Мне не понравился образ, который нарисовало мое воображение при этих словах подруги: Кощей, чахнущий над златом. Кощей был женского пола – Кощеиха, ужасно несимпатичная и при этом имеющая явное портретное сходство со мной. Точнее, с той кошмарной крокодилистой бабусей, которая явилась мне недавно в зеркале примерочной.
– А вот возьму и приеду! – объявила я, тряхнув головой, чтобы отогнать пугающее видение. – В конце концов, пора уже инвестировать в себя!
– Здравое соображение, – одобрила подруга. – Я тогда договорюсь с Верочкой на рецепции, чтобы тебя со мной по соседству поселили. Когда ты приедешь?
Мы обсудили возможные сроки, а потом Машка вспомнила:
– Забыла тебе сказать – вы с Наткой пропустили занятное шоу, это я про мастер-класс Соколовой.
– Ты же не ходила на него!
– Я ходила рядом.
– Это как же?
– Ну, мастер-класс-то проводился в Сети, нельзя же сейчас большими толпами собираться, сама понимаешь, коронавирус не дремлет, – объяснила подруга. – Но эта Соколова – большая затейница, она вела онлайн-трансляцию из павильона для йоги. Помнишь, в парке у пруда такой стеклянный домик, прозрачный насквозь?
Я помнила:
– Похож на аквариум.
– Точно! И вот представь себе картину маслом: вечер, темно уже, стеклянный кубик ярко освещен, а в нем Соколова наша перед камерой. Руками машет, лицом играет, рассказывает что-то – мне не слышно, я просто так сижу на лавочке, живьем, без интернета. А тетки-бабки и даже несколько мужиков толпой стоят вокруг павильона, уткнувшись в свои смартфоны точно зомби: с ноги на ногу переминаются, покачиваются, молчат. И морды у всех кошмарные, с синевой, потому что экранчиками снизу подсвеченные!
Я захихикала.
– И все это в полной тишине, представляешь? Зомби-апокалипсис в «Сосенках»!
– Зачем же они там стояли, ведь онлайн-трансляцию можно было из любого места смотреть?
– А стереоэффект? – Машка тоже засмеялась. – Соколова в аквариуме, Соколова в смартфоне – это же как в мультике про Простоквашино: «Вашу маму и там, и тут передают»!
– Вашу маму! – я спохватилась, что не обсудила свой предполагаемый отъезд в дом отдыха с дочкой. – Машуня, я тебе завтра позвоню, ладно? Надо с Сашкой поговорить, вдруг она будет против моего отъезда?
– Десятиклассница-то? Против отъезда строгой мамы? Ха! Вот увидишь, Сашка будет категорически «за», – напророчила подруга и сразу же посоветовала: – Ты только договорись с сестрой, пусть почаще ее навещает и контролирует.
– Кто еще кого контролировать будет, – я хмыкнула, прекрасно зная, что Сашкин уровень ответственности в сравнении с Наткиным – как Эверест рядом с кротовьей норкой. – Я попрошу их навещать друг друга, а Костю Таганцева – присматривать за обеими, так будет надежнее.
– И докладвать лично мне! – для полной надежности добавила я.
Быстро и без проблем решив все оргвопросы, я легла спать в превосходном настроении, и снилось мне приятное: звездное небо, лес, озеро, уютные домики с ярко освещенными окнами – и никаких там зомби со смартфонами.
Глава вторая
Натка против Бабы-яги
– Что делаем? Все как обычно? – Марина приладила Натке пластиковую накидку-пеньюар и вытянула из пучка шпильки.
Волосы рассыпались по плечам. Натка поморщилась. Пучок-то был еще ничего, аккуратный, а вот распущенные волосы красотой и ухоженностью не блистали.
Марина приподняла один локон и прямо сказала:
– Секутся волосики-то. Подзапустили вы их, Наташенька.
Натка пожала плечами. Пластик на них оживленно зашуршал – это сошло за ответ. Марина, большая любительница поболтать, в особо разговорчивом собеседнике не нуждалась.
– Ну да, ну да, конечно, понимаю, сначала этот карантин, потом лето, солнце, ветер, соленая морская вода, вот бедные волосики и захирели, – сама себе все объяснила она. – Но вы ж не девочка неразумная, Наташенька, должны понимать, что без ухода вам уже никуда.
Натка слегка нахмурилась. Всем хороша была парикмахер Марина – и мастер прекрасный, и цены не ломит, и записаться к ней всегда можно на удобное время, но эта ее жуткая бестактная прямолинейность! Ну видишь ты, что клиентке уже не восемнадцать, так зачем же сыпать соль на рану?
