каждая моя плохая черта характера кричала, чтобы я попыталась испытать удачу. Вместо этого я отвела глаза в сторону, затем закрыла, чтобы не смотреть на него даже боковым зрением.
— Ненавижу тебя, — прошептала я. Это звучало слабо, даже испуганно, но мне было пофиг.
Его пальцы ослабли в моих волосах, и он тихо ответил:
— Это понятно.
Почти освободив голову, я повернула ее на подушке подальше от него.
— Пожалуйста, уходи, — умоляя, произнесла я.
Он начал перебирать пальцами мои волосы сбоку. Это было приятно. Я не хотела чувствовать приятно, и ненавидела его за то, что он делал мне приятно.
Его глубокий голос прервал мои мысли.
— Я пойду, Лия, но вернусь вечером.
Мои глаза распахнулись, голова дернулась назад, взглянув на него.
— Сегодня вечером? — прохрипела я, мой голос сорвался от страха.
Его средний палец нежно коснулся моего виска, затем его рука осторожно легла на мою щеку.
— Сегодня вечером.
— Но, тебе опять может понадобиться…
— Я не буду кормиться.
О боже мой. Это означало, что мы будем…
— И не буду трахать тебя, — продолжил он.
Я покачала головой.
— Тогда зачем ты придешь сегодня вечером?
— Нам нужно поговорить.
Я секунду смотрела на него, прежде чем снова покачать головой.
— Нет, не нужно.
— Нужно.
— Нет.
Он снова вздохнул, и его лицо приблизилось к моему. У меня перехватило дыхание.
— Нам нужно, — повторил он.
Теперь я разозлилась, была напугана, ненавидела его, боялась и была сбита с толку.
— Но я думала… — начала я.
Он прервал меня.
— Сегодня вечером.
— Люсьен…
Его лицо наклонилось еще ближе, так близко, что у меня перехватило дыхание. Я совсем перестала дышать.
Затем его губы коснулись моих, коротко, мягко. Затем он поднялся с кровати.