– Говорят, денег много завелось, а народ страдает от пустых карманов.

– Делиться надо.

Любопытно, кто ж навел. Про банкира только дома знали, но папаша по пьяни запросто способен разболтать, похваставшись. Все ж на деревенских не похожи. Те бы про порчу возмущались, но после внушения околоточного молчат в тряпочку и стороной обходят. Поселковые сразу бы колом по башке, пока ворожить не стал. А эти не понимают, с кем имеют дело. Мужичка тряхнуть решили по-легкому. Николку могло и выйти. Только он бы один не мотался никогда.

– Девки, что ли, не любят? – участливо спросил я. – Платить приходится, а то не дают?

– Что ты сказал? – качнулся вперед маленький, обалдев от неожиданности. Жертве положено было пугаться и выпрашивать пощады. Конечно, здоровый парень запросто способен заехать кулаком, но на то у них в руках и лезвие с дубиной. – Я ж тебя, гнида, порежу. – Нож остановился у самого горла.

Я не стал продолжать столь занимательную беседу. Молча хлопнул открытой ладонью по груди. Убивать таким образом муторно, и теряешь много энергии, однако иногда без этого не обойтись. Заготовочка давно запакованная лежит, ни разу не использованная и прежде. Прекрасный способ увидеть результат не в теории, а на практике.

У плюгавого умер не мозг, а отдел, отвечающий за движения. Ноги у человека бессильно подогнулись, и он осел, а напарнику, еще не успевшему сообразить, что происходит, со всей бычьей силы нового тела ударил носком сапога в колено. Тот уронил дрын и захрипел, не способный даже ругаться, корчась на земле. Чашечку раздробил я ему в куски. Вряд ли операция поможет. Да кому ее делать. Нагнулся, подбирая нож плюгавого, и проверил пустырь. Очень не хотелось случайных свидетелей происшествия. Убивать приходилось неоднократно, пусть и очень-очень давно, и ничего в душе не шевельнулось. Жалости к грабителям не испытывал, и совесть мучить не будет. Нечего было железками угрожать.

Ага, крупных биологических объектов поблизости не наблюдается. На таком расстоянии определить, человек или конь какой, не так просто, но, к счастью, только всякая мелочь присутствует. Мыши или нечто вроде мелкой кошки. Вот и ладненько.

Полоснул острием по глотке типа со сломанной коленкой и, не глядя на дергающегося в агонии грабителя, засучившего ногами в последнем непроизвольном рефлексе, отправился ко второму «крестнику».

– Не знаю, какие у вас тут законы по этой части, – сказал, вкладывая в безвольную руку рукоятку перепачканной в крови напарника выкидухи с предварительно протертыми отпечатками пальцев, – но объясняться в полиции не собираюсь. Убили приятели друг друга, и вряд ли кто по этому поводу примется расследовать всерьез. Зачем вы мне сдались живыми?

Вообще-то из таких и готовятся зомби. Изучение мозга на умирающих в больнице при моем институте дало любопытные результаты. Недаром за глаза называли не академиком, а упырем. Чтобы мозг отрубился – его не надо замораживать. Достаточно тихо-мирно-гуманно охладить на несколько градусов. И бери противника тепленьким… э-э… холодненьким. Можно допросить в спокойной обстановке. А если охлаждать даже не весь мозг, а только нужный участок, получаются крайне послушные рабы. Правда, тупые. Не любил я это дело, хотя выгодно на людей в погонах работать. Догадывался, к чему приводят такие опыты. Сначала заказы на послушных «проституток», а затем и лично меня станут убивать, получив нужное. Именно поэтому тема не дала серьезных результатов, а всерьез копавшийся в этом дерьме перспективный ученый внезапно скончался. Сердце не выдержало. Сгорел на работе.

– Ничего не поделаешь, придется сдохнуть. – И двинул в висок со всего размаха.

Уронил рядом с трупом дубинку, предварительно тщательно и здесь вытерев возможный след. Неизвестно, как работают здешние ищейки, однако про следы потожировые от пальцев обязаны быть в курсе и уметь снимать. Зачем на себя улики давать. Поколебался и не стал выворачивать карманы. Так достоверней.

Когда в переулке из-за забора выскочил человек, невольно шарахнулся, готовый к чему угодно. Уже привык, что местные косятся и стараются навстречу не попадаться без нужды. Похоже, угроза пошла широко гулять. А теперь еще и на нервах. Видеть мои недавние занятия никто не мог, а вдруг?

К счастью, фигура оказалась женской и очень неплохой, а личико симпатичным.

