Вот в этом и суть. Никому достаточно долго не придет в голову сделать столь нетривиальное. Потребовались годы, чтоб серьезным ученым дойти до этой идеи.
Очищение тоже сложно, и здесь у меня идей нет. А проблема существует. Только чистый пенициллин помогает. Брать напрямую выращенную культуру – можно и уморить пациента. Правда, есть шанс спасти, но лучше не рисковать. Так и угробить идею недолго. И нельзя забывать про существование некоторого количества людей с аллергией, из-за этого в сороковые погибали люди, пока не сообразили врачи, что что-то не так. А я заранее в курсе и могу отсечь неподходящих при помощи элементарной проверки. Еще один плюс.
– Потому что я не химик и не провизор. Мне нужны результаты, которые никто не оспорит. Тем более тыкая не совсем в стандартные занятия и прошлую юродивость.
В помещении снаружи хлопнула дверь в очередной раз. Не толпы, но все ж ходят люди вечером. Феликс был прав, отказываясь закрыться. Неразборчиво побубнили голоса, а затем дверь без стука открылась. Михаил заявился. Я давно понял, что свел нас совсем не случайно. В принципе, необходимые материалы можно было добыть и в другом месте, не будь я столь малосоображающим в окружающем мире и практически неплатежеспособным. Просить у Ульяны меньше всего хотелось. Она б начала въедливо выяснять зачем, а объяснять не очень хочется. Чем меньше знают окружающие о моих возможностях, тем спокойней.
Мой репетитор свел с другом. Тому лечение, мне польза. Какая разница, выиграл нечто для себя или по знакомству помог. Любая практика полезна, и знакомство многообещающее вышло.
Михаил охотно присоединился к импровизированному застолью, когда объяснили, в чем дело. Он уже перестал стесняться ученика по части еды. Угощают, значит, надо брать.
В какой момент речь зашла о прогрессе, уж и не смог бы ответить. То есть мои самобеглые кресла для инвалидов сами по себе повод, и реальный, но где там связь с суфражистками, не успел заметить, отвлекшись. Такое бывает в разговоре, когда перескакивают с одного предмета на другой.
– Нет, – сказал на пассаж Михаила про замечательные достижения американской демократии. Вечно либералам США светоч в окошке. – Мало написать, есть право на то или это. Надо добиться осуществления. Не такие уж они замечательные. В Новой Зеландии и Австралийском союзе право голоса для женщин еще в конце девятнадцатого века ввели. Не вспоминая про Польшу, Германию и Канаду после Великой войны. Даже у нас в России, и то в тысяча девятьсот семнадцатом году закон приняли.
– Можно подумать, им пользуются, – пробурчал Феликс.
– Кто хочет – вполне. Если бабы не голосуют, так потому, что с ними нормально не работают. Ходили б агитаторы по домам, разъясняя политику, баланс в Думе давно бы сдвинулся.
– Ага, – иронически сказал Михаил. – И многое бы изменилось. Никто не заметил, у нас президентская республика с бессменным Корниловым? А как на последних выборах совершенно беззубых лидеров оппозиции избивали и сажали под административный арест без предъявления обвинений? Выйдите на улицу и выскажитесь отрицательно о Лавре Георгиевиче, и вся наша свобода сразу станет видна.
– Это все временные явления, – небрежно отмахиваюсь. – Рано или поздно все изменится.
– Твоими устами да мед пить, – усмехнулся Михаил.
– Понимаете, я смотрю несколько отстраненно на недавнее прошлое. И представляется, кто б ни пришел к власти после Великой войны, социалисты того или иного толка, технари или даже монархисты, они были бы вынуждены работать по одним рецептам. В Российской империи накопилась масса проблем и противоречий. Их могла сгладить победоносная война, да вот не вышло. Кстати, не понимаю причин, по которым власти не сделали выводов из русско-японской. Революционный взрыв с необходимостью начать политические реформы неминуемо должен был повториться. Военное положение с трибуналом и виселицей по делам с антиправительственной пропагандой и нормирование продовольствия элементарно напрашиваются. Вся Европа пошла по этому пути. Французы свои полки расстреливали артиллерией. А Россия еле удержалась на самом краю.
Что лично меня крайне удивляет. Так и не обнаружил конкретной причины. Не могу заявить, так уж изучал это время. В самых общих чертах, рассчитывая на более поздний заброс, и все же, на беглый взгляд, все шло как было, за исключением поведения Керенского. Он передумал, категорически не устраивает. Нечто произошло серьезное. Другое дело, мне искать точку изменения неинтересно. Я живу позже, и исправить ничего нельзя. Между прочим, не уверен, какой вариант предпочтительней. Разница – там я точно знал, какую информацию подкинуть. Здесь приходится импровизировать.
– Нынешняя власть очень правильно стремится построить тяжелую промышленность, проталкивая нужные проекты. Тут не о чем спорить. Государство при любом правлении: красном, розовом, хаки или серо-буро-малиновом – должно наращивать промышленный потенциал. Отставание экономики от других держав смерти подобно. Достаточно вспомнить снарядный голод, отсутствие собственного производства грузовых машин, двигателей и прочих важнейших для развития вещей во время войны.
Приходилось уже выслушивать жалобы от самых разных людей, когда заходил разговор о недавнем прошлом. Хоть это в здешнем мире ничем не отличается от учебников.
– И очень правильно, когда параллельно речь идет о построении государства нового типа, где правят не деньги, не титулы, а некое общее мировоззрение. Полагаю, многих раздражает подчеркнутая русскость и православность. Я тоже считаю это лишним. Зачем противопоставлять себя минимум трети населения? Упор надо делать на солидарности интересов населения, а не противопоставлении народов. Правительство должно стремиться улучшать жизнь подданных независимо от пола, религии, национальности или цвета кожи. Оно обязано обеспечить юридическое равноправие для всех.
