Посвящается М. – источнику моего вдохновения во время работы над этим романом. Пусть я не была с вами знакома, я вас никогда не забуду





B. A. Paris

THE DILEMMA

Copyright © 2020 by B. A. Paris

Published in the Russian language by arrangement with Darley Anderson Literary, TV & Film Agency and The Van Lear Agency LLC

Russian Edition Copyright © Sindbad Publishers Ltd., 2021



© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. Издательство «Синдбад», 2021





9 июня, воскресенье 03:30

Ливия




Я ПРОСЫПАЮСЬ ОТТОГО, ЧТО ВОДА ПОЧТИ ОСТЫЛА. Ничего толком не соображая, быстро сажусь в ванне, пузырьки пены взмывают по бокам. Сколько я спала? Выдергиваю затычку, слышу клекот и побулькивание воды, уходящей в слив. Звуки слишком громко раздаются в безмолвном доме.

Когда я вытираюсь, по телу пробегает дрожь. В мозгу упорно шевелится одно воспоминание. Дело в том звуке, который меня разбудил. Да-да, на самом деле меня разбудил рев мотоцикла на улице. Я замираю; полотенце так и остается натянутым на спину. Это же не Адам, верно? Он бы не укатил на своем мотоцикле – по крайней мере, среди ночи.

Обмотавшись полотенцем, я спешу в спальню, чтобы посмотреть в тамошнее окно. Виноватое биение сердца делается не таким учащенным, когда я вижу за шатром желтое свечение из его сарая. Он там, он не уехал сводить счеты. Что-то во мне призывает спуститься к нему, убедиться, что у него все в порядке, но какое-то шестое чувство говорит: не ходи, он сам придет, когда будет готов. На миг меня охватывает непонятный страх – словно гляжу в бездну. Но это просто из-за того, что я смотрю в темный и безлюдный сад.

Отвернувшись от окна, ложусь в постель. Дам ему еще десять минут. Если через десять минут не придет, все-таки спущусь за ним сама.





Адам




Я ГОНЮ ПО ПУСТЫННЫМ УЛИЦАМ – то спугну кошку, рыщущую в поисках объедков, то слишком резко срежу угол, и могильная ночная тишь разлетается вдребезги от рева моего мотоцикла. Впереди маячит объездная дорога, ведущая к М4. Я поддаю газу и в воплях двигателя вылетаю на автостраду, перед самым носом у машины, ползущей как черепаха. Мотоцикл слегка смещается подо мной, когда я газую сильней.

В лицо несется ветер, и это безумно опьяняет, приходится бороться с всепоглощающим желанием выпустить руль и на полной скорости свалиться – и, понятное дело, погибнуть. Жутковато, правда, что Ливии и Джоша недостаточно, чтобы я хотел жить дальше? Чувство вины лишь усиливает мучения последних четырнадцати часов, и рев раскаленного добела гнева словно бы добавляется к звуку мотора, когда я мчусь по трассе и в голове у меня лишь стремление все крушить.

А потом сквозь влагу, потоками струящуюся из моих глаз, я замечаю в зеркало заднего вида, как за мной гонит машина, вспыхивает голубая мигалка, и наш с мотоциклом печальный рев делается ревом досады. Я довожу скорость до ста миль в час, отлично зная, что в случае чего смогу выжать и больше. Потому что сейчас меня ничто не остановит. Но полицейский автомобиль быстро сокращает расстояние между нами, ловко встраивается на внешнюю полосу. Вот он поравнялся со мной, и боковым зрением я вижу, что полисмен на пассажирском сиденье бешено жестикулирует, глядя на меня.

Я еще прибавляю скорости, но полицейские обгоняют меня и выходят на мою полосу, преграждая путь мотоциклу. Мне хочется еще поддать газку и все-таки перегнать их, доведя мотоцикл до максимума его возможностей, но что-то мне мешает, и полицейские, как и я, медленно снижают скорость, прижимая меня к обочине. Уж не знаю, зачем я позволяю им это. Может, не хочу, чтобы Ливии приходилось подбирать новые обломки. А может, в ушах у меня звучит голос Марни: «Не надо, па, не надо!» Честное слово, я так и чувствую, как ее руки на мгновение теснее смыкаются у меня на груди, а ее голова сзади прижимается к моей шее.

Руки-ноги у меня дрожат мелкой дрожью, когда я останавливаю мотоцикл позади полицейского автомобиля и глушу мотор. Из машины вылезают два полицейских – мужчина и женщина. Мужчина широкими шагами направляется ко мне.