– Мама мне запрещает к тебе домой идти, – сказала жарким шепотом, хватая за руку, – и глаз дурной, и накопленного жалко. А у меня и деньги есть, – показала купюру, извлекая ее из выреза платья, куда невольно воткнулись мои глаза. Грудь имела приятные размеры и волнительно гуляла от возбужденного дыхания. – Убери веснушки, – пытаясь втиснуть в пальцы банкноту, прошептала горячечно. – Ты ж можешь.

Нет, она, конечно, была рыжей вся от волос до тех самых веселых конопушек на носу, что в моих глазах, привыкшего к темнокожим людям, экзотично и красиво, но ничего такого ужасного на курносой мордочке не наблюдалось. Присутствовали мелкие пятнышки, но так страдать…

– Парень? – интересуюсь понимающе.

– Да! Смотреть не хочет.

– Так, может, не в веснушках дело?

– Какая тебе разница! Деньги возьми.

И верно, я нанялся отговаривать? Убрать совсем труда минут на пятнадцать. Выжечь пигментные пятна ничего сложного. Говорить этого не надо, чтоб не принялись жалеть денежки. Напротив, положено тяжко вздыхать и объяснять про сложности.

– На теле тоже надо?

– Там немного, – застеснявшись, сказала. – На лице сделай.

– Ну не на улице же!

– Не, домой не пойду, – озираясь, сказала. – И так увидеть могут.

– А на речку пускают?

– Сегодня никак.

– Значит, завтра в это время, где купаются. Ну, к мосткам, знаешь?

Закивала быстро-быстро.

– И приходи не одна. Лучше с подругой.

– Ой, – широко раскрыв глаза, – а зачем?

– Чтоб свидетель был и про тебя, да и про меня глупости не болтали. Деньги потом отдашь, после процедуры. Ясно?

– Да-да.

Я повернулся и пошел дальше. Сколько она дать собирается, неинтересно. Наверняка с таксой знакома. Я и прежде таким занимался в обеих ипостасях, правда, Николка тратил излишне много энергии, однако путь нащупал верный. Хм… А ведь зря тогда все ж ляпнул про порчу. Теперь боятся. А, ну и пес с ними. Одной Аросевой хватит переплюнуть всех суеверных соседей по гонорару. А если учесть неизбежную рекламу (одна подружка уже появилась) и нашего директора банка, уж точно ничего в прибыли не потерял. Скорее время освободил для более полезных занятий.

– А я пять баллов по истории получила! – счастливо заявила Катя, стоило войти.

Не так давно она задала вопрос, нельзя ли улучшить память. Вечно у нее нелады с датами. События помнит, а число и год моментально испаряются. Магией такие вещи не делаются, зато научиться сортировать и группировать информацию по образцу моих «книг» можно и без способностей. Я подробно изложил используемую методику, не особо рассчитывая на результат. Все-таки учиться медитации и сосредоточению надо с раннего детства. Вечером мы с ней занимались правильной дыхательной гимнастикой и медитацией. Ребенок еще, не пришло в голову спросить, откуда такие познания. Все ж целый комплекс упражнений. Оказывается, нечто положительное совместно разработанная методика дала.


– Позже поговорим. Банкир заплатил, – сказал с порога мамаше, извлекая смятую пачку купюр.

Как сунул в штаны, так пошел. Даже не в курсе, сколько там. Из бумажек выскочил и, весело звеня, покатился невесть как затесавшийся полтинник, моментально пойманный.

Не будь при мне денег, не стал бы приблатненным лихость демонстрировать. Ну что взять с убогого. Максимум двинуть по шее, все равно требовать бесполезно. К сожалению, непременно б обыскали и отобрали. А делиться с кем бы то ни было без личного желания не собирался. Свою судьбу каждый выбирает сам. Не надо было лезвием пугать. И не такое видел.

Принялся пересчитывать у матери на глазах. Две сотенных, три четвертных, остальное поменьше номиналом, но очень недурно выходит. Анна сделала широкий жест. Хотя за счет мужа чего ж не одарить.

– Четыреста семьдесят три рубля пятьдесят копеек, – подвел итог вслух. – За три сеанса. Неплохой результат.

Мать протянула руку к деньгам, а я накрыл стопку ладонью. К счастью, отца, как обычно, нет и можно говорить свободно. Я практически был уверен, по его глупости пришли те работники ночной подворотни. В трактире болтал. Присутствуй здесь, и показ капитала пришлось бы отложить, как и назревший разговор. Никакого доверия.

– Я хочу учиться, – сказал извиняющимся тоном, – репетитора нашел. Тридцать пять рублей в месяц.

Косой материнский взгляд на Катю. Та не особо довольно, но отчетливо кивнула. Все ж девочка не глупа и понимает, что ей не хватает знаний, да и времени. Потом ей еще три года до окончания, а ему желательно закончить через годик и получить бумагу. Все ж не ребенок уже, и сидеть за одной партой с таковыми радости мало.

