Их поход по архивам Парижа, в которых находились остатки того, что вывез Наполеон и не смог выкупить Ватикан, не дал результатов. Их охотно пускали, ведь архивы открыты для публики. А дальше либо граф представлялся, и перед ним с поклоном открывали двери, либо действовал Диего, гипнозом заставляя сотрудников идти навстречу странной компании.

Был солнечный полдень, когда они вышли из очередного архива.

– Есть еще пара мелких. Неподалеку. – Серж развернул карту.

– Думаю, мы справимся вдвоем с одним из них. – Итсаску утянула его прочь. Ей жутко надоело ходить толпой по Парижу, хотелось побыть с Сержем наедине, вдвоем копаться в проклятущих архивах, вдвоем гулять по набережной, подставляя лицо ветру, и пить кофе за круглым столиком на террасе.

Настя устало опустилась на скамью. Она на ногах уже шесть часов, и хотелось отдохнуть. От графа Виттури это не ускользнуло.

Он предложил остальным проверить второй пункт, отпустил домой уставшего Ильвира, а сам сел на скамейку к Насте. Перед ними была набережная Сены, слева виднелась алтарная часть собора Парижской Богоматери на острове Сите.

– Впервые в Париже? – спросил он.

Настя кивнула. Очарование города вдруг захватило ее, словно до сих пор она и не видела его вовсе. Остановившись, она смогла почувствовать его ритм и дыхание: взволнованно провожала глазами кораблики на реке, смотрела на туристов, которые позировали на мостах, на то, как солнце горит в стеклах домов, выходящих на реку.

– Твой невидимый друг рядом с нами?

– Нет, – Настя покачала головой, завороженно глядя на реку, – он все утро где-то пропадает. Может, наконец оставит меня в покое.

– Сомневаюсь, – улыбнулся граф Виттури. – Я бы на его месте от тебя ни на шаг не отходил. Кто еще будет так терпелив к такому, как он… Кто еще выслушает, покраснеет, пожалеет его…

– Мое терпение далеко не ангельское.

– Твое терпение гораздо крепче.

Некоторое время они сидели молча. Потом граф чуть приобнял одной рукой Настю за плечи и наклонился к ней ближе.

– Здесь, за нашими спинами, Латинский квартал. Лабиринты улочек, таящих в себе массу секретов и тайн. – Голос его убаюкивал. И поэтому следующий вопрос сбил с ритма: – Итак, чего желает прелестница? У меня есть полное собрание смертных грехов на выбор: наркотики, выпивка, безудержный секс…

– Боже, – Настя притворно зевнула, – все это примитивно и неинтересно.

– Раз так… – Он приблизился и, улыбаясь, как довольный кот, прошептал (она закрыла глаза от удовольствия): – Есть еще ящик свежей клубники и вкусный чай.

– Я вся твоя, демон, – рассмеялась Настя. – Что ж ты с этого не начал? Веди меня к грехопадению или как там его…

– Вообще-то это чайная, – смеясь, возразил он и помог ей встать.

Она взяла его под руку. Он не возражал, лишь посмотрел на нее своими карими глазами так, что у нее от счастья душа запела.

Сначала все было хорошо. Они пили чай с макарунами и клубникой, он рассказывал ей свои парижские истории, которых было немало. Время от времени демон попадал в Париж, и всякий раз город менялся, будто готовился к встрече: строил декорации, творил атмосферу. И это было волшебно: солнечный свет падал на их столик, освещал золотые искры в его глазах, ласкал его лицо, путался в черных кудрях. Перекаты его голоса ласкали слух, смех заставлял кровь бежать быстрее. Она вся погрузилась в его истории, перед мысленным взором проносились сцены французской революции, слышались выстрелы и крики, улицы заполнялись баррикадами, запах пороха щекотал ноздри…

А потом он вроде бы случайно накрыл ее руку своей, и Насте вдруг вспомнилась Лия, флирт, и она испугалась, что он провернет с ней тот же номер. Ей не хотелось быть такой самоуверенной до слепоты и радовать себя ложными надеждами. И она резко выдернула руку, словно обожглась.

Он замолчал. Она не поднимала глаз.

Потом посмотрела в сторону, на пару за столом. Двое были поглощены друг другом, обнимались так тесно, что даже неприлично, ворковали вполголоса. Разве они думали о вечности? О фальши? Они просто хотели быть друг с другом.