Кажется, нечто такое провозглашалось при создании США, но давно ушло по причине положительной дискриминации. А идея для любого времени актуальная. Уж мне-то точно близкая. Я несколько лет служил с парнями со всей Европы, с самыми разными предками. И мы не смотрели на происхождение, прикрывая камрада. А потом началось. Я был слишком белый и подчеркнуто немец. Вечно из-за этого проблемы с карьерой под лозунгом: «Все люди важны, но некоторые важнее». Больной вопрос. Это здесь я правильный русский, а там сколько ни говорили об одинаковом отношении, делились на кластеры и тащили своих.
– Гарантировать возможность социальных лифтов каждому.
– Занятное выражение. Не приходилось слышать, – сказал Михаил.
Похоже, опять понесло с чужим для данного столетия лексиконом. Но ведь на ком-то нужно проверить мысли? Прежде не смел делиться ни с кем.
– Я подразумеваю возможность подняться с самого низа до самого верха. У нас ведь нет сословий. Отменили в феврале семнадцатого года. Значит, и не существует ограничений. Да, я понимаю: ребенок состоятельных людей получит преимущество, имея с детства доступ к получению качественного образования. Но он вовсе не обязательно ума палата. При поступлении в университет или получении работы важно ориентироваться на результаты и талантливых учеников поддерживать государственными стипендиями. Не по национальной норме смотреть, а достижениям! Это ж какой стимул для развития и отсев никчемных, занимающих зря место.
Михаил непроизвольно кивнул. Ему такое не могло не понравиться. Только я от сердца говорю. Уж больно хорошо знаком с достижениями будущего по части «чтоб никого не обидеть». По факту все всё равно недовольны и требуют большего для своей группы. И отбирают не по способностям, а массе дурацких признаков от цвета кожи до индекса лояльности. Половину времени в своем институте убивал на протаскивание в обход всевозможных постановлений нужных специалистов. Потому что профессионалы и квота для его категории малосовместимы.
– Вы ж в курсе, – говорит Феликс, похоже, и его поднятый вопрос задевает, – российская идеократия пытается создать систему взаимных обязательств не только со стороны гражданина, но и вообще всех субъектов, начиная с самых верховных органов власти. Права тут имеют второстепенное значение, и о них нет смысла даже говорить, место прав занимают так называемые гарантии без всякого фундамента. Сегодня они есть, завтра отменят. На то и существует конституция, которую у нас игнорируют.
– В Великобритании, – отмахиваюсь, – конституции никогда не существовало. А Хартия вольностей принята отнюдь не для каждого, а исключительно для высокородных. Сложность в том, – налив остатки по мензуркам и выпив после чоканья, – что человечество в целом не особо умное. Оно любую замечательную идею непременно доведет до абсурда. Я уж молчу о динамите, который должен был остановить войны, по мнению Нобеля. Проблема не только России, а любого общества в усложнении и увеличении бюрократии…
– Это преувеличение, – возражает, считая, что подловил, Михаил, – империя страдала от малого количества чиновников, их численность в пропорции к населению чуть не в разы меньше французских, английских и немецких.
– Ситуация с успехом меняется сейчас, – бью фактами из им же данной брошюры, – когда количество министерств выросло по сравнению с дореволюционным минимум в пять раз! В газетах легко обнаружить упоминания в разделении и создании новых.
О черт! А ведь «Законы Паркинсона» еще не написаны! Почему бы мне не заняться. Какая занятная мысль. Все куда-то бегу, спешу. Нет бы сесть и серьезно подумать. Даже книгу «Как заводить друзей и добиться успеха» можно накалякать. Буду первым на данном поприще. Глядишь, прославлюсь.
– На первых порах, – продолжаю гвоздить, – поддержка государства дает прекрасный результат. Лет на десять – пятнадцать. А дальше… Начав нечто регулировать, в нашем случае – экономику, правительство будет стремиться как можно больше охватить и контролировать отрасли. Оно не успокоится, пока все и вся не поставит под написанные правила, включая цены и прибыль. И это опаснее всего. Развитие останавливается. Экономику движут не гигантские корпорации, а новации. И придумывают их чаще всего простые люди или в мелкосредних фирмах. Причина буквально на поверхности. Конкурировать с огромными компаниями можно лишь при условии, если твой продукт дешевле или прорывной. Ничего такого еще на момент появления твоей идеи не предлагают. В этом соль капитализма. Отнюдь не в эксплуатации. В желании получить прибыль у простого человека. Компания и так получает стабильно, ей не особо нужно изменять ситуацию. Напротив, придется перестраивать всю производственную цепочку. Именно поэтому гигантские фирмы неповоротливы и вряд ли когда-нибудь смогут окончательно уничтожить мелкие. А когда государство пытается давать указания производственникам или аграриям, оно гробит все в стремлении регламентировать каждый чих. Собственно, вы ж, Михаил, не так давно и приводили в пример указы Петра Первого. Сколько должно быть окон и какой ширины ткань. В результате текстильная промышленность не рождается, а работа на дому прекращается. И никакого ткацкого станка в России не изобретают. Некому. Государственному предприятию проще купить за границей.
– Очень любопытные тезисы, – сказал Феликс, когда я замолчал. – Вот что значит посмотреть свежим взглядом. В таком виде я еще не слышал.
– Согласитесь, – заявил Михаил. Что меня поражало, они с друзьями на «вы». И Катя к родителям тоже так обращается. Другие нормы воспитания. – Ведь таким образом очень наглядно объясняется причина длительного главенства Великобритании. Там буржуа мог стать дворянином, аристократ не чурался коммерции, да и король не правит.
Ну да. Только еще круче. В семнадцатом-восемнадцатом веке любой разбогатевший крестьянин мог стать бароном. Если цифра у аристократа маленькая, например, седьмой герцог Вестминстерский, – можно не сомневаться: новая аристократия из местных, купивших или получивших дворянство в те времена. Граф нумер четвертый вообще выскочка. А чтоб далеко не ходить, фамилия Спенсер, тот самый Черчилль, происходит якобы из нормандского рода, но до четырнадцатого века никто его предка не знал.
