– Когда Лючия, то есть Людмила Огородова, отправилась сюда, мы навели справки, прошерстили всех гостей и поняли, что на этот раз ее цель – старинный изумруд редкой чистоты, необычайного размера и уникальной огранки.

– Мой? – зачем-то спросила Кристина.

– Твой, твой.

Стас поднес Софье стакан. Вид у него стал менее мрачный. Он слушал с интересом.

– Они планировали украсть камень. Это очень просто! Двери здесь не закрываются, за кольцом по-хорошему никто не смотрел!

– Я смотрела, – пробормотала Кристина и опустила глаза. – Нет, я правда следила!

– Я видела, как ты следила! – возразила Софья.

– Подождите, – попросил Меркурьев на правах пострадавшего. – Получается, ты с самого начала знала, что Лючия охотится за кольцом?!

Софья, совершенно изменившаяся, закатила глаза:

– Ну, разумеется! Я и возле трупа того бедолаги не стала светиться, чтобы всю операцию не провалить! Я сидела здесь, в доме, и следила за Лючией. Поначалу я решила было, что ее сообщник Стас, мы же не знали его в лицо!..

– Я не сообщник! – крикнул компьютерщик и покраснел. – Что за ерунда?!

– Да, я знаю, – отозвалась Софья хладнокровно. – Ты не сообщник. Тот ждал ее возле развалин охотничьего домика. Меня на него навел Вася, который решил проследить за Лючией. Из романтических соображений, а, Вась?

– Нет, – буркнул Меркурьев. – Из детективных.

– Я видела их, видела Васю в кустах. Слышала, как этот тип в кепке назначал ей новую встречу – послезавтра в это же время. И отправилась в лес – в то же время послезавтра. Все остальное вы знаете.

Последовало некое смятение, во время которого все говорили разом, а Жека Онегин отчаянно брехал, потом Меркурьев спросил:

– Нет, подожди. Ты была в лесу. Тоже в кустах сидела? Я, между прочим, никого не видел!

– Еще не хватает, чтобы ты меня видел, – перебила его Софья. – А сам наследил, как… как бегемот! Там кругом трава примята, ветки поломаны и отогнуты. Конечно, сообщник Лючии тебя засек.

– Засек, засек, – подхватил Василий торопливо, – и попер на меня с ножом. А ты на него бросилась?! Просто так?!

Софья засмеялась:

– Вася. Я офицер, работаю в МВД. На моих глазах преступники пытались убить человека. Я должна была вмешаться!.. Я присягу давала.

– Боже мой, – сказала Мура негромко.

– Но из всей этой возни ничего не вышло, да? – спросил Стас и вновь отошел к буфету. Все повернулись в его сторону. – Кольцо пропало! Героизм пошел псу под хвост, а? Вот этому псу, – он ногой показал на Онегина, – вот под этот хвост!..

Софья поставила свой стакан на стол и полезла в передний карман джинсов.

У Меркурьева перехватило дыхание, словно вот-вот он должен был увидеть нечто необыкновенное.

Софья с трудом выпростала из тесного кармана увесистое кольцо.

Нинель Федоровна ахнула. Мура закрыла глаза, стиснула Меркурьеву руку, а потом захлопала в ладоши. Кристина завизжала и бросилась Сане на шею. Он подхватил ее и закружил. Жека загавкал. Виктор Захарович перекрестился.

– Откуда оно у тебя? – спросил Меркурьев.

– Оно все время было у меня.

– Как?!

– Я забрала кольцо, когда поняла, что украсть его проще простого, – сказала Софья совершенно хладнокровно. – Я решила, что лучше забрать и спрятать, чем потом его искать. И еще неизвестно, найду ли.

Кристина оторвалась от Сани, ринулась к Софье и обняла ее.

– Мне маме нужно позвонить!!! – кричала она во все горло. – Прямо сейчас! Она же не знает! Она ночей не спит! Они с папой там пропадают от ужаса!.. Саня, оно нашлось, нашлось!..

Кольцо переливалось на ладони Софьи, словно внутри у него горела лампочка. Василий Васильевич не мог оторвать от него глаз.

– О господи, – пробормотала Нинель Федоровна и закрыла глаза, – великий боже…

– Держи. – Софья сунула изумруд Кристине. – Я не знаю, зачем ты его везде таскаешь!.. Такие вещи существуют не для того, чтобы их носить.

Кристина, пританцовывая на месте, трепетно пристроила кольцо на руку и полюбовалась на него.

– Его нельзя не носить, Сонечка, дорогая, – сказала она умоляющим голосом. – Оно должно быть все время на свету, на людях! Так положено.


– Я тебе говорю как профессионал, его положено хранить в банковской ячейке.

– Какое счастье! – повторяла Кристина, приплясывая. – Как хорошо, что оно нашлось, спасибо тебе, Сонечка!.. Я так боялась, что оно пропало, а оно на месте!..

