– Стой, братва! – и он поскрипел снегоступами по насту, неуверенно переминаясь. – Кажись, того. Почти всё. Смотри!

«Что, что, куда смотреть», – так загомонило общество, соблюдая, впрочем, уважительный тихий режим.

– Гляди: Старый след заметает! – наш следопыт ткнул рукавицей под ноги. – Привязал к поясу веник из лапника, видишь? Видишь, как лыжня замазана? Кабы не наст, намучились бы!

– Это он с чего? – спросил Рыбак, выходя в голову колоны. – Нас запалил и теперь идёт в отрыв или как?

– Нет, нас запалить он не мог – с чего бы? – Резаный покачал головой, и шапка зашуршала о капюшон маскхалата. – Да и на отрыв не похоже. Шаг не увеличился, видишь? Он не спешит.

– Что тогда? – встрял Коля.

– Это он к дому подходит, – пояснил я, оборачиваясь так, чтобы говорить всему собранию разом. – Не хочет оставлять тропинку вблизи хаты.

– Гадом буду, Малой прав, – Резаный словно в подтверждение хлопнул по цевью своего АКМ, что висел поперек груди. – Теперь надо сторожко. Теперь спешить некуда.

Рыбак секунду подумал и велел рассыпаться тройками, благо времени до сумерек оставалось часа три, и потеряться нам не грозило. Как всякий толковый командир, озаботился он и авангардом, куда нарядили меня, Фельдшера и Резаного.

– Ну что, Малой, – сказал Рыбак. – Пора пайку отрабатывать. Звание фартового деловика, малой! Теперь твой выход.

Я собрался было сказать, что до моего выхода рановато, но не стал – зачем?

Всё одно, передовой дозор – мой, так чего мазаться? (Уходить от ответственности то есть.) Лучше раньше или, как говорят блатные, раньше сядешь – раньше выйдешь.

Сверились с картой и компасом. Мы шли по треугольнику меж Старым Городком, Угрюмово и Подлипками. Древние названия из чужой жизни, за которыми теперь не стоит ничего, даже развалин, лишь вой ветра, снег да зверьё. Или что похуже.

– Ума не приложу, куда здесь можно идти, – подал голос Резаный и часто заморгал.

– Фиговина какая, – это Фельдшер. – Просто идём по следу, всего делов.

– Всего делов… хренов! Хотелось бы понимать мысль клиента, – ответил Резаный с раздражением. – А влететь, наоборот, не хотелось бы.

Ответил, и я решил про себя, что Резаный в нашей компании, пожалуй, самый опасный. Пожалуй, даже опаснее Рыбака, потому что умнее.

– Шагаем, братва, – Резаный подхватился и встал на след. – Напрягите жопы и постарайтесь не скрипеть настом. И не дай бог вам наступить на ветку!

Да… попробуй не скрипеть, если настом прихватило всю бесконечную снежную целину! Веток же точно лучше не тревожить – сухой треск разнесётся окрест не хуже выстрела. Или не сильно хуже.

Зашагали, разом оставив отряд в лесном тылу, если можно так выразиться. Обогнали, словом, метров на пятьсот, далеко за пределы прямой видимости.

Я мог собой гордиться или около того.

Маршировал ваш юный друг куда тише товарищей по опасному предприятию. Даже многоопытного рецидивиста и, по совмещению профессий, охотника – Резаного. Не заржавели ещё лесные навыки!

Гордился я своей лёгкой и бесшумной походкой около часа. После стало не до того.

Наш следопыт опять воздел длань, тормозя отряд, похудевший до трёх человек.

Фельдшер немедленно заворочал на стороны карабином, перехватил трёхлинейку и я.

– Следа нет! – хриплый шёпот Резаного, хриплое дыхание Фельдшера и моё, тоже, наверное, хриплое, стало ему ответом. – Пропал след! Вообще!

– Ку-куда п-пропал? – Фельдшер заикался.

– Может, мы того, проскочили? – предположил я. – Знаешь, есть такой приёмчик у охотников? Возвращаешься по своим следам спиной вперёд и уходишь в сторону.

– Ага, спиной вперёд… И веник перед собой толкал? Глянь, как снег заметён. Как обычно. Лапник волокли за собой, да и не мог я продуплить развилку. Улетел он, что ли?

– Что будем делать? – спросил Фельдшер.

– Идём вперёд, смотрим в оба. Всем расчехлить стволы.

Последнее, если кого и касалось, так самого Резаного. Мы и так напряглись не хуже электричества. Теперь напрягся и следопыт.

Пошли аккуратно, с оружием наготове. Резаный глядел вперёд, я вправо и назад, Фельдшер – назад и влево.

Пошли, однако, зря. След не появился. Пришлось закладывать крюка и возвращаться. Встали на спираль, силясь ухватить в сети поиска ещё большую площадь. Всё бы хорошо, ведь Дед не птица, следы, то есть, оставляет в любом случае. Значит, их можно отыскать, а Резаный точно отыщет. Вот только время.