– Тебе что, жить надоело? – вопит он, мощным движением сажая на голову фуражку.

Тут подходит и его напарница, сидевшая за рулем.

– Сэр, отойдите от мотоцикла, – гавкает она мне. – Сэр, вы меня слышите? Шаг в сторону от мотоцикла.

Я пытаюсь разжать пальцы, вцепившиеся в руль. Оторвать ноги от мотоцикла. Но меня к нему словно приварили.

– Сэр, если вы не подчинитесь нашим требованиям, нам придется вас арестовать.

– Нам так и так придется его арестовать, – замечает первый. Он делает шаг в мою сторону, и я вижу, что с пояса у него свешиваются наручники. Тут я снова обретаю дар речи – очевидно, от потрясения при виде покачивающегося металлического кольца.


Я резко поднимаю стекло шлема:

– Погодите!

Наверное, что-то они такое услышали в моем голосе или прочли у меня на лице: оба замирают.

– Ну? – спрашивает первый. – В чем дело?

– Это из-за Марни.

– Из-за Марни?

– Да.

– Кто это – Марни?

– Моя дочь. – Я мучительно сглатываю. – Марни – моя дочь.

Они недоуменно переглядываются.

– Где же ваша дочь, сэр?





Днем раньше

8 июня, суббота 08:00–09:00

Адам




ПУСТЬ ЛИВИЯ ЕЩЕ ПОСПИТ. Я вылезаю из постели, тихонько потягиваюсь под дуновением теплого воздуха из открытого окна. Подавив зевок, смотрю на небо: ага, ни единой тучки. Лив будет рада. Погода – чуть ли не единственное, что она не в состоянии контролировать, из всего связанного с ее сегодняшней вечеринкой. Всем остальным она уже несколько месяцев плотно занимается. Хочет, чтобы все было ну прямо идеально. Но последние несколько уик-эндов без конца лил дождь, все больше портя ей настроение.

Я наблюдаю, как мерно поднимается и опадает ее грудь, как слегка трепещут опущенные веки. У нее такой мирный вид, что я решаю не будить ее, пока не сварю кофе. Нахожу одежку, в которой был накануне вечером. Натягиваю джинсы. Приминаю волосы, надевая футболку через голову.

Спускаюсь на кухню. Лестница скрипит у меня под ногами. Мёрфи, наша австралийская овчарка, белая с рыжими и коричневыми пятнами, спит в своей корзинке возле печки, но, заслышав скрип, поднимает голову. Я ненадолго опускаюсь рядом с псом на корточки, спрашиваю, как у него дела, хорошо ли он поспал, рассказываю, что сам я спал так себе, проснулся из-за кошмара. Сочувственно лизнув мне руку, он снова опускает голову. Мёрфи готов продрыхнуть хоть весь день. Ему уже пятнадцать, и в нем куда меньше энергии, чем прежде. И отлично: со мной в этом смысле та же история. Мёрфи обожает традиционные ежедневные прогулки, но дни наших долгих совместных пробежек остались в прошлом.

Мими, кошка нашей Марни, темно-рыжая, с желтыми и коричневыми полосками, вечно ведет себя как чистопородная, хотя она кто угодно, только не аристократка. Она лежала, свернувшись клубком, но теперь плавно разворачивается и подходит потереться мне об ноги, напоминая о своем существовании. Я наполняю им обоим миски, потом наливаю чайник. Включаю. Бормотание нагреваемой воды нарушает тишину. Выглядываю в окно. Громадный белый шатер чем-то похож на опасного зверя, сжавшегося перед прыжком: вот-вот вскочит на террасу, проглотит дом целиком. Тут я вспоминаю кошмар, из-за которого проснулся. Мне снилось, что шатер унесло ветром. Я постепенно распутываю сон: ну да, я стоял на лужайке возле дома, вместе с Джошем и Марни, и тут поднялся ветер, он все усиливался, мягкий шелест листьев перерос в зловещее шипение, а потом в оглушительный рев, сорвавший листья с веток, швырнувший их в воздух, затянувший в свой вихрь и гирлянды лампочек, развешанные на деревьях.

– Осторожно! – вскрикнул Джош, когда ветер обратил свою ярость на шатер. И Марни, прежде чем я успеваю ее остановить, бежит к шатру, хватается за откидную полу.

– Марни, отпусти! – заорал я. Но ветер заглушил мои слова, Марни меня не услышала, и шатер унес ее в небо, так высоко и далеко, что мы уже не могли ее разглядеть.

