– Доказательств у нас нету, а те, что есть, – фуфло. Придется вам отсюда съехать, из вашего драгоценного дома. Я прослежу за этим.
– Куда съехать? – спросила Нинель с ужасом.
– А в рыбхоз. У меня хозяйство небольшое на косе, рыбу там разделывают, консервы крутят. Там доживать будете. Без права переписки.
– Я не хочу рыбу разделывать, я не могу, – Нинель вновь зарыдала. – Я здесь хочу, я за этот дом жизнь отдам!
– Да вы уже отдали, – сказал Василий Васильевич. – Разве вы так и не поняли?..
– Сериал, – провозгласил Стас. – Ну, прям мыльное мыло!.. Не поверит никто!..
– Заткнись! – хором велели ему Кристина и Софья.
– Я друга потерял, – продолжал Саня хмуро, – хотя не разобрать теперь, кто мне он был-то, друг ли, враг ли!.. – Он пошевелил складками на лбу, словно на что-то решаясь, и почти крикнул Василию Васильевичу в лицо, словно именно он, инженер Меркурьев, был во всем виноват: – Я как стал бумаги смотреть, так и понял, что есть я последний лошара!.. Всю жизнь, веришь, нет, Ванюшка у меня деньги тырил! Я с ним по-братски, как с родным, а он!.. И ведь порядочно натырил! Самой малости не хватило, чтоб дом купить, мои капиталы понадобились, ешкин-матрешкин! Кабы чуть больше натырил, купил бы он дом этот, и дело с концом!
Василий Васильевич сочувственно смотрел на страдальца. Мура поднялась и потянула Меркурьева за руку. Он с трудом встал.
– Ты что?
– Выйдем на минуточку.
– Куда?
– Пойдем, пойдем!..
Василий Васильевич зашаркал ногами, почти как Виктор Захарович, и уже из коридора услышал, как Софья сказала:
– Пап, можно я внимательно посмотрю бумаги?
– Мура, куда ты меня тащишь, – зашипел Меркурьев. – Сейчас самое интересное начнется! Трагедия закончилась, сейчас будет марш энтузиастов и воссоединение любящих сердец!
– Успеешь, – буркнула Мура и подтолкнула его в спину.
Они вышли в вестибюль с готическим окном и круглым столиком. За столиком сидели двое, совсем незнакомые. Василий Васильевич оглянулся на Муру. Она приложила палец к губам.
Он опять посмотрел.
Двое, он и она, пили кофе. Большой медный кофейник стоял на спиртовке посреди стола, тонкие чашки были наполнены до половины. В вестибюле приятно пахло.
– Ну вот, – говорил он. – Все и закончилось. А ты все – времени мало, времени мало!
– Так его и было мало, – она улыбнулась. – Если бы мы их не торопили, они до сих пор бы спали!
Он протянул руку и дернул ее за нос. Она захихикала.
– И дом пропал бы, – сказала она, посерьезнев.
– Камень не мог пропасть, – возразил он. – Он ведь оказался у хозяйки! У хозяйки дома!..
– Хорошо, что она здесь, – согласилась женщина. – Кофе добавить?
Меркурьев еще раз оглянулся на Муру, наклонился к ее уху и прошелестел:
– Кто это?
– Старик со старухой, – ответила Мура. – Которые жили у самого синего моря!
– Так они молодые совсем! Как мы!
– Ну да, – согласилась она. – Молодые.
– Подожди, – сказал Василий Васильевич. – Сейчас, сейчас! Это смотритель маяка и его жена?
Мура кивнула.
– Это они там пили кофе и слушали музыку?
Мура опять кивнула.
– А «Философия Канта» их рук дело?
Она опять кивнула.
– А богдыхан с отломанной башкой?
– Они не могли допустить, чтобы дом пропал, – прошептала Мура. – И помогали нам, как умели.
Зазвучали шаги, Меркурьев оглянулся. Мимо них прошел Иммануил Кант в пальто и с ковровым саквояжем.
Увидев сидящих за кофе, он приподнял шляпу, приветствуя их, а потом повернулся к Василию Васильевичу и Муре.
– До свидания, молодые люди, – сказал он галантно и зашагал к двери.
– Вот и все, – задумчиво произнесла Мура, когда Кант шагнул за порог.
За столиком уже никого не было.
Василий Васильевич помолчал.
– Мы их больше не увидим? – спросил он наконец.
Мура вздохнула:
– Я пока не знаю. Я многого еще не знаю, Вася.
Вокруг кафедрального собора лежал снег, и это было очень красиво – чистый снег на изумрудной траве! Липы, еще не совсем облетевшие, время от времени роняли на снег холодные желтые листья.
Мура фотографировала листья на снегу, и ей казалось – это самое прекрасное, что она видела в жизни.
Василий Васильевич слепил слабый снежок, кинул и попал ей точно в серединку того места, в которое метил.
– Вася!
– А?
Мура возмущенно поднялась с корточек, отряхивая сзади пальто.
– Ты бы лучше по сторонам смотрел – ведь так красиво!
Василий Васильевич подошел, смачно поцеловал ее в губы и согласился, что красиво и он смотрит как раз куда надо.
– А где наши? – вырываясь и поправляя шапку, спросила Мура. – Только что здесь были!
– Жека! – позвал Меркурьев. – Жека, Жека!.. Сейчас он их приведет.
Тотчас же из-за поворота аллеи выскочил несуразный пес с разлетающимися ушами и помчался к ним. За ним мчались две таксы, кудлатая болонка и неопределенное существо размером с крысу.
Жека Онегин имел уникальную способность сразу же сколачивать вокруг себя компании.
Он подбежал, с разгону прыгнул Меркурьеву на джинсы, завилял хвостом и заулыбался. Остальная шайка развалилась, недоумевая, зачем они все мчались за Жекой. Последним свернуло в сторону существо, похожее на крысу.
– Как ты думаешь, это кто? – спросила Мура про существо.
Василий Васильевич не знал.
– Жека, где хозяева?! Веди их! Веди давай!..
– Мы здесь, Вась!
Кристина подбежала, очень озабоченная. Рукой, на которой сиял громадный изумруд, она поправляла волосы, засовывала их под капюшон. Саня приближался неторопливо, как нефтеналивной танкер.
– Мур, вы еще гулять хотите, да? Мы, наверное, поедем! Там Соня одна зашивается!..
– Ничего она не зашивается, – перебил танкер. – И не одна она вовсе!.. Маманя моя приехала, а она конь-огонь! Вот только, – он погрустнел, – собак не любит.
– Да пусть не любит, – быстро сказала Кристина. – Это же наша собака, и живет с нами! А мама твоя Жеку уже почти любит!..
– Мур, мы поедем, да?
– Мы с вами, – тут же вызвалась Мура. – Я тебе помогу.
– А спиритический сеанс? – спросила Кристина. – Будет? Ты мне обещала!
– Будет тебе сеанс! Хотя я не понимаю – зачем? На суженого гадать уже поздно, ты замуж давно вышла…
– Вот именно, – вставил Саня. – Чего теперь гадать, только время зря тратить, когда все и так ясно!