– Подходит для причины бурного развития США, где все эти Карнеги начинали с низов.
Что, уже написал Карнеги свою книгу? Облом[12].
– Там у них вполне действует этот самый… лифт, давая положительный итог. И не зря президент Вильсон протолкнул антимонопольные законы и бился с Рокфеллером.
– На первый взгляд идеи достойны развития, – пробормотал Феликс, – но без серьезной работы по статистике – чистая публицистика без доказательств. Тут трудов на диссертацию по экономике, да ведь не допустят такую тему к защите. За критику существующих порядков цензура примет. Не те времена, чтобы дулю в кармане держать. Кстати, – встрепенулся. – Начинали мы с права женщин голосовать. Ну-ка, Николай, – посмотрел с ехидцей, – как довести эту идею до абсурда?
Ха! Нашел, чем подкалывать.
– Как и все прочие, легко, – говорю, допив остатки бурбона. В голове чуток шумит, но не пьян. При моем весе и здоровье треть литровой бутылки совсем ерунда. – Женщины требуют право голосовать за политиков, которые решают их судьбу. Справедливо? Безусловно! Идем навстречу. Потом они требуют позволить им учиться и работать. Справедливо? Конечно! И тут уже появляется маленький, но существенный нюанс. На самом деле женщины и так работают. Просто это не те женщины. Любая крестьянка или работница на фабрике, швея или молочница пашет не меньше любого мужчины. Им деваться некуда. Детей кормить надо. Сидеть дома и воспитывать могут себе позволить лишь те, супруги которых получают достаточно для содержания всей семьи. Выходит, в данном случае суфражистки просят не право трудиться, их у него никто не отнимал. Они хотят высокооплачиваемую должность.
– Но это же справедливо, говоря вашим лексиконом! – азартно вскричал Феликс. – В конце концов, они имеют образование, позволяющее претендовать на нечто большее, чем работать прачкой.
– Безусловно. И отвратительно отказывать в возможности учиться и получить профессию. Пройдет лет тридцать, и новое поколение уже не будет удивлять женщина врач, адвокат или даже прокурор. Ах да! Они захотят равной оплаты. Что опять же справедливо. Но что это означает на практике? В мужской мир внедряются. Ну, так и докажи, что ты лучше. На самом деле новое поколение суфражисток станет требовать не равенства достижений, а равенства количества. То есть женщин половина, значит, в любой компании на руководящих должностях их должно быть не меньше. Заметим, не в таскании шпал или за токарным станком, а на престижных должностях. А политики заинтересованы в голосах слабого пола и протаскивают в Думу или английский парламент женщин, привлекая на выборах их соратниц таким действием. А депутатки пробивают нужные законы. Уже не равенство, а преимущество при назначении слабого пола. Потому что их столетиями дискриминировали, и надо качнуть маятник в противоположную сторону. Справедливо? А вот уже нет. Требования равенства превращаются в требование преимущества. А куда деваться политикам, когда им нужны женские голоса? И спираль идет на новый оборот.
– Неприятную картину рисуете, – пробормотал Михаил.
– О, на самом деле все еще хуже. Огромное количество женщин станет стремиться получить образование. Им нужно быть лучше мужчин, чтоб получить высокооплачиваемую работу, и это нормально. Но такая станет делать карьеру в первую очередь. У нее нет времени на семью, воспитание детей. Да она просто рожать не хочет, чтоб не мешали подниматься по служебной лестнице. Кому нужны работники, убегающие в самый ответственный момент каждый месяц. И «дети заболели» для хозяина компании не оправдание, а жирный минус. А раз ребенок лишний, зачем замуж выходить? Причем достаточно быстро будет изобретено оправдание на уровне идеологии. Мужчины нас используют, а мы способны сами существовать. Кстати, отсутствие детей означает еще и дополнительный доход. Тратиться на них нет необходимости. Можно позволить себе намного больше. Конец традиционной семье, падение рождаемости и уменьшение населения Земли. Старение населения и отсутствие трудящихся.
– Механизация.
– Конечно. Только изобрести машину, заменяющую старые трубы и вычерпывающую дерьмо из забитой канализации, не так просто. Кто-то и этим должен вручную заниматься. Одна радость, мы этого не застанем. Помрем раньше. И выход один. Реальное равноправие без преимуществ кому бы то ни было по каким бы то ни было причинам. Только, извините, я не вижу, как заставить всех это понимать. У каждого свой личный интерес, далеко не всегда совпадающий с общим, а уж думать на столетие вперед никто не станет. Политики решают сиюминутные задачи, максимум на год вперед заглядывая. А простые люди думают о своей шкуре, а не о судьбах разумных нашей планеты.
Глава 14
Первый раз в Москве
Паровоз, протяжно свистнув и выпустив клубы пара, замедлил ход. Добираться до Москвы проще простого. Поезда идут мимо Подольска регулярно. Всего часа два в «зеленом» вагоне, где только сидеть можно на лавках, а отдельного купе с диванами не предусмотрено, совсем дешево, чуть меньше рубля. Можно было и вовсе в «серый», четвертого класса, вагон, но Феликсу это могло показаться обидным. Все ж не лапотник и с мордами под сотню, как сельдь в бочке, сидеть не мечтал.
По перрону снуют носильщики, предлагая за несколько копеек отнести багаж к извозчику. Поскольку у нас всего по небольшому баульчику, мимо проходят, даже не посматривая вопросительно. Наверняка не любят таких пассажиров, да и обычно нечего ловить рядом с низшими категориями вагонов. Эти свое дело туго знают и сразу направляются в голову поезда, где солидные дяди раскатывают в первом-втором классе. А я не обидчивый. Могу и на трамвае вместо таксо. Здесь даже автомобили для этой цели имеются.
