Воспользовавшись попутным ветром, Пол направил орнитоптер прямо к верхушке элекранового облака.
– Пол, что ты делаешь? Ты же убьешь нас!
Пол не ответил, полностью сосредоточившись на полете. Дункан не стал переключать управление на себя, он даже не попытался это сделать, продолжив вести огонь.
– Я целюсь в голову скопления элекранов, в его энергетическую макушку… Это узел объединенных элекранов. Может быть, нам удастся взорвать их единство.
– У меня другая идея, – ответил Пол.
Элекраны изрыгали ввысь дуги электрической энергии, одна из этих молний ударила в фонарь кабины орнитоптера. На панели управления заплясали синеватые искры. В последний момент Пол сумел уйти вправо и круто поднять машину вверх.
В спешной попытке избавиться наконец от надоедливого пришельца объединенные элекраны рванулись навстречу воздушному судну с такой силой, что прервалась их связь с поверхностью океана. Как только эта связь оказалась нарушенной, страшные чудовища рассыпались, превратившись в светящееся вспышками безвредное облако, которое рассеялось без следа.
С сильно бьющимся сердцем Пол сделал круг над тем местом, где только что бесновались элекраны; теперь океанский шторм казался чем-то совсем не страшным. Рассыпавшиеся чудовища вновь погрузились в пучину, где им через некоторое время было суждено воссоздание.
Пол гордо улыбался.
– Вот теперь я поверну назад. На сегодня хватит этого веселья.
Дункан вытер со лба пот.
– Я ни минуты не сомневался в тебе и никогда больше не стану называть тебя мальчиком.
* * *
Верность запечатлена в самом ядре моего существа, а честь – синоним имени Атрейдесов. Единственное, что подлежит обсуждению – это кому именно изъявляю я свою верность.
Герцог Лето Атрейдес. Из писем к сыну Полу
– Расскажите мне о Каладане, герцог Лето, – сказала Императрица Ариката. – После нашего с Шаддамом бракосочетания он пообещал, что теперь я смогу посетить множество планет Империи. Надо ли мне посетить Каладан?
В общении она была живой, дружелюбной, и, когда увлеченно говорила, при этом энергично жестикулируя, по упоминаемым ею подробностям было понятно, что она на самом деле помнит каждого присутствующего на императорском приеме. Это приятно удивило Лето и произвело на него впечатление.
От вопроса Императрицы герцога охватила ностальгия, и он в ответ грустно улыбнулся.
– Каждый человек находит прекрасной свою планету, родной дом своей души. Для меня Каладан всегда будет краем чудесных волн, бьющихся о живописные берега. У меня добротный и крепкий замок, и мне он представляется лучшим жильем, какое только можно вообразить. Он служит домом Атрейдесам на протяжении вот уже двадцати шести поколений. – Он не смог удержать вздоха. – Я люблю, стоя на высоком балконе, смотреть на берег во время прилива. В безлунные ночи океан фосфоресцирует и до самого горизонта светится таинственным зеленоватым светом. Часто ко мне присоединяется моя леди Джессика.
Он очень скучал по ней и постоянно в мыслях возвращался к голографическому посланию, которое она отправила сюда вместе с ним.
Чувственные губы Арикаты сложились в приветливую улыбку.
– О, герцог Лето Атрейдес, а вы, оказывается, романтик!
Сам Лето никогда не считал себя романтиком.
– Я герцог Каладана, – сказал он, видимо, сочтя это достаточным ответом.
Сумерки за окнами сгущались, огни, словно гигантские светлячки, подчеркивали роскошные очертания музейного комплекса. В разгар приема Император, видимо, сильно утомленный обилием гостей, отошел от них, приблизился к стене и включил систему громкоговорителей – он решил обратиться ко всем людям, находившимся в городе.
Императрица, заметив это, извинилась перед Лето:
– Мы поговорим с вами позднее. Мой супруг готовится произнести речь для всего города. Это будет историческое обращение, достойное быть запечатленным в анналах истории.
Она направилась к Шаддаму.
Толпа перестала гомонить, перейдя на почтительный шепот, а некоторые зааплодировали Императору. Лето обратился в слух.
Прежде чем Император заговорил, весь город погрузился во мрак.
Энергия иссякла так внезапно, как будто кабель был перерублен топором палача. Тьма наполнилась единым вздохом, вырвавшимся из груди сотен присутствовавших в Монолите. Они были растеряны и смущены, но не испуганы, поскольку решили, что дело в технических неполадках. Правда, слышались возмущенные восклицания, выражения гневного недоумения и жалоб. Все эти звуки волной прокатились по залу.
Широченные плазовые окна смотрели теперь на погруженный в непроницаемую ночную тьму город, но глаза Лето постепенно привыкли к темноте. К своему удивлению, он не заметил ни единого огонька во всем музейном комплексе. Новый город Шаддама больше походил теперь на огромный склеп, нежели на величественный мемориал.
Лето сразу насторожился. Он, конечно, понимал, что целью потенциальных убийц является, без сомнения, Шаддам, но побочных мишеней гораздо больше – в их числе и он сам. Он инстинктивно подался к Императрице и Шаддаму. Сардаукары образовали кольцо вокруг Императора.
