– Понятно, что не близко. Ежели бы водились близко, я бы о таких охотничьих собаках знал. Вставайте, милорд, погрузим вашего отца на лошадь и поедем в замок. Только сначала поищем, может, что ценного есть у горцев.
Старик подошел к телам, без стыда задрал им юбки и срезал ножом найденные под ними небольшие сумки.
– Одна медь, – недовольно пробурчал он, – Ан нет, есть серебрушка. – Он ссыпал содержимое кошелей горцев в свою поясную сумку и пристроил в чехол у седла их копье, убившее его милорда.
– Головы вы резать будете, или мне это сделать? – будничным голосом, как будто речь шла о нарезке колбасы, спросил старик.
– Зачем?
– Что зачем, милорд?
– Зачем головы резать?
– А как вы докажете, что отомстили за отца? – удивился в свою очередь старик. За одного убитого нужно убить двоих. Это все знают. Вы это сделали, и теперь нужно представить доказательства…
– Кому?.. Кому доказательства представлять?..
– Будем вашего батюшку отпевать, провожать в последний путь, как полагается. Приедет служитель Заката и спросит, отомщен милорд или нет. Вы предъявите ему головы, и ваш батюшка без долгов будет препровожден в свой последний путь. Служитель даст вам подтверждение, что вы свой сыновий долг выполнили. А когда поедете к барону получать рыцарское звание, то свидетельство это и представите. Это, милорд, все знают. И значит, испытание вам проходить не надо будет. Помогите мне вашего батюшку на коня взгромоздить. Он хоть и худой, но кости у него, видимо, из свинца сделаны.
Старик подошел к телу мертвого хозяина, отстегнул пояс с ножнами. Сам меч подобрал с земли. Обтер о юбку горца и вложил в ножны. Затем подал на вытянутых руках Антону.
– Примите, милорд, знак своей власти.
Стажер горестно вздохнул, отпустил на траву спаниеля и взял пояс. Застегнул на себе и почувствовал непривычную тяжесть.
– Так кто головы резать будет? – вновь поинтересовался старик.
– Режь ты, – ответил Антон и отвернулся. Неожиданно подумал, что не знает, как слугу зовут. За все время их разговора он не удосужился спросить его имя. Не оборачиваясь к сопящему слуге, наконец поинтересовался:
– Вас как зовут?
– Кого? – переспросил старик и перешел к следующему телу.
– Ну вас…
– Так я тут один. Других нет, милорд. Говорите вы как-то странно, загадками. Видимо, издалека прибыли. И собачка у вас издалека… и одежда… и сапог нет… Готово. Рейдеры-разведчики. Знатный трофей.
– Тебя как зовут? – догадался Антон и горько про себя усмехнулся.
«Сколько ему еще предстоит узнать о этом мире».
– Можно свистнуть. Можно крикнуть. Я сразу прибегаю, как услышу. Можно по имени позвать…
– Твою же мать… – не выдержал Антон и истерически расхохотался. Затем с минуту сыпал отборной бранью на русском.
– Сразу видно, что вы, милорд, ученый, – одобрительно произнес старик. – Небось, у греков учились. Столько слов, и все неизвестные.
Антон замер, он впервые услышал знакомое слово.
– У греков? – Он повернулся к слуге и глядя на того широко открытыми глазами переспросил: – У кого, ты сказал?
– