Потом медленно повернула ключ зажигания. Мотор завелся. Машина тронулась с места.



Дома Ирина выкинула в мусорное ведро оставшуюся смесь для вечернего чая, выпила успокоительного и не без содрогания вернулась в спальню. Проваливаясь в тяжелый сон, подумала, что надо сходить в парикмахерскую: волосы отросли вдруг слишком быстро.

Ноктурна очнулась с чувством странной тяжести. Словно тело приковали к кровати. С трудом оторвав от подушки свинцовую голову, пьяно оглянулась вокруг. Качнувшись вперед, достала до подоконника и подтянулась, опираясь на него, к окну. Дотронулась ладонями до прохладного стекла. С трудом залезла на широкий подоконник и открыла створки. Ночь не читалась так ясно, как вчера. Ее взгляд с трудом улавливал движение птиц и насекомых, она не видела, как в чашечках манжеток блестят капельки росы.

«Тебе плохо… – едва различала она то приближающийся, то удаляющийся шепот, будто то говорили волны невидимого моря, набегающие и уходящие от берега. – Ты… не с нами… ты… слаба… Ноктурна!.. Ноктурна… правь сегодняшней ночью… он… придет за тобой!»

«Он!» – Ноктурна испугалась и попятилась внутрь комнаты, чтобы захлопнуть окно, но руки хозяина уже вырвали ее наружу. Он понес ее над землей и сбросил с высоты в озеро. Она вынырнула оттуда сильной и свежей, попыталась раскрыть крылья, но он остановил.

– Не надо, сегодня ночью я вожу тебя.

Он посадил ее себе на спину между двух огромных кожистых крыльев с когтями. Они помчались так быстро, что она пригнулась к его спине, и, хотя он махал крыльями лениво и неторопливо, огни городов внизу пролетали как молнии, сменяя друг друга.

Коснувшись руками спины хозяина, она обнаружила, что тело его между крыльев и по хребту до шеи густо покрыто волосами и чешуйками. Он начал снижаться, и она, бросив взгляд вниз, увидела квадраты и не сразу поняла, что под ними плато Гиза. Они опустились на неровную поверхность пирамиды Хеопса. Ей показалось, они совсем одни. Хозяин сел на самую верхушку и, словно фантастическая гигантская горгулья, хищно свесился вниз, подняв наполовину сложенные крылья у себя над головой. Вдалеке Ноктурна разглядела огни Каира, и тоска по людям вдруг поднялась в ее душе удушливой волной, закружилась голова, и она была вынуждена сесть на камень, чтобы не упасть вниз.

– Смотри, – он простер руку, показывая ей на открывающуюся панораму, – они спят, и мы властвуем над ними. Смотри, Ноктурна, ты была рождена и сотворена для этого мира. Чтобы подчинить его власти ночи и сна. Чтобы мы правили всеми.

Ноктурна знала, что это неизбежно, и, когда он вновь потянул ее к себе, пошла покорно. Слияние с ним на этот раз наполнило яростью и ненавистью – жгучей и ядовитой смесью. От бешенства, от азарта, овладевшего ею, хотелось рвать и уничтожать все вокруг.

– Преступи последнюю черту, – велел он ей.

В отчаянии она знала, что не сможет остановиться.



– Мама? – Саша, разбуженный шумом, вошел в комнату и включил свет.

Но в комнате посреди страшного бардака стояла не мама. Она была выше, белее, волосы опускались ниже бедер, кончики пальцев были золотистыми, на голове, острыми тонкими иглами стремясь вверх, была надета корона. Ткани, в которые она была завернута, были мерцающими и полупрозрачными. Ее глаза были слишком светлыми, а лицо хоть и мамино, но не родное, а чужое, странное, иное.

– Иди сюда, мой хороший, – хищно оскалившись, пропела ведьма.

Саша попятился, золотые когти вцепились в его пижаму, он закричал.

– Посмотри мне в глаза, – мурлыкнула Ноктурна.

Свет ее глаз обжигал и мучил, от слишком яркого света он перестал видеть, вслепую вырвавшись, побежал, ведя рукой вдоль стены, к лестнице.

Она гарпией налетела на него, вонзила когти в кожу, и мальчик закричал от боли, падая на пол.



Она быстро наелась, но вместе с насыщением пришло понимание содеянного. И то, что еще оставалось в ней человеческого, пришло в ужас.

Она поднялась высоко над поселком, окруженным полями, над городом, который уже был освещен встающим солнцем и превращался в серые, страшные джунгли квадратов и прямоугольников крыш и лиан дорог. Она поднималась выше, в раздирающую грудь высоту, ей хотелось сгореть под солнцем, умереть здесь, в голубой выси, а не там, в грязном городе. Она испустила вопль, так похожий на крик отчаяния, но это был вопль радости. Она знала, что больше не вернется в этот город. Выше и выше, жар от солнца становился невыносимым, но она заставляла крылья двигаться и поднимать ее. Кожа стала трескаться как пересохший пергамент, она вопила от боли, но летела выше. Ей хотелось сгореть дотла. Но потом она просто упала в поля на сырую мокрую землю, покрытую сухими остатками прошлогодней и первыми ростками свежей травы. Дымясь от жара, она подняла голову и увидела вдалеке ангела.

– Габриэль! Габриэль! – В голосе ее слышалось душераздирающее отчаяние, и крик разнесся далеко над землей.

Ангел почувствовал, как сердце сжимается от жалости к потерянной душе. Но он не повернулся.

– Габриэль! Убей меня! – Она рыдала, но слезы не текли по ее лицу.