Лето расслышал, как Ариката тихим, но твердым голосом произнесла:
– Все в этом торжестве было распланировано до мельчайших деталей! Надеюсь, что мой муж найдет виновных, и тогда покатятся головы.
Шаддам рявкнул:
– Где фонари?
Неожиданно появившийся Фенринг взял Императора за руку.
– Надо полагать, что мы в опасности, сир.
Лето сразу вспомнил подозрительного человека, встреченного им в проулке за статуей Серены Батлер. Нашла ли его служба безопасности?
Снова раздался мощный голос Императора:
– Стража! Ко мне!
В руке полковника-баши сардаукаров вспыхнул яркий свет ручного фонаря.
Одновременно в разных концах зала появились светящиеся фигуры. Возле стенда с кинжалом Файкана Батлера в воздухе возник бледный мужской силуэт. Четыре идентичные проекции появились в четырех важных точках переполненного зала. Фигура в человеческий рост была похожа на прихотливое облако белого дыма. Это был молодой, мощного сложения человек с тяжелыми надбровными дугами и темными волосами, которые плотно, как грозовые тучи, облегали череп. Его лицо источало властность и силу; все голограммы были абсолютно одинаковыми.
Лето не сразу понял, что эти туманные, прозрачные проекции были голограммами. Он огляделся, но ничего не смог рассмотреть в тусклом свете, испускаемом изображениями.
– Где-то должны быть умножители, проекторы, расставленные в помещении.
– Кто этот человек? – недоуменно проворчал один из слуг. – Кто-нибудь узнает его?
Голографические образы отбрасывали призрачный свет на толпу аристократов. Фигуры хранили зловещее молчание. Гомон стал громче. Шаддам прикрикнул на присутствующих, а сардаукары начали отдавать приказы, стараясь организовать толпу и защитить ее от возможной опасности.
Прижавшись к плазовым окнам, другие гости тыкали пальцами в стекла, указывая на раскинувшийся внизу город. Лето смог рассмотреть белые мерцающие пятна, рассеянные по всему комплексу, – это была целая армия одинаковых голограмм, блуждающих между выставками, фонтанами, статуями и аудиториями. С высоты Императорского Монолита они выглядели как тысячи крошечных бледных огоньков, разбросанных по всему городу.
Затем, в один момент, все голограммы заговорили в унисон, резонируя и перекрывая гул толпы:
– Городская сеть нейтрализована. Оторио покрыла тьма, каковая должна господствовать здесь от века. Эта планета переживет еще один миг покоя и мира, прежде чем навсегда прославится в истории.
Лето понял, что тысячи голограмм произносят одни и те же слова по всему городу. Каждый услышит то, что хочет сказать этот человек. Благодаря умело сделанным проекциям Лето казалось, что светящееся изображение смотрит ему прямо в глаза. Голос зазвучал громче:
– Мне есть что сказать, и вам предстоит меня выслушать, хотите вы этого или нет. Вся Империя услышит меня, ибо я говорю громовым голосом.
– Кажется, он слишком много о себе воображает, – процедил сквозь зубы один пышно одетый лорд.
– Вы не знаете меня, но я сейчас представлюсь. Меня зовут Якссон Ару. Мое обращение услышит вся Империя, все ее планеты, ибо невозможно заглушить голос свободы.
– Ару? – повторила Императрица Ариката. – Мы знаем это имя.
Лето тоже вспомнил Франкоса Ару, президента компании КАНИКТ. Этот Якссон ему, случайно, не родственник?
Голограмма продолжала вещать:
– Империя Коррино изжила себя, доказав свою бесполезность, и мы должны разрушить ее. Единственный способ это сделать – обезглавить ее.
Сардаукары подтянулись и теснее обступили Шаддама.
– Вы все здесь присутствуете на месте преступления, – продолжал Якссон Ару, – на месте одного из многих преступлений Коррино. Император похитил эту планету для того, чтобы раздуть свое эго, таким же образом он обобрал и все другие знатные семейства Ландсраада. Мы должны быть королями наших планет, управлять сами нашим достоянием. Коррино душили вас тысячи лет, и вы смирились с этим! Мало того, вы сами дали им эту возможность. Этот «благородный» Дом и вся верхушка Ландсраада должны быть сменены.
Свет голограмм залил зал. В этом тусклом свете Лето увидел, как нахмурился Шаддам.
– Что мы знаем об этом человеке?
Фенринг ответил сразу:
– Недавно я коротко докладывал вам о нем, сир, хм-м, не так ли? Это сын Малины Ару, ур-директора КАНИКТ, но больше мы о нем ничего не знаем.
– Что все это…
Якссон еще сильнее повысил голос:
– Почему вы терпите дряхлую коррумпированную Империю, монополизированную одним алчным семейством, когда мы могли бы иметь соцветие могучих независимых планет, каждая из которых управляется собственными лидерами и собственным народом? Именно так сможет выжить род человеческий!
На площади внизу было видно, как заволновалась людская масса. Лето наблюдал толпы людей, подобно роям разгневанных насекомых струящиеся между блуждающими проекциями Якссона Ару.
Один из аристократов в зале громко, заглушив голос голограммы, крикнул:
– Это государственная измена! Я верен Падишах-Императору!