Гостиницу назвал еще до поездки Феликс. Не для сильно обеспеченных, однако вполне прилично смотрится. Грязи не наблюдается, персонал вежливый. Снимаем нумер на двоих за два с половиной рубля в сутки, что почти нормально. В Москве цены запредельные. Однокомнатная квартира на окраине за месяц аренды – пятнадцать – двадцать рублей. А здесь туалет, ванная с горячей водой и даже телефон. Разговоры за отдельную плату. «Все включено» понятие пока неизвестное. Переглядываемся и расходимся. Столяров беседовать с начальством, я по своим делам. Сознательно с ним не иду. На презентации он должен говорить от своего имени, а то прозвучит несолидно. Я все ж смотрюсь молодым парнем, да еще и не имеющим образования. Даже гимназию не окончил. Впрочем, детали совместно обсудили. Надеюсь, внял. Я столько раз в прежней жизни впаривал инвесторам всякое разное, что дал набор четких тезисов не задумываясь.
На выходе швейцар (?) – странное слово, не из страны Швейцарии явно, произносит заговорщицки-интимным шепотом:
– Не желаете-с девочку? На любой вкус и недорого.
Вот это «с» в конце очень часто добавляла всякая прислуга. Вроде уважения – сударь. В нормальной жизни никто не употреблял, считалось старорежимным, и моментально работяги запрезирали бы своего, брякнувшего. А эти нормально, не стесняются.
– Дешево – это плохо, – говорю. – Видать, без «желтого» билета, и болезнь подхватить можно.
– Наши чистые! – Он обиделся. – Завсегда следим за этим.
Ага, вот так сразу и поверил. Каждый день с утра к венерологу.
– Если угодно, на любой вкус. Молоденькие, настоящие дамы, экзотические леди.
– Бледи.
– Мальчиков тоже можно, – после еле заметной паузы.
– Ты говори, – демонстрирую увесистый кулак, – да не заговаривайся. Извозчика мне!
Швейцар свистнул, и подкатила пролетка. Без особой охоты одарил гривенником. Так положено, объяснил Феликс. Душа не лежала разбрасываться монетами, не так просто достаются, да и сам мог подозвать, но в чужой монастырь со своим уставом не лезут.
Приехав, первым делом демонстративно растерянно осмотрелся, пройдя ворота, на которых бронзовые типы укрощали рвущихся коней. Какая-то стилизация под древность, абсолютно не вызывающая интереса. А вот кипящие от множества народа трибуны удивили. Теоретически вмещают семь тысяч, и вряд ли меньше сейчас там находится. Все ж будний день, среда. Еще и холодно торчать на ветру. Поздняя осень, по утрам иней, и без полушубка или шинели на улицу не сунешься. А этим хоть бы хны. Им всем больше заняться нечем?
– Молодой человек, вы впервые на ипподроме? – спросил появившийся неизвестно откуда господин в потертом чиновничьем мундире.
Здесь каждый второй ходит на службу в форме. Даже с погонами. Невольно приходится разбираться. Одно дело, когда на тебя рот откроет настоящий офицер или жандарм, и совсем другое, когда мелкая сошка из министерства сельского хозяйства. Как этот, например. Петлицы с колосом и чин, приравниваемый к поручику. На вид ему не меньше сорока, значит, не блистает талантами.
– Ваша правда. Впервые, – миролюбиво подтверждаю.
Я в курсе, многие верят в везение новичка. Ничего не соображающие, делающие ставки вслепую на «темных лошадок», часто выигрывают, и к их выбору иной раз присматриваются игроки со стажем. Этот именно из таких. Навечно влетевший с азартом в омут и проигравшийся вдрызг. Игроман та же болезнь, разве гораздо более опасная. Иной, и выиграв, тут же спустит снова. Родным сплошные слезы. Появится хоть немного деньжат, отправится делать ставку на тотализаторе. Тем не менее мне соображающий, где тут что, как раз пригодится.
Я всегда тщательно готовлюсь. В библиотеке работает старая грымза, ненавидящая детей. Они шумят, рвут книжки и мешают ей заниматься своими делами. Но я давно не ребенок и умею быть вежливым, когда требуется. Если кто-то всерьез думает, что можно быть начальником и не уметь при этом налаживать связи, – сильно ошибается. Речь не о деньгах, а о взаимных услугах, которые могут оказаться гораздо весомее. Слегка помог с болями в спине, не вылечил, возраст уже не исправить. Снял воспаление. Впрочем, это уже потом. А вначале пару раз принес подарок, показывая, что помню о помощи. Ничего реально серьезного, ей хватает и простенькой шоколадки. Или баночки меда. Да-да, оказалась жуткой сладкоежкой.
Она меня и облагодетельствовала подпиской за последний год журнала «Коневодство и конный спорт». Сам бы не догадался. Где искать информацию и не подозревал. В будущем задал вопрос – и сто тысяч ссылок, если без конкретики, по любому поводу, вплоть до откровенно глупых. А здесь единственное, до чего додумался, – посещение ипподрома. Для этого пришлось бы ехать в Москву, и неизвестно, насколько ответы тамошних работников оказались бы честными. Впрочем, в России таких мест двадцать пять, и можно сверить чужие откровения, да недосуг как-то мотаться.
Но у меня четкая цель. Не таскаться постоянно, ставя по мелочи, а сорвать крупный куш. Поскольку в лошадях разбираюсь меньше, чем ничуть, приходится идти иным путем. Незаконным.
Плевать. Не в первый раз. Я ведь не грабить кого собираюсь, хотя и мог бы достаточно просто. Подправить удачу. Поэтому, не полагаясь на советы, тщательно изучил результаты скачек. Я в курсе, любое казино всегда в выигрыше. Ипподром тоже. Он живет с надеющихся выиграть.
– Захотелось посмотреть, – сообщаю. – Может, и поставить.