Рассказать Лив – только посмеется: мол, оказывается, не на ней одной сказывается предпраздничное волнение. Я беспокойно отхожу от окна, еще раз потягиваюсь, задев кончиками пальцев потолок нашего старенького коттеджа. Даже не знаю, когда это Джош успел меня перерасти, но он уже какое-то время может, подняв руки на головой, как я сейчас, положить ладони на потолок.

Его рюкзак там же, куда он его бросил накануне: на краю стола, рядом с двумя пластиковыми пакетами. Я сбрасываю все это на пол и критическим взглядом окидываю стол. Это одно из моих самых ранних произведений, нехитрое сооружение из лакированной сосны, которому я пытался придать индивидуальность, укрепив ножки специальными поперечными элементами, похожими на мостик: отголосок моих давних мечтаний стать инженером-строителем. Ливии поначалу не нравилось, что под столом из-за этого мало места. А теперь она обожает сидеть на своей скамейке, подложив под себя подушечку, опустив ноги на одну из этих поперечин и уютно прислонившись спиной к стене.

Чайник, вскипев, с щелчком выключается. Наполнив кипятком кофейник, я оставляю его настаиваться и отпираю дверь в сад. Этот звук вспугивает черного дрозда, сидящего в кустах поблизости. Паническое хлопанье крыльев – он стремглав взлетает в небо. И я невольно вспоминаю, что Марни скоро вернется домой, она уже в пути.

Улыбаясь при мысли, что опять ее увижу (девять месяцев разлуки – долгий срок), пересекаю террасу, поднимаюсь по пяти стершимся садовым ступеням, радуясь ощущению грубого камня под босыми ногами, а потом – ощущению росистой травы газона. Утренний воздух отдает влажным перегноем, уж не знаю почему. Видимо, это как-то связано с розами, которые разводит Ливия. Их у нее целая огромная клумба, в правой части сада, перед деревянной изгородью. Проходя мимо, я улавливаю фантастический аромат «Милой Джульетты». А может, это «Леди Эмма Гамильтон». Никогда не запоминаю сорта, хотя Ливия часто мне о них говорит.

Обхожу шатер, убеждаюсь, что все колышки как следует забиты в землю (со смутной мыслью, что мой кошмар мог предвещать что-то вполне реальное), и вижу, что его поставили на самых задах, почти впритык к моему сараю, оставив лишь узкую щель, в которую я едва могу протиснуться. Понятно, зачем это понадобилось: чтобы освободить место для столиков и стульев, которые поставят перед шатром. Но если можно обижаться на шатер, то вот вам, пожалуйста, я сейчас как раз это и чувствую.

Я сажусь на низенькую каменную стенку напротив забора – она разделяет лужайку пополам. Пытаюсь представить себе, как будет выглядеть наш сад сегодня вечером, когда тут будет бродить сотня гостей, на яблоне и вишне зажгутся гирлянды – и, конечно, воздушные шарики везде, где только можно. Я всегда подозревал, что Ливия захочет отметить свое сорокалетие с размахом, но по-настоящему осознал, с каким размахом, лишь несколько месяцев назад, когда она заговорила о кейтерах, о шатрах, о шампанском. Мне показалось, что это уже чересчур, и я даже расхохотался.

– Нет, я серьезно, Адам! – рассердилась она. – Я хочу, чтобы все было по-особому.

– Я знаю. Так и будет. Просто мне кажется, что выходит немного дороговато.

– Ну прошу тебя, не порть мне удовольствие, – взмолилась она. – Я даже пока еще не выяснила, как и что. И в любом случае деньги тут не самое главное.

– Лив, деньги тоже важны, – ответил я, сожалея, что пришлось об этом заговорить. – Джош летом уезжает, а Марни в Гонконге, какое-то время нам надо быть поаккуратнее. Сама понимаешь.

Она посмотрела на меня. Я отлично знаю этот ее взгляд. Виноватый.

– Ну что такое? – спросил я.

– Я специально копила, – призналась она. – На этот праздник. Уже несколько лет откладывала. Не какие-то огромные суммы – по чуть-чуть. Прости, я должна была давно тебе сказать.

– Да все в порядке, – ответил я, невольно подумав: может, она не сказала мне из-за того раза, когда я ухнул ее сбережения на мотоцикл? До сих пор морщусь, когда про это вспоминаю, хоть это и было много лет назад, еще до рождения Марни.