– Слишком поздно, – не оборачиваясь, произнес он. – Ты уже мертва.

Он ушел, и она вдруг начала дико хохотать и, одержимая гневом, встала. Да. Она умерла. Когда-то давно. Но вот снова воскресла. Теперь ей нужно обрести потерянную, разбросанную по всему миру мощь. Воплем она призвала к себе своих слуг. Одним взглядом послала их на охоту.

Ей поднесли пузырек с кровью, и, пригубив его, Ноктурна облизнула губы.

Процесс возрождения был завершен. Но крови говорящей с призраками было слишком мало.





Глава 3




Когда Настя прыгнула через костер, попав в полосу дыма и жара, она почувствовала, как все тело покалывает будто иголками. Но это было не болезненное ощущение, как при переходе в Иной город, а приятное и ласковое прикосновение. Рубашка вспыхнула на ней, горячий воздух ударил в лицо, но когда она приземлилась по другую сторону, боли и ожогов не было. А вот рубашка исчезла.

Она не успела ни замерзнуть, ни испугаться своей наготы. Исчезли женщины. Перед ней стоял демон.


Она скрестила руки на груди, боясь подняться. Он набросил на нее мягкий атласный алый плащ. Она завернулась в него и встала. Сердце гулко билось от страха: снова вспомнился сон в Венеции.

Демон легонько дотронулся до ее подбородка и поднял его, заставив посмотреть ему в глаза. Видимо, то, что он увидел в них, ему понравилось. Губы слегка дрогнули в улыбке.

– Здравствуй, Анастасия.

Жар растекался по телу, словно огонь теперь двигался в ее кровеносной системе, вспыхивая искрами золота.

– Я поступила правильно?

– Ты поступила так, как считала нужным. – Ладонью он приласкал ее щеку. Поцеловал в висок.

Костер внутри вспыхнул ярче. Странно, она ощущала себя совсем иначе с ним рядом. Желание было, но не было страшной зависимости от него. Вроде бы она теперь по-прежнему связана с ним, по-прежнему хочет быть с ним, но при этом остается самой собой. Но кем? Кто такая эта Настя, что вышла из костра?

Он набросил ей на голову красный капюшон.

– Нам пора возвращаться, Красная Шапочка, будь осторожна.

– Это мой лес, демон. Здесь волки мои друзья. – Впервые в жизни она посмотрела ему в глаза спокойно.

– Да! – Его глаза вспыхнули желтым светом. – Все так, все верно.



И она проснулась.

«Господи, ну и бред мне приснился!» – Настя потянулась, не желая вылезать из-под теплого одеяла. Мысленно пробежалась по делам, которые предстоит сделать сегодня: заехать в кафе к Пепе, потом на испанский, затем пробежка с Диего и тренировка. Хороший день.

Она села на кровати и ойкнула, когда увидела, что обнажена. А потом ее бросило в жар: на постели, напоминая кровавую лужу, лежал смятый алый плащ.

– Мама! – тихо прошептала Настя.

Значит, все правда. Она сиганула из окна. Была в лесу. Танцевала вокруг костра и говорила со старой волчицей. Прыгала через огонь. И предстала голой перед графом Виттури.

Завернувшись в плащ, она пробежала к шкафу, достала оттуда халат и переоделась.

Сердце стучало бешеным ритмом. Когда она умылась и переоделась, схватила сумку с учебниками и перед выходом вспомнила про черную коробочку, которую старалась носить с собой все время. Пожалуй, она заедет в агентство, может, Серж сможет открыть ее?

Она выскочила из дома, добежала до метро.

Ее не покидало ощущение, что реальность вокруг воспринимается несколько иначе. Но что именно изменилось, сказать было сложно.

В поезде она достала телефон, чтобы написать несколько сообщений маме.

– Здравствуй, Настя! – сказал пассажир, который опустился рядом с ней на сиденье.

Настя испуганно подняла голову и встретилась взглядом с красными глазами Азазелло. Демон сидел рядом с ней в метро, нижние клыки чуть приподнимали верхнюю губу, лоб бороздили морщины, одутловатое лицо, нездоровая желтизна, красные глаза… Да как другие пассажиры не разбегаются с воплями?! Она бросила взгляд на стекло напротив: рядом с ней отражался мужчина в деловом костюме. Понятно.

– Что тебе надо, Азазелло?

Демон растерянно моргнул, словно не ожидал этого вопроса. Настя помнила про взгляд василиска. Поэтому она отвернулась от него и уставилась в отражение напротив.

– Я пришел поговорить, не бойся, не съем. Я хочу, чтобы ты сделала кое-что для меня.

Она засмеялась:

– С какой стати?

– Чтобы спасти друзей.

– Это блеф.

– Это правда. Самаэль ведет опасную игру. Ты ведь умная девочка. Наверняка пыталась найти информацию о нем.

– Экгрегор Зла? Сатана? Виновник грехопадения человека? Ангел смерти? Я не верю. В тебе больше зла, чем в нем.

– Глупая девочка. Зло хитрое и расчетливое, думаешь, он просто так нянчится с тобой? Он готовит тебя к смерти.

Настя промолчала.

– Самаэль силен. Он всегда был одиночкой, стоит отдельно от остальных падших ангелов. Считает себя всемогущим. Он, а не Люцифер виновен в том, что человечество обречено. Мы лишь хотим свергнуть его. Ты же сама понимаешь, Настя, что он играет с людьми, заставляя их выбирать. А тебя он принесет в жертву.

Тошнота подкатила к горлу.