– О! – счастливо воскликнул сомнительный специалист. – Это ж увидите незабываемое зрелище! Скоро начнется!
Очищение тоже сложно, и здесь у меня идей нет. А проблема существует. Только чистый пенициллин помогает. Брать напрямую выращенную культуру – можно и уморить пациента. Правда, есть шанс спасти, но лучше не рисковать. Так и угробить идею недолго. И нельзя забывать про существование некоторого количества людей с аллергией, из-за этого в сороковые погибали люди, пока не сообразили врачи, что что-то не так. А я заранее в курсе и могу отсечь неподходящих при помощи элементарной проверки. Еще один плюс.
– Потому что я не химик и не провизор. Мне нужны результаты, которые никто не оспорит. Тем более тыкая не совсем в стандартные занятия и прошлую юродивость.
В помещении снаружи хлопнула дверь в очередной раз. Не толпы, но все ж ходят люди вечером. Феликс был прав, отказываясь закрыться. Неразборчиво побубнили голоса, а затем дверь без стука открылась. Михаил заявился. Я давно понял, что свел нас совсем не случайно. В принципе, необходимые материалы можно было добыть и в другом месте, не будь я столь малосоображающим в окружающем мире и практически неплатежеспособным. Просить у Ульяны меньше всего хотелось. Она б начала въедливо выяснять зачем, а объяснять не очень хочется. Чем меньше знают окружающие о моих возможностях, тем спокойней.
Мой репетитор свел с другом. Тому лечение, мне польза. Какая разница, выиграл нечто для себя или по знакомству помог. Любая практика полезна, и знакомство многообещающее вышло.
Михаил охотно присоединился к импровизированному застолью, когда объяснили, в чем дело. Он уже перестал стесняться ученика по части еды. Угощают, значит, надо брать.
В какой момент речь зашла о прогрессе, уж и не смог бы ответить. То есть мои самобеглые кресла для инвалидов сами по себе повод, и реальный, но где там связь с суфражистками, не успел заметить, отвлекшись. Такое бывает в разговоре, когда перескакивают с одного предмета на другой.
– Нет, – сказал на пассаж Михаила про замечательные достижения американской демократии. Вечно либералам США светоч в окошке. – Мало написать, есть право на то или это. Надо добиться осуществления. Не такие уж они замечательные. В Новой Зеландии и Австралийском союзе право голоса для женщин еще в конце девятнадцатого века ввели. Не вспоминая про Польшу, Германию и Канаду после Великой войны. Даже у нас в России, и то в тысяча девятьсот семнадцатом году закон приняли.
– Можно подумать, им пользуются, – пробурчал Феликс.
– Кто хочет – вполне. Если бабы не голосуют, так потому, что с ними нормально не работают. Ходили б агитаторы по домам, разъясняя политику, баланс в Думе давно бы сдвинулся.
– Ага, – иронически сказал Михаил. – И многое бы изменилось. Никто не заметил, у нас президентская республика с бессменным Корниловым? А как на последних выборах совершенно беззубых лидеров оппозиции избивали и сажали под административный арест без предъявления обвинений? Выйдите на улицу и выскажитесь отрицательно о Лавре Георгиевиче, и вся наша свобода сразу станет видна.
– Это все временные явления, – небрежно отмахиваюсь. – Рано или поздно все изменится.
– Твоими устами да мед пить, – усмехнулся Михаил.
– Понимаете, я смотрю несколько отстраненно на недавнее прошлое. И представляется, кто б ни пришел к власти после Великой войны, социалисты того или иного толка, технари или даже монархисты, они были бы вынуждены работать по одним рецептам. В Российской империи накопилась масса проблем и противоречий. Их могла сгладить победоносная война, да вот не вышло. Кстати, не понимаю причин, по которым власти не сделали выводов из русско-японской. Революционный взрыв с необходимостью начать политические реформы неминуемо должен был повториться. Военное положение с трибуналом и виселицей по делам с антиправительственной пропагандой и нормирование продовольствия элементарно напрашиваются. Вся Европа пошла по этому пути. Французы свои полки расстреливали артиллерией. А Россия еле удержалась на самом краю.
Что лично меня крайне удивляет. Так и не обнаружил конкретной причины. Не могу заявить, так уж изучал это время. В самых общих чертах, рассчитывая на более поздний заброс, и все же, на беглый взгляд, все шло как было, за исключением поведения Керенского. Он передумал, категорически не устраивает. Нечто произошло серьезное. Другое дело, мне искать точку изменения неинтересно. Я живу позже, и исправить ничего нельзя. Между прочим, не уверен, какой вариант предпочтительней. Разница – там я точно знал, какую информацию подкинуть. Здесь приходится импровизировать.
– Нынешняя власть очень правильно стремится построить тяжелую промышленность, проталкивая нужные проекты. Тут не о чем спорить. Государство при любом правлении: красном, розовом, хаки или серо-буро-малиновом – должно наращивать промышленный потенциал. Отставание экономики от других держав смерти подобно. Достаточно вспомнить снарядный голод, отсутствие собственного производства грузовых машин, двигателей и прочих важнейших для развития вещей во время войны.
Приходилось уже выслушивать жалобы от самых разных людей, когда заходил разговор о недавнем прошлом. Хоть это в здешнем мире ничем не отличается от учебников.
– И очень правильно, когда параллельно речь идет о построении государства нового типа, где правят не деньги, не титулы, а некое общее мировоззрение. Полагаю, многих раздражает подчеркнутая русскость и православность. Я тоже считаю это лишним. Зачем противопоставлять себя минимум трети населения? Упор надо делать на солидарности интересов населения, а не противопоставлении народов. Правительство должно стремиться улучшать жизнь подданных независимо от пола, религии, национальности или цвета кожи. Оно обязано обеспечить юридическое равноправие для всех.