– Истребление женщин нам больше не угрожает? – спросил Василий Васильевич, и Софья посмотрела на него как на сумасшедшего. – Святая инквизиция потерпела поражение?

– Ты зря шутишь, Вася. – Кристина подбежала и потрясла его за руку, будто поздоровалась. – Мне правда маме нужно позвонить!.. Сань, где мой телефон? Или свой дай!..

– Ты ловко притворялась, – сказал Меркурьев Софье. – Никаких сомнений! Глупая девица, несет всякий вздор то про семь цивилизаций, то про Коляна, который на прииск уехал.

– Работа такая, – пояснила Софья.

Она прошлась по гостиной туда-сюда, подергала чугунный засов и распахнула дверь на террасу. По комнате пронесся холодный балтийский ветер, всколыхнул занавески, море близко сказало:

– Шу-уф!

Жека Онегин встопорщил несуразные уши.

– Спасибо тебе, – сказал Виктор Захарович Софье. – Такую тяжесть с наших плеч сняла! Где бы мы его искали, камень этот, если бы жуликам он достался?.. У меня в доме сроду ничего не пропадало, а тут такая оказия случилась! Спасибо. По гроб жизни тебе обязан!

– Обязаны?

Софья стояла в дверном проеме, кулачки засунуты в карманы, вид решительный.

– Так и есть, – подтвердил Виктор Захарович. – Чем отплатить, не знаю. Кабы не обстоятельства, позвал бы тебя приезжать в любое время, живи на здоровье, а сейчас и этого не могу.

– Хорошо, – согласилась Софья. – Раз уж вы обязаны!.. Ответьте мне на один вопрос, только честно.

– Спрашивай, на все отвечу!.. Врать смолоду не приучен.

Мура глубоко вздохнула, Меркурьев посмотрел на нее. Щеки у нее горели.

– Почему вы взялись меня искать только после смерти матери? И почему, когда я вам написала, вы ничего не ответили? Даже не захотели со мной встречаться?

Нинель Федоровна вскрикнула.

Виктор Захарович посидел молча, потом полез во внутренний карман, медленно извлек таблетку, кинул ее в рот, закрыл глаза и оперся о спинку дивана.

– Вам плохо? – осведомилась Софья, не делая ни малейшего движения, чтобы подойти к нему.

– Ничего, ничего, – пробормотал старик. Губы у него посерели и утончились. – Сейчас отпустит. Посижу немножко…

Все молчали, прятали глаза, только Жека Онегин восторженно смотрел на хозяина и время от времени принимался молотить хвостом по ковру.

– Во как, – сказал наконец Саня. – А ты мне, Вась, дочь, дочь! Где дочь? А она – вот где!..

– Я напросилась на это задание, когда узнала, кому принадлежит дом, – продолжала Софья. – А принадлежит он моему так называемому отцу!..

Она взяла стул, подтащила к дивану и устроилась напротив Виктора Захаровича, положив локоть на колено, а подбородок на ладонь.

– Когда пришел запрос, я сразу вам написала, – сказала она, рассматривая старика. – Мама была против нашего общения, но мне всегда хотелось узнать… – Она махнула рукой. – С тех пор прошел год, больше даже! Почему вы мне не ответили?.. Нет, я просто хочу это знать.

Виктор Захарович открыл глаза. Софья дрогнула, но не отступила.

– Почему вы мать выставили из дома, почему ни копейки ей не дали, почему вам все эти годы на нас было наплевать, – мне неинтересно. – Она улыбнулась. – Это все давно отболело. Но ведь я вам не навязывалась! Это не я вас разыскивала, а вы разыскивали меня! И не захотели даже поговорить! Почему?

– Соня, – вымолвил Виктор Захарович.

– Сериал, просто мыльное мыло! – воскликнул Стас. – Слушай, а может, ты память потеряла? Или пластическую операцию сделала? Так в сериалах положено!..

– Заткнись, – велел Саня. – Иди в буфет!..

– Виктор Захарович, – проговорила Кристина и оглянулась на остальных. – Вам плохо, да? Может, «Скорую» вызовем? А, Сань?..

Нинель Федоровна, безвольно сложив руки на коленях, смотрела в стену и молчала, и странно было, что она не говорит, не суетится, не предлагает помощь!..

– Я сейчас, – сказал старик и тяжело поднялся. – Я мигом…

Он оступился, Мура поддержала его под локоть, но он отстранился и направился в коридор, стараясь идти твердо.

Василий Васильевич разглядывал Софью. Она молчала, у нее было замкнутое, отстраненное лицо.

– А… кто тебе сказал, что отец вас выставил и никогда ничем не помогал? – спросил он наконец. – Мать?

Софья твердо взглянула на него.