– У него есть девушка в другом городе.

– Ты вечно все портишь. – Она наконец перевела на него взгляд.

– Ты думаешь, это такая константа: счастье, радость, делить жизнь с другим. Верх романтизма и море заблуждений. Люди ныряют от счастья к горю, от чаяния к отчаянию. Они умирают за любовь, сражаются за нее, но, получив, не могут насладиться. Вы ищете вечной любви, а сами не способны нести ее вес.

– Говорить о любви с демоном – все равно что бросать камни в море в надежде, что заполнишь его.

В гневе она поднялась и выбежала на улицу. Он оставил деньги на столе и вышел за ней. Но не пошел следом, а встал, мрачно провожая ее взглядом. Потом наклонил голову и произнес:

– Выходи уже. Она ушла.

– Доволен? – Лика вышла из-за угла. Она была зла, если такое вообще можно сказать об ангеле. – Оставь ее в покое. Что ты хочешь от нее? Душу? Падения? Посмеяться? Ставишь новый опыт над человеком?

– Это время, Лика. Я так стар, что время моложе меня. Человеческая жизнь превращается в мгновение. Обесценивается погоня за душами, они никому не нужны. Мы сами цепляемся за секунды, потому что нам надоел их бег. Если бы остановить их жужжание, мелькание, – он прислонился спиной к стене и поднял глаза к небу, – в новой тишине я смог бы услышать что-то более ценное, чем ход времени, как считаешь?

– Демон, ты наказан за гордыню, ты призван сохранять гармонию по другую сторону оси.

Он усмехнулся:

– Тебе не надоело ходить за мной?

– Только так я могу предотвратить то, что ты собираешься сделать.

– Если я соберусь что-то сделать, Лика, то ни ты, ни все небесное воинство не сможете меня остановить. Уж ты должна это знать.


Лика смотрела на него с сожалением. Бедный демон, он сам запутался в этом деле так, что не знает, за какую нить потянуть. Она оперлась спиной о стену рядом с ним. Не сговариваясь, они стали невидимыми для пешеходов.

– Я верю, ты найдешь выход. Ты ведь всегда его находишь? – Синие глаза ангела тревожно вглядывались в профиль графа.

– Лика, я устал. Сколько тысяч лет продолжается эта борьба? Я делаю все, что могу, чтобы они жили, я предал ради них. Может, пора прекратить? Сама же видишь… Они все такие же. Жадные, завистливые, похотливые, а когда мне удается выловить из их массы светлую, яркую душу, они же сами стремятся ее уничтожить. Сколько можно?

Лика хотела обнять его, хотела подарить часть любви из своей души, но это было невозможно. Она ангел. Он демон. Они разные полюса, им даже прикасаться друг к другу некомфортно.

– Ты же спас меня. – Слезы текли по фарфоровому личику.

Демон посмотрел на нее, отвел глаза и отвернулся.

– Помнишь, ты сказал, что делаешь это просто так? Потому что тебе скучно? Это неправда.

– Лика… – Граф печально усмехнулся. – Как я мог пройти мимо ангела с подбитыми крыльями? Того, кого мои бывшие братья, архангелы, не захотели спасти, брезгливо отвернувшись? Как мог не ответить на твою просьбу о помощи? В конце концов, всем ангелам следует пасть хотя бы раз. Это весьма интересный опыт. – За его иронией слышалась боль.

– Мы ведь похожи с тобой… Я чуть не погибла из-за любви к смертному. Ты в отчаянии из-за Насти.

– Я не… – Демон сжал руки в кулаки, и черная аура заклубилась вокруг него. – Ты же знаешь, демоны не могут любить. Это просто долг.

– Демоны, может, и не могут. Но ты же больше чем демон, Самаэль. Ты – тот, кто ближе всех стоял к Нему.

– И ниже всех пал. И ничего не могу сделать, чтобы изменить предписанное. Сколько бы ни старался.