Кажется, нечто такое провозглашалось при создании США, но давно ушло по причине положительной дискриминации. А идея для любого времени актуальная. Уж мне-то точно близкая. Я несколько лет служил с парнями со всей Европы, с самыми разными предками. И мы не смотрели на происхождение, прикрывая камрада. А потом началось. Я был слишком белый и подчеркнуто немец. Вечно из-за этого проблемы с карьерой под лозунгом: «Все люди важны, но некоторые важнее». Больной вопрос. Это здесь я правильный русский, а там сколько ни говорили об одинаковом отношении, делились на кластеры и тащили своих.
– Гарантировать возможность социальных лифтов каждому.
– Занятное выражение. Не приходилось слышать, – сказал Михаил.
Похоже, опять понесло с чужим для данного столетия лексиконом. Но ведь на ком-то нужно проверить мысли? Прежде не смел делиться ни с кем.
– Я подразумеваю возможность подняться с самого низа до самого верха. У нас ведь нет сословий. Отменили в феврале семнадцатого года. Значит, и не существует ограничений. Да, я понимаю: ребенок состоятельных людей получит преимущество, имея с детства доступ к получению качественного образования. Но он вовсе не обязательно ума палата. При поступлении в университет или получении работы важно ориентироваться на результаты и талантливых учеников поддерживать государственными стипендиями. Не по национальной норме смотреть, а достижениям! Это ж какой стимул для развития и отсев никчемных, занимающих зря место.
Михаил непроизвольно кивнул. Ему такое не могло не понравиться. Только я от сердца говорю. Уж больно хорошо знаком с достижениями будущего по части «чтоб никого не обидеть». По факту все всё равно недовольны и требуют большего для своей группы. И отбирают не по способностям, а массе дурацких признаков от цвета кожи до индекса лояльности. Половину времени в своем институте убивал на протаскивание в обход всевозможных постановлений нужных специалистов. Потому что профессионалы и квота для его категории малосовместимы.
– Вы ж в курсе, – говорит Феликс, похоже, и его поднятый вопрос задевает, – российская идеократия пытается создать систему взаимных обязательств не только со стороны гражданина, но и вообще всех субъектов, начиная с самых верховных органов власти. Права тут имеют второстепенное значение, и о них нет смысла даже говорить, место прав занимают так называемые гарантии без всякого фундамента. Сегодня они есть, завтра отменят. На то и существует конституция, которую у нас игнорируют.
– В Великобритании, – отмахиваюсь, – конституции никогда не существовало. А Хартия вольностей принята отнюдь не для каждого, а исключительно для высокородных. Сложность в том, – налив остатки по мензуркам и выпив после чоканья, – что человечество в целом не особо умное. Оно любую замечательную идею непременно доведет до абсурда. Я уж молчу о динамите, который должен был остановить войны, по мнению Нобеля. Проблема не только России, а любого общества в усложнении и увеличении бюрократии…
– Это преувеличение, – возражает, считая, что подловил, Михаил, – империя страдала от малого количества чиновников, их численность в пропорции к населению чуть не в разы меньше французских, английских и немецких.
– Ситуация с успехом меняется сейчас, – бью фактами из им же данной брошюры, – когда количество министерств выросло по сравнению с дореволюционным минимум в пять раз! В газетах легко обнаружить упоминания в разделении и создании новых.
О черт! А ведь «Законы Паркинсона» еще не написаны! Почему бы мне не заняться. Какая занятная мысль. Все куда-то бегу, спешу. Нет бы сесть и серьезно подумать. Даже книгу «Как заводить друзей и добиться успеха» можно накалякать. Буду первым на данном поприще. Глядишь, прославлюсь.
– На первых порах, – продолжаю гвоздить, – поддержка государства дает прекрасный результат. Лет на десять – пятнадцать. А дальше… Начав нечто регулировать, в нашем случае – экономику, правительство будет стремиться как можно больше охватить и контролировать отрасли. Оно не успокоится, пока все и вся не поставит под написанные правила, включая цены и прибыль. И это опаснее всего. Развитие останавливается. Экономику движут не гигантские корпорации, а новации. И придумывают их чаще всего простые люди или в мелкосредних фирмах. Причина буквально на поверхности. Конкурировать с огромными компаниями можно лишь при условии, если твой продукт дешевле или прорывной. Ничего такого еще на момент появления твоей идеи не предлагают. В этом соль капитализма. Отнюдь не в эксплуатации. В желании получить прибыль у простого человека. Компания и так получает стабильно, ей не особо нужно изменять ситуацию. Напротив, придется перестраивать всю производственную цепочку. Именно поэтому гигантские фирмы неповоротливы и вряд ли когда-нибудь смогут окончательно уничтожить мелкие. А когда государство пытается давать указания производственникам или аграриям, оно гробит все в стремлении регламентировать каждый чих. Собственно, вы ж, Михаил, не так давно и приводили в пример указы Петра Первого. Сколько должно быть окон и какой ширины ткань. В результате текстильная промышленность не рождается, а работа на дому прекращается. И никакого ткацкого станка в России не изобретают. Некому. Государственному предприятию проще купить за границей.
– Очень любопытные тезисы, – сказал Феликс, когда я замолчал. – Вот что значит посмотреть свежим взглядом. В таком виде я еще не слышал.
– Согласитесь, – заявил Михаил. Что меня поражало, они с друзьями на «вы». И Катя к родителям тоже так обращается. Другие нормы воспитания. – Ведь таким образом очень наглядно объясняется причина длительного главенства Великобритании. Там буржуа мог стать дворянином, аристократ не чурался коммерции, да и король не правит.
Ну да. Только еще круче. В семнадцатом-восемнадцатом веке любой разбогатевший крестьянин мог стать бароном. Если цифра у аристократа маленькая, например, седьмой герцог Вестминстерский, – можно не сомневаться: новая аристократия из местных, купивших или получивших дворянство в те времена. Граф нумер четвертый вообще выскочка. А чтоб далеко не ходить, фамилия Спенсер, тот самый Черчилль, происходит якобы из нормандского рода, но до четырнадцатого века никто его предка не знал.