А парикмахерша все не унималась:
– Есть у меня одна клиентка, она совсем бабушка уже, у нее внуков то ли двое, то ли трое, за шестьдесят ей, а коса, вы не поверите, прямо девичья! В руку толщиной, волосок к волоску, и блестит, как лакированная. Конечно, красить приходится, хотя она только хной, никакой химии, но со спины посмотришь – никогда ей шестидесяти не дашь, а все почему?
– Да, почему? – расшедрилась на реплику Натка.
Про бабушек, которые выглядят совсем как девушки, ей было очень интересно.
– Потому что ухаживает за волосиками-то! Масочки, скрабики, отварчики – все применяет, не ленится, не то что некоторые.
Некоторые в лице Натки слабо покривились. Масочки, скрабики… Мертвому припарочки!
К числу тех неразумных, очень замороченных или попросту ленивых женщин, которые безобразно себя запускают, едва родив, Натка не относилась. Другое дело, что ей очень долго казалось, будто старость – это такой миф-страшилка. Ею пугают, ее с тревогой и страхом ждут – примерно как апокалипсиса, который все не наступает.
Конечно, люди вокруг нее старели, но Натка почему-то не соотносила происходящее с ними с собой. Ей странным образом думалось, что лично ее никакие возрастные изменения не коснутся. А если и коснутся, то слабо. А если и не слабо, то очень нескоро! Некрасивая старость страшной Бабой-ягой маячила где-то очень далеко, на горизонте, как когда-то коммунизм, который, кстати, так и не наступил.
Был такой хороший советский мультик – «Баба-яга против», так вот Натка была идейным противником самой Бабы-яги, которую воспринимала как олицетворение пугающей старости.
Если вдуматься, в детстве и юности Натка и в смерть от старости не верила, в глубине души считая себя вечной как эльфы. Да, их с сестрой родителей не было в живых, но они погибли в аварии. Вот такая смерть – внезапная, налетающая вихрем, сминающая не только хрупкие тела, но и железо, была вполне реальна.
А старость ассоциировалась с любимой бабушкой и как бы являлась только ее отличительным признаком. Это у бабушки имелись морщины, седина, выпуклые вены и узловатые пальцы. У Натки ничего такого быть не могло!
Когда она обнаружила у себя первые морщинки – едва заметные тоненькие лучики в углах глаз, – пережила настоящий шок. Это было пугающее откровение: оказывается, она тоже стареет! Не умозрительно и формально, постепенно увеличивая количество свечек на торте, а на самом деле.
Осознав опасность, Натка стала всеми силами тормозить процесс, приближающий ее к образу горбатой седой бабуси с артритными суставами и обвисшей грудью. Она пробовала все, включая даже пластику, оказавшуюся, впрочем, неудачной.
– Не понимаю я тебя, дорогая, – досадливо говорила умная старшая сестра Лена, когда выяснялось, что Натка в очередной раз потратила кучу денег «на красоту». – К чему такой фанатизм? Как говорится, все там будем.
В такие моменты Натка думала, что Лена не так уж и умна. Она же старшая, должна понимать, что станет страшненькой бабусей даже раньше младшей сестры, так почему не тревожится, не ищет, как и чем спасаться?
– И что плохого в том, чтобы стать бабушкой? – недоумевала неумная старшая сестра. – Какая у нас с тобой бабулечка была, а? Ты вспомни – чистое золото! И вот представь: появятся у Сеньки дети, твои, Нат, родные внуки. Разве ты не захочешь, чтобы они тебя бабушкой звали?
– Да пусть зовут как хотят, – бурчала Натка, не без опаски поглядывая на Сеньку.
Тому до своих детей было еще расти и расти, в ближайшие пятнадцать-двадцать лет о внуках и думать не стоило. Тем не менее Натка, конечно же, загодя мысленно примеряла роль бабушки, обещая себе, что станет для своих маленьких внуков лучшим другом. Будет читать им книжки, отвечать на сто миллионов детских вопросов, водить малышей в зоопарк и кормить с ними уточек на пруду.
Она и с Сенькой все это делала, но реже, чем надо бы, и всегда в режиме цейтнота, в спешке и на нервах, потому что свободного времени, которое можно потратить на общение с ребенком, катастрофически не хватало. Работающая мать-одиночка – это крайне непростой режим. «Ничего, с внуками наверстаю», – оптимистично думала Натка и представляла себе красивые картинки, на которых прелестных нарядных крошек обнимала очаровательная и привлекательная… не бабушка, нет! Элегантная дама не первой, но все же молодости.