– Наверное, ты прав, – сказала мать без особой радости.

Показательно отделил малую часть, спрятав в карман, и оставил большую на столе.

– Здесь четыреста, – подвигая к ней, произнес, – и не думаю, что последние. Половина Кате.

Рано или поздно он уйдет, а долги отдавать привык. Если кто и относился к нему с любовью, так девочка.

Тут обе дружно моргнули, ничего подобного не ожидая. Сестра растерянно посмотрела на мать, краснея. Все его семейство состояло из крепких сероглазых блондинов, и хорошо заметно смущение на светлой коже.

– Извините, мама, но держать столько в доме опасно. Если не воры, так отец найдет и пропьет. Лучше уж в банк положить на ее имя.

Мать поджала губы. Предложение ей не особо понравилось.

– Ты вроде поумнел, – сказала, покачав головой, – но все равно маленький. Не помнишь, как у людей после войны сбережения в пыль превратились. У кого пенсия была или даже военные займы – все в песок ушло. Вчера богач – сегодня никто. Нет, даже не уговаривай. Не верю я энтим банкам. Не по глупости деревенской бабы, жизнь прежнюю помню.

У меня впервые совместилась толстая скандальная баба с фотографией на стене. Невеста сидит на кресле, невыразительно глядя куда-то вперед, жених стоит рядом, положив руку ей на плечо. Сейчас почти седая, хотя вроде не особо старая, но в молодости была блондинкой с приятной фигурой. Было время, она с надеждой смотрела в будущее и строила планы счастливой жизни.

– Золото всегда в цене, – твердо заявила. – И места чуть занимает. Я меняю тихонько и откладываю. А отец, – она криво усмехнулась, – нет. Не найдет. Никто не найдет.

Ну, я бы нашел, постаравшись всерьез. Хотя это ж не постоянно носимые и любимые вещи. Золото обнаруживать гораздо сложнее. Зато известно, куда прячут обычно.

– Хотя ты прав, прежде мала была, теперь покажу место. Пусть знает, а то мало ли что случится со мной.

– Что вы такое говорите, мама, – испуганно сказала Катя.

– Когда придет конец, никто не знает, – совершенно спокойно выдала, – то Бог решает, и не нам беспокоиться. Но ты не думай, – уже сыну, – у меня и приданое готовится, – прозвучало с гордостью. – Все есть, что положено.

– Я понял, – только и произнес.

Действительно, словил мысль. Переубеждать бесполезно, как и рассказывать о процентах на вклад. Один раз крепко обожглась, второй раз бесполезно уговаривать. Проще отслюнявить часть очередного гонорара и поступить по-своему. Золото тоже хорошо, но говорят, валюта растет в цене постоянно, и удобно иметь долла́ры.

– Большое спасибо, матушка, за помощь и заботу о нас, детях твоих.

Она очень похоже на Катю заметно зарделась. Вряд ли прежде слышала слова благодарности, тем более от него. Прежний Николка воспринимал заботу и затрещины само собой разумеющимся, ну вроде как погода. Бывает разная, однако от него ничуть не зависит.



– Коль, а Коль, – сказала сестра вечером, когда, помывшись после очередного захода по извлечению картошки из земли – сезон (слава погоде, закончил огород и все перетаскал в подвал), собрался завалиться спать. Жили они в одной комнате, точнее, спали. Бывал он здесь лишь по ночам, вечно занятый по хозяйству или собственными проектами.

– Чего?

– А с растениями ты тоже можешь, – утвердительно сказала Катя. Она сидела на соседней койке и внимательно наблюдала. – Такое и раньше было, но не так заметно. А сейчас в огороде все овощи большие и красивые.

– Ну не так, как с людьми, – пробурчал я, не видя смысла таиться и вытягивая с наслаждением ноги. Прежде Николку приходилось заставлять мыться, но у него иное воспитание. Всегда перед сном споласкиваюсь. – Неудобно и тяжело с каждым клубнем возиться. Я просто трогаю и точно знаю, надо ли подкормить и чем. Кому навоза, кого отпрыскать от насекомых медным купоросом. Ну, как-то так.

– А меня научить колдовать можешь?

– Не-а. Не выйдет. Оно по женской линии передается, а получается исключительно у мужчин.

– Как у наследника было?

– У кого? – в очередной раз не понял, видимо, общеизвестное.

– Ну, у Алексея, который сын Николая Кровавого.

Хм… В первый раз слышит про болезнь у сына. Царя-то вечно полощут в газетах за прошлое.

– Гемофилия, – объяснила, старательно выговаривая. – Кровь не останавливается.