– Подходит для причины бурного развития США, где все эти Карнеги начинали с низов.
Что, уже написал Карнеги свою книгу? Облом[12].
– Там у них вполне действует этот самый… лифт, давая положительный итог. И не зря президент Вильсон протолкнул антимонопольные законы и бился с Рокфеллером.
– На первый взгляд идеи достойны развития, – пробормотал Феликс, – но без серьезной работы по статистике – чистая публицистика без доказательств. Тут трудов на диссертацию по экономике, да ведь не допустят такую тему к защите. За критику существующих порядков цензура примет. Не те времена, чтобы дулю в кармане держать. Кстати, – встрепенулся. – Начинали мы с права женщин голосовать. Ну-ка, Николай, – посмотрел с ехидцей, – как довести эту идею до абсурда?
Ха! Нашел, чем подкалывать.
– Как и все прочие, легко, – говорю, допив остатки бурбона. В голове чуток шумит, но не пьян. При моем весе и здоровье треть литровой бутылки совсем ерунда. – Женщины требуют право голосовать за политиков, которые решают их судьбу. Справедливо? Безусловно! Идем навстречу. Потом они требуют позволить им учиться и работать. Справедливо? Конечно! И тут уже появляется маленький, но существенный нюанс. На самом деле женщины и так работают. Просто это не те женщины. Любая крестьянка или работница на фабрике, швея или молочница пашет не меньше любого мужчины. Им деваться некуда. Детей кормить надо. Сидеть дома и воспитывать могут себе позволить лишь те, супруги которых получают достаточно для содержания всей семьи. Выходит, в данном случае суфражистки просят не право трудиться, их у него никто не отнимал. Они хотят высокооплачиваемую должность.
– Но это же справедливо, говоря вашим лексиконом! – азартно вскричал Феликс. – В конце концов, они имеют образование, позволяющее претендовать на нечто большее, чем работать прачкой.
– Безусловно. И отвратительно отказывать в возможности учиться и получить профессию. Пройдет лет тридцать, и новое поколение уже не будет удивлять женщина врач, адвокат или даже прокурор. Ах да! Они захотят равной оплаты. Что опять же справедливо. Но что это означает на практике? В мужской мир внедряются. Ну, так и докажи, что ты лучше. На самом деле новое поколение суфражисток станет требовать не равенства достижений, а равенства количества. То есть женщин половина, значит, в любой компании на руководящих должностях их должно быть не меньше. Заметим, не в таскании шпал или за токарным станком, а на престижных должностях. А политики заинтересованы в голосах слабого пола и протаскивают в Думу или английский парламент женщин, привлекая на выборах их соратниц таким действием. А депутатки пробивают нужные законы. Уже не равенство, а преимущество при назначении слабого пола. Потому что их столетиями дискриминировали, и надо качнуть маятник в противоположную сторону. Справедливо? А вот уже нет. Требования равенства превращаются в требование преимущества. А куда деваться политикам, когда им нужны женские голоса? И спираль идет на новый оборот.
– Неприятную картину рисуете, – пробормотал Михаил.
– О, на самом деле все еще хуже. Огромное количество женщин станет стремиться получить образование. Им нужно быть лучше мужчин, чтоб получить высокооплачиваемую работу, и это нормально. Но такая станет делать карьеру в первую очередь. У нее нет времени на семью, воспитание детей. Да она просто рожать не хочет, чтоб не мешали подниматься по служебной лестнице. Кому нужны работники, убегающие в самый ответственный момент каждый месяц. И «дети заболели» для хозяина компании не оправдание, а жирный минус. А раз ребенок лишний, зачем замуж выходить? Причем достаточно быстро будет изобретено оправдание на уровне идеологии. Мужчины нас используют, а мы способны сами существовать. Кстати, отсутствие детей означает еще и дополнительный доход. Тратиться на них нет необходимости. Можно позволить себе намного больше. Конец традиционной семье, падение рождаемости и уменьшение населения Земли. Старение населения и отсутствие трудящихся.
– Механизация.
– Конечно. Только изобрести машину, заменяющую старые трубы и вычерпывающую дерьмо из забитой канализации, не так просто. Кто-то и этим должен вручную заниматься. Одна радость, мы этого не застанем. Помрем раньше. И выход один. Реальное равноправие без преимуществ кому бы то ни было по каким бы то ни было причинам. Только, извините, я не вижу, как заставить всех это понимать. У каждого свой личный интерес, далеко не всегда совпадающий с общим, а уж думать на столетие вперед никто не станет. Политики решают сиюминутные задачи, максимум на год вперед заглядывая. А простые люди думают о своей шкуре, а не о судьбах разумных нашей планеты.
Глава 14
Первый раз в Москве
Паровоз, протяжно свистнув и выпустив клубы пара, замедлил ход. Добираться до Москвы проще простого. Поезда идут мимо Подольска регулярно. Всего часа два в «зеленом» вагоне, где только сидеть можно на лавках, а отдельного купе с диванами не предусмотрено, совсем дешево, чуть меньше рубля. Можно было и вовсе в «серый», четвертого класса, вагон, но Феликсу это могло показаться обидным. Все ж не лапотник и с мордами под сотню, как сельдь в бочке, сидеть не мечтал.
По перрону снуют носильщики, предлагая за несколько копеек отнести багаж к извозчику. Поскольку у нас всего по небольшому баульчику, мимо проходят, даже не посматривая вопросительно. Наверняка не любят таких пассажиров, да и обычно нечего ловить рядом с низшими категориями вагонов. Эти свое дело туго знают и сразу направляются в голову поезда, где солидные дяди раскатывают в первом-втором классе. А я не обидчивый. Могу и на трамвае вместо таксо. Здесь даже автомобили для этой цели имеются.