Лика оставила его наблюдать за людским потоком, а сама пошла за Настей. Ей было больнее за него, чем за себя. Как-никак, она сама нарушила первое правило ангелов: не испытывать влечения к людям. Влюбилась в душу мальчика. Приглаживала рукой его кудри. Шептала ему на ухо стихи. Наслаждалась его юношеской честностью и горячим стремлением изменить будущее. Когда он выступил с одой перед удивленными учителями, она испытывала материнскую гордость. И даже не подозревала, что горячая привязанность ангела к душе человека может привязать его и к человеку. Но он стал мужчиной. Страстным, легко увлекающимся женщинами. Как он умел обольщать, как искал в каждой из них музу, искренне и горячо поклоняясь каждой из них, ища вдохновение! А между тем муза всегда была рядом. Охраняла его. Спасала. Когда она поняла, что он примет участие в восстании, то сделала все, чтобы он в тот морозный день не смог появиться на площади. Она любила его уже не только за гениальность. Она любила в нем человека. И это стало пыткой: видеть, как он любит женщин, как ласкает их и раздевает, как они дарят ему свою нежность. Она чувствовала страсть. Желание опаляло ее щеки. Когда он спал, она приходила, садилась на постель рядом, ласкала его лицо, шею, грудь. Она уже была готова переступить черту и материализоваться перед ним.

– Не стоит. – Рядом с альковом спящего поэта появился человек в черном. Ангел вздрогнула, понимая, кто пришел к ней. – Если материализуешься, чтобы быть с ним, небеса накажут тебя.

– Как?

– Ты можешь стать мужчиной, ребенком… даже животным. Старухой. Он никогда не посмотрит на тебя. Ты обрекла его на гибель своей любовью. Архангелы готовят ему смерть.

– Я хочу спасти его.

– Тогда оставь.

Ангел знала, что он прав. Вместе они вышли из спальни.

Но искушение увидеть его снова было велико. Она сражалась сама с собой некоторое время, но потом снова вернулась в его город. Он стал семьянином, развил свой талант, но за его спиной зрел заговор. Увидев опасность, она в слезах бросилась в ноги демону:

– Спаси его! Умоляю! Дай ему другую судьбу!

Лицо демона стало серым от горя.

– Ты все-таки виделась с ним! Ангел, ты обрекла его на гибель. Я выторговал для него спасение у архангелов при условии, что ты оставишь его, в последний момент дуэль должна была отмениться. Но теперь… Мы потеряли его.

Они были там, на дуэли. Стояли вдвоем за спиной поэта, не в силах помочь. А за спиной его соперника стоял Михаил. Он молился. Проклятый лицемер.

Все, что оставалось: принять падающего раненого в свои объятия. В последний раз ласкать его кудри и целовать лоб. Она сама попросила демона остановить муки умирающего. Наблюдать за тем, как он угасает, не было сил. Они оба проиграли тогда. Дар исцеления пришел к ней сразу после смерти поэта. Словно извинение небес за боль, нанесенную ей. А красивое тело – будто наказание и проклятие.

Лика прикрыла глаза. И вот через века еще одна человеческая жизнь объединила их в бесполезной борьбе с небесами. Настя.





Глава 8




Иной Париж… Настя даже не почувствовала, как перешла границу. И только по тишине осознала, что уже не находится больше в живом городе. И конечно, собираясь на прогулку по архивам Парижа, меча с собой она не взяла. Без оружия, в тишине города ее каблучки стучали тревожно, а сердце сжималось от страха.

Зачем она снова в Ином городе? Что на этот раз готовит он ей? Надо ли вызывать демона? Или она справится?

При мысли о демоне Настя гордо хмыкнула. Ну уж нет. После того, что она сказала, звать его на помощь было бы все равно что попросить прощения. Сама справится.

Повернув бодро за угол, она увидела сидящего на мостовой человека и притормозила.

Мужчина в пальто сидел так, будто только что его сбила машина, растерянно оглядываясь вокруг. В нем совершенно ничего не сочеталось: пальто и одежда были классического кроя, деловые, словно он направлялся на заключение важной сделки, не хватало еще портфеля в руке, но при этом стрижка совершенно не клеилась с образом: это был ирокез, выкрашенный в ядовито-зеленый цвет. Настя подошла ближе, мужчина поднял на нее глаза. Они были синие, он был весьма красив, молод, но ирокез, густо унизывающий уши пирсинг, татуировка, вьющаяся по шее, – все это никак не вязалось с его одеждой и абсолютно потерянным взглядом.

– Привет. – Настя помахала на всякий случай рукой. – Ты кто?

– Где я? – Голос был хрипловатым от волнения. Парень рассеянно смотрел на свои руки и трогал одежду.