Мура оглянулась и сказала про богдыхана:
– Господи, еще и голову приделал! Что он тебе покоя не дает?!
– Посмотри, он как новый. Нет, даже лучше нового!..
Мура подошла к столу, откинула с подноса салфетку и потянула носом.
– Ничего не чувствую, – пожаловалась она. – Когда не пахнет, есть неинтересно.
– Придется поесть, – тоном собственной бабушки сказал Василий Васильевич.
Он налил себе кофе – большую кружку, – Муре заварил чаю, разболтал в нем полбанки малинового варенья и принялся за яичницу. Мура ковыряла ложкой золотистую пшенную кашу.
– Что у нас есть, – начал Василий Васильевич. – Первое, труп. Ванюшка свалился с маяка. Все двери в доме были заперты, следовательно, кто-то видел, как он вышел, и дверь за ним закрыл. Но никто не признается.
Мура посмотрела на него и кивнула.
– Второе. На верхней площадке маяка ты нашла фонарь. Ванюшка шел с фонарем, следовательно, к походу готовился. Друг Саня уверен, что Ванюшка просто рисковый пацан, любит шалости и в этот раз тоже шалил, но неудачно. Фонарь Саниным выводам противоречит.
– Согласна.
– Третье – у Кристины пропал изумруд. Двери у нас никто не запирает, кроме меня, изумруд мог взять кто угодно. Или она сама его потеряла.
– Нет, – перебила Мура, отхлебывая чай из варенья. – Не потеряла.
– Откуда ты знаешь? А, от Канта с Бесселем, да? Ну хорошо, пусть его украли, а не потеряла. Вокруг изумруда какая-то непонятная возня. Лючия сразу сказала, что это не драгоценный камень, а подделка, Бессель сказал, что мы должны его найти, еще я слышал разговоры в коридоре, тоже про камень. Кто там мог разговаривать, я так и не понял.
– Мало ли кто, – туманно заметила Мура.
– Но их интересовал изумруд, – повысил голос Василий Васильевич. – Четвертое – Саня и Кристина куда-то провалились. Куда, непонятно. Или она все же сама спрятала перстень, или Саня его украл и решил уехать от греха подальше.
– В том, что он столкнул друга, ты его не подозреваешь?
– Нет, – сказал Василий Васильевич твердо. – Хотя я думал об этом. Смотри: если Ванюшка собирался ночью на маяк, значит, вряд ли он был сильно пьян. Он даже фонарь приготовил, дошел и по лестнице влез! То есть до положения риз он явно не набрался. Выпили они порядочно, мягко говоря. Виктор Захарович вел учет выпитого. Значит, налегал один Саня. К ночи он на ногах не стоял, кое-как добрался до отведенной ему комнаты и там упал замертво. Утром мы все его видели в столовой. Такое похмелье не сыграешь!..
Мура внимательно слушала, жевала кашу.
– Пятое – вот эта штука, – Меркурьев показал на богдыхана, который ласково улыбался глазами-щелками. – Кто и зачем положил его тебе в кровать?
– Чтобы мы выяснили, кто убил Ванюшку, – быстро ответила Мура. – Это как раз ясно.
– То есть здесь, в доме, есть некто знающий, кто Ваню убил, и жаждущий разоблачения злодея, да? Тогда кто это?.. Дальше. Лючия ведет себя странно. Она с кем-то встречается в лесу. Кстати сказать, завтра должна опять встретиться.
– Откуда ты знаешь?
– Я подсматривал, – признался Василий Васильевич. – И подслушивал. Она сказала про перстень – подделка, хотя даже мне очевидно, что в нем очень дорогой камень.
– Я прочитала про изумруды, – сообщила Мура. – Оказывается, чем он крупнее, тем в нем больше примесей. Больших камней чистой воды встречается так мало, что они ценятся дороже бриллиантов.
– Вот видишь. Непонятно, почему Лючия так сказала.
– Может, не рассмотрела?
– Все может быть, – то ли согласился, то ли не согласился Василий Васильевич. – За Лючией наблюдает Стас. Зачем он это делает, я тоже не знаю.
– С чего ты взял?
Меркурьев доел яичницу, одним глотком допил кофе и сразу же налил себе еще.
– Она ушла к развалинам охотничьего домика одна, едва от него отвязалась. В лесу встречалась с незнакомцем, я их видел. Потом я пошел через лес, дал крюка, вышел на пляж и столкнулся со Стасом. Он спрашивал, не собираюсь ли я приударить за Лючией. Если собираюсь, то он переключится на кого-нибудь еще, чтобы времени не терять.
– Ты собираешься за ней приударить?
– Нет пока. Еще Стас говорил, что не ходит в лес, но на одежде у него были репьи, а на сапогах семечки травы. То есть на пляж он тоже вышел из леса!..