Гостиницу назвал еще до поездки Феликс. Не для сильно обеспеченных, однако вполне прилично смотрится. Грязи не наблюдается, персонал вежливый. Снимаем нумер на двоих за два с половиной рубля в сутки, что почти нормально. В Москве цены запредельные. Однокомнатная квартира на окраине за месяц аренды – пятнадцать – двадцать рублей. А здесь туалет, ванная с горячей водой и даже телефон. Разговоры за отдельную плату. «Все включено» понятие пока неизвестное. Переглядываемся и расходимся. Столяров беседовать с начальством, я по своим делам. Сознательно с ним не иду. На презентации он должен говорить от своего имени, а то прозвучит несолидно. Я все ж смотрюсь молодым парнем, да еще и не имеющим образования. Даже гимназию не окончил. Впрочем, детали совместно обсудили. Надеюсь, внял. Я столько раз в прежней жизни впаривал инвесторам всякое разное, что дал набор четких тезисов не задумываясь.
На выходе швейцар (?) – странное слово, не из страны Швейцарии явно, произносит заговорщицки-интимным шепотом:
– Не желаете-с девочку? На любой вкус и недорого.
Вот это «с» в конце очень часто добавляла всякая прислуга. Вроде уважения – сударь. В нормальной жизни никто не употреблял, считалось старорежимным, и моментально работяги запрезирали бы своего, брякнувшего. А эти нормально, не стесняются.
– Дешево – это плохо, – говорю. – Видать, без «желтого» билета, и болезнь подхватить можно.
– Наши чистые! – Он обиделся. – Завсегда следим за этим.
Ага, вот так сразу и поверил. Каждый день с утра к венерологу.
– Если угодно, на любой вкус. Молоденькие, настоящие дамы, экзотические леди.
– Бледи.
– Мальчиков тоже можно, – после еле заметной паузы.
– Ты говори, – демонстрирую увесистый кулак, – да не заговаривайся. Извозчика мне!
Швейцар свистнул, и подкатила пролетка. Без особой охоты одарил гривенником. Так положено, объяснил Феликс. Душа не лежала разбрасываться монетами, не так просто достаются, да и сам мог подозвать, но в чужой монастырь со своим уставом не лезут.
Приехав, первым делом демонстративно растерянно осмотрелся, пройдя ворота, на которых бронзовые типы укрощали рвущихся коней. Какая-то стилизация под древность, абсолютно не вызывающая интереса. А вот кипящие от множества народа трибуны удивили. Теоретически вмещают семь тысяч, и вряд ли меньше сейчас там находится. Все ж будний день, среда. Еще и холодно торчать на ветру. Поздняя осень, по утрам иней, и без полушубка или шинели на улицу не сунешься. А этим хоть бы хны. Им всем больше заняться нечем?
– Молодой человек, вы впервые на ипподроме? – спросил появившийся неизвестно откуда господин в потертом чиновничьем мундире.
Здесь каждый второй ходит на службу в форме. Даже с погонами. Невольно приходится разбираться. Одно дело, когда на тебя рот откроет настоящий офицер или жандарм, и совсем другое, когда мелкая сошка из министерства сельского хозяйства. Как этот, например. Петлицы с колосом и чин, приравниваемый к поручику. На вид ему не меньше сорока, значит, не блистает талантами.
– Ваша правда. Впервые, – миролюбиво подтверждаю.
Я в курсе, многие верят в везение новичка. Ничего не соображающие, делающие ставки вслепую на «темных лошадок», часто выигрывают, и к их выбору иной раз присматриваются игроки со стажем. Этот именно из таких. Навечно влетевший с азартом в омут и проигравшийся вдрызг. Игроман та же болезнь, разве гораздо более опасная. Иной, и выиграв, тут же спустит снова. Родным сплошные слезы. Появится хоть немного деньжат, отправится делать ставку на тотализаторе. Тем не менее мне соображающий, где тут что, как раз пригодится.
Я всегда тщательно готовлюсь. В библиотеке работает старая грымза, ненавидящая детей. Они шумят, рвут книжки и мешают ей заниматься своими делами. Но я давно не ребенок и умею быть вежливым, когда требуется. Если кто-то всерьез думает, что можно быть начальником и не уметь при этом налаживать связи, – сильно ошибается. Речь не о деньгах, а о взаимных услугах, которые могут оказаться гораздо весомее. Слегка помог с болями в спине, не вылечил, возраст уже не исправить. Снял воспаление. Впрочем, это уже потом. А вначале пару раз принес подарок, показывая, что помню о помощи. Ничего реально серьезного, ей хватает и простенькой шоколадки. Или баночки меда. Да-да, оказалась жуткой сладкоежкой.
Она меня и облагодетельствовала подпиской за последний год журнала «Коневодство и конный спорт». Сам бы не догадался. Где искать информацию и не подозревал. В будущем задал вопрос – и сто тысяч ссылок, если без конкретики, по любому поводу, вплоть до откровенно глупых. А здесь единственное, до чего додумался, – посещение ипподрома. Для этого пришлось бы ехать в Москву, и неизвестно, насколько ответы тамошних работников оказались бы честными. Впрочем, в России таких мест двадцать пять, и можно сверить чужие откровения, да недосуг как-то мотаться.
Но у меня четкая цель. Не таскаться постоянно, ставя по мелочи, а сорвать крупный куш. Поскольку в лошадях разбираюсь меньше, чем ничуть, приходится идти иным путем. Незаконным.
Плевать. Не в первый раз. Я ведь не грабить кого собираюсь, хотя и мог бы достаточно просто. Подправить удачу. Поэтому, не полагаясь на советы, тщательно изучил результаты скачек. Я в курсе, любое казино всегда в выигрыше. Ипподром тоже. Он живет с надеющихся выиграть.
– Захотелось посмотреть, – сообщаю. – Может, и поставить.
– О! – счастливо воскликнул сомнительный специалист. – Это ж увидите незабываемое зрелище! Скоро начнется!