Время клонилось к вечеру, тени делались длиннее, сумерки готовы были напрыгнуть на местность и на нас грешных.

– Часа полтора света, – сказал Резаный, остановившись.

Автомат он зажал прикладом под мышкой и теперь вглядывался в наручные часы.


Ответ пришёл неожиданно. Тихий, но отчётливый. Откуда-то из анонимной лесной глуши.

– Оружие на снег.

Я аж подпрыгнул, Фельдшер дёрнул было ствол, только следопыт замер истинным снеговиком.

Лязгнул затвор. Хлопнуло, будто бумажным пакетом о ладонь. Дерево у головы Фельдшера брызнуло корой с сочным таким одинарным «чвак».

– Оружие на снег, придурки. Последнее предупреждение.

– Спокойно, братан, – Резанный поднял свободную от автомата руку. – Ты, по ходу, неверно понял…

– У вас мало времени. Стволы на землю и валите к своим. Бегом. Сейчас.

Дальше произошло сразу много событий.

Я аккуратно присел и положил мосина под берёзу. Сделал, так сказать, из карабина подберёзовик. Пока тело само собой совершало несложное движение вниз-вверх, голова думала насчёт «мало времени»: что бы это могло значить?

Резаный поднял другую руку с автоматом, но избавляться от него не спешил.

Фельдшер оскалил зубы, мне это было хорошо видно, так он отчаянно заворочал башкой. А потом он резко присел, разворачиваясь и наставляя карабин. Целился он туда, откуда прилетела первая пуля.

Первая, потому как была и вторая.

Вдругоряд лязгнуло сталью, и разнёсся хлопок. Вторая пуля нашла грудь делового, испортив маскхалат горелым пятном, а снег сзади – красной кисеёй.

Выстрелить в ответ бандит не поспел. Как-то нелепо застонав или заскрипев горлом, тело завалилось на спину.

– Бегите, дурачьё! – принеслось вослед пуле. – Если хотите жить, бегом!

– Тихо, тихо! – ответствовал Резаный. – Я не понял, бежать или оружие на снег, а потом бежать?

Пара секунд тишины.

– Теперь всё равно.

Хитрое лесное эхо, а может, не эхо, может, как говорят умные люди, акустика, искажали звуки так, что точное место, откуда шёл голос, было не угадать. Странный разговор, будто деревья ожили и принялись общаться с нами, двуногими.

Вот только деревья не стреляют.

Я подумал: а не собирается ли Резаный выкинуть что-нибудь неумное? Уж больно активно он высматривал Деда меж стволов, кустов и снега. Уж очень явно куражился, рассчитывая потянуть время.

Не за беглого зэка я тревожился – за себя. Если станет жарко, старик или Резаный запросто смогут нашпиговать меня свинцом. Не со зла – случайно, что, согласимся, слабое утешение.

Ещё я подумал, что наш следопыт зря пялится. Выстрелив раз, Дед наверняка сменил позицию. Я бы удивился, окажись это не так. И я бы удивился, останься он в зоне прямого выстрела. Все-таки Старый был дома, где каждая тропинка знакома, мы – нет. Понятно, что Резаный надеялся на наших – они не могли не услышать выстрелов. Дед пользовался отменным глушителем, настолько тихой была пальба, но вовсе не бесшумной. Сейчас отряд со всех ног должен был поспешать на звуки и вот-вот явиться на выручку.

– Так как, друг, поговорим? – спросил бандит у пустоты.

– Прощай, – ответила пустота.

Что-то переменилось в окружающем мире. Что-то сдвинулось. А в нос до одури шибануло грозовой свежестью.

Резаный продолжал балагурить, разводя Старого на блатной базар, поэтому ничего не заметил или заметил, да не придал значения. Слишком был занят главной угрозой.

Зря.

Еле слышно загудело, послышался треск, как от электрической искры. Между недалёкими соснами проскочила голубая молния, а потом ещё одна и ещё. И они приближались.

Я ощутил, как волосы на теле встали дыбом, а потому замер, пытаясь сообразить границу, за которой не было синих огней.

В мгновенной вспышке озарения до меня дошло, что это. Мы угодили в аномалию «вертушка», или, в названиях спецразведчиков из Победограда, «планетариум». Маленькие молнии – статическое электричество, которое оконтуривало фокус накопившегося напряжения. Этот фокус вращался вокруг невидимого центра, он был не один, и он был готов разрядиться в первое, что встанет на его пути.

Я побежал.

Сразу, с места, не разбирая дороги. Пучок молний шёл прямо на нас.

Краем глаза увидел, как Резаный обернулся навстречу ослепительной дуге, ударившей его в голову.

Громыхнуло.

А потом я ощутил чудовищную боль в ноге, которая мгновенно разлилась по всему телу. Я силился бежать, но ноги не слушались. В лицо мне ринулась белая земля. Последнее, что помню, что-то вроде клещей, а может, и железных пальцев на вороте, которые тащили меня прочь.

Потом была темнота.