– Может, он ее приревновал и следил за ней! – предположила Мура.
– Не может. Если бы ревновал, он не стал бы мне втирать, что ему все равно, за кем ухаживать.
– Наверное, ты прав.
– И еще книга «Философия Канта», – добавил Меркурьев. – Она всегда открыта на пятьдесят седьмой странице. Там сказано, что философ никогда не испытывал ни сильных страстей, ни сильных страданий. Когда бы я ни появился в вестибюле, она всегда открыта на этой странице!.. Это не ты развлекаешься?
И уставился ей в лицо ястребиным взглядом, чтобы распознать, когда она станет морочить ему голову.
Мурино лицо зашевелилось, задвигался кончик носа, и она громко, от души чихнула.
– Будь здорова, – пожелал Василий Васильевич.
Она кивнула.
– Мне нужно поговорить с Емельяном Ивановичем, – сказала она как будто виновато. – Я думала, думала и ничего не придумала. О какой девушке говорил твой Бессель?
– Это твой Бессель! Они все исключительно твои приятели, не мои!
– Я допью чай и схожу к нему. Если он… если он в доме.
– А они тебя не предупреждают, когда перемещаются туда-сюда между мирами и вселенными?
– Вася!
– Плохо, – заключил он. – Девушек у нас в избытке. Ты сама, Кристина, Лючия и Софья. Выбирай на вкус. Из вас пропала пока только одна Кристина, но искать ее мы не должны. Ты так говоришь.
– Не должны, она сама объявится. Но тогда кого искать?..
Они съели и выпили все, что им принесли, Мура натянула теплую длинную кофту с какими-то висюльками и бахромой. Странным образом кофта подчеркивала и обозначала ее формы, и Василий Васильевич засмотрелся.
– Ты что? – спросила она и вдруг покраснела.
Он подумал, что потусторонние силы, должно быть, читают его мысли, Муре они моментально становятся известны, и покраснел тоже.
– Я совсем не об этом подумал, – пробормотал он в полнейшей растерянности. – Я думал о колебаниях мембраны. Бессель описывал как раз колебания мембраны. Они очень отличаются от колебаний струн.
Во время его речи Мура одобрительно кивала. Конечно, он думал о мембранах, а вовсе не о колебаниях ее бюста!..
– Ты не станешь мазать лицо и рисовать на лбу точку?
– Бинди, – подсказала Мура. – Третий глаз называется «бинди». И гримироваться я не буду.
– Почему? Ты же мне втирала, что без грима никуда не выходишь!..
– Это уже не важно, – загадочно сказала Мура. – Я больше не боюсь.
– Кого ты боялась?
– Канта, – ответила Мура серьезно. – Я не знала, что они все про меня понимают, Вася! Когда он пришел, мне стало так страшно! Я же сразу поняла, что это именно Кант и что он явился, потому что я его звала! Ты даже не можешь себе представить, как это страшно.
– Не могу, – согласился инженер Меркурьев. – Ты мне лучше не рассказывай, я сразу злюсь.
Емельян Иванович жил в круглой башне на третьем этаже, прямо над комнатой Кристины. Чугунная лестница приветственно загудела, когда Василий Васильевич с Мурой стали подниматься.
– Пожалуйте, – откликнулись изнутри после того, как Меркурьев громко и деловито постучал.
Он открыл дверь, пропустил Муру и вошел.
Было совершенно очевидно, что в комнате никто не живет – она оказалась чистой и словно нетронутой. На круглом столе букет астр, рядом с кроватью квадратный восточный коврик, на покрывале ни морщинки. Ни вещей, ни книг, ни проводов, без которых немыслима и невозможна жизнь современного человека.
Собственно, и самого Канта в комнате не было.
Василий Васильевич закрыл глаза и снова открыл.
Опять начинается вся эта мистика, чтоб ей пусто было!.. Ведь кто-то сказал – пожалуйте! Он, Меркурьев, слышал это собственными ушами!.. Он не мог не верить себе и все же не верил, мозг жаждал разумных и правильных объяснений, но их не было, не было!..
– Здравствуйте! – излишне громко поздоровалась Мура. – Можно?
– Искренне рад, – раздалось в ответ, и они посмотрели друг на друга.
Больше смотреть было не на кого.
– Да ну, не может быть, – пробормотал Меркурьев.
Они продолжили оглядываться, и ни один из них не заметил, как в кресле возле холодного камина появился человечек в старомодном двубортном пиджаке.
Только что никого не было, в следующее мгновение появился человек! Он приятно улыбался и потирал маленькие ручки.
– Сегодня прохладно, – благожелательно сообщил он. – Вы не находите, молодые люди? Не желаете сесть?
Мура с решительным и немного испуганным лицом подошла и села напротив Емельяна Ивановича – на самый краешек кресла. Меркурьев остался стоять.