– Красочку берем обычную, под свой родной цвет? – Марина ловко чиркнула по Наткиной голове расческой и пытливо всмотрелась в сделанный пробор.
Натка, наоборот, закрыла глаза. Вид отросших корней с пробивающейся сединой ее нервировал. К счастью, можно было положиться на опытного парикмахера и весь процесс преображения провести в полудреме под убаюкивающую болтовню мастериц между собой и с клиентками.
– А свой родной у нас светло-русый пепельный, – задумчиво ворковала Марина, перебирая Наткины пряди. – Конечно, цвет красивый, редкий… Но, Наташенька, седых волосиков много уже, и корни как раз отросли, можно попробовать колорировать цвет в цвет, это сейчас очень модно. Как насчет того, чтобы оставить седину?
– Что? – глаза открылись так резко, словно над ухом у Натки выстрелила пушка.
– Седые волосы как раз в тренде, это очень модно, – повторила Марина. – Да, девочки?
И девочки-мастерицы закивали, загомонили, подтверждая: да, седина сейчас на пике популярности. А как удобно-то – не надо каждые две недели закрашивать отросшие корни! И модно, и стильно, и волосики от едкой краски отдыхают.
– Нет уж, закрашивайте! – потребовала Натка, подумав, что ноги ее больше не будет в этом салоне.
Давайте вы, Наташенька, целиком поседеете – каково? Давайте я еще вся сморщусь, как печеное яблочко, для пущего соответствия образу!
– Ладненько, сединку закрашиваем, кончики подрезаем, делаем хорошую оживляющую масочку, – поймав в зеркале гневный взгляд возмущенной клиентки, мастерица Марина тут же пошла на попятную. – Светло-русый – отличный цвет, вам, Наташенька, очень к лицу, освежает и молодит…
Лучше бы ты молчала, сердито думала Натка, сидя в кресле, вокруг которого сновала болтливая мастерица. Ее уже покрасили, сделали оживляющую масочку и теперь выравнивали длину, а она все никак не могла успокоиться – каблучки туфель нервно притопывали по кафельной плитке пола, на который осыпались отстриженные пряди. И волос эта глупая курица Марина отрезает слишком много, вместо двух сантиметров – пять или шесть, будто в дюймах считает! Определенно мастера пора менять.
На маникюр-педикюр Натка оставаться не стала, мстительно подумав, что отнесет свои денежки в другой салон.
– Мам, это ты? Что-то рано! – покричал из глубины квартиры Сенька, когда она открыла дверь своим ключом.
Они расстались утром у школьных дверей. Натка сдала ребенка учительнице и отправилась в парикмахерскую, благо могла себе это позволить. Ситуация во время второй волны пандемии развивалась по принципу «Нет худа без добра»: у множества офисных тружеников, включая Натку и ее коллег, отпала необходимость с утра пораньше ехать на работу и сидеть там до самого вечера. Можно было самостоятельно планировать трудовой день, впихивая в него и личные вопросы вроде похода в салон красоты. Главное – рабочие дедлайны соблюдать.
– Это я‐то рано? А сам? – Натка поставила сумку, разулась и пошла на звуки взрывов и выстрелов.
Ну так и есть: ребенок сидел за компьютером и самозабвенно рубился в виртуальную стрелялку. Так увлекся, что не остановился даже при появлении матери, прекрасно зная, что она происходящее не одобрит.
– А в нашем классе Витька Монахов на карантине по ковиду, у него папа заболел, так нас по домам разогнали, минимум две недели будем по зуму учиться. – Сенька, даже не повернув головы в сторону вошедшей матери, яростно защелкал мышью, и в суровом мире компьютерной игры грозно застучал тяжелый пулемет.
– Отлично, – мрачно проговорила Натка.
Она по опыту, приобретенному еще весной, знала, что две недели учебы по зуму – это не лафа какая-нибудь, а суровый приговор. Причем не только детям, но и родителям.
Ах, где те славные времена, когда школьные уроки банально прогуливались? Увы, в прекрасном прошлом, где сама Натка была ученицей с бантиками в косичках – светло-русых пепельных, без всякого намека на седину…
– Заканчивай войну. С уроками помощь нужна?
– Не, там ниче сложного… Ща я тут одну «вредоносную дрянь» замочу…
– Нет, ничего, сейчас, убью, – Натка занудно поправила речевые ошибки сына, затруднившись только с вредоносной дрянью. Как бы ее назвать? Может, мастерицей Мариной? – Все, Арсений! Гейм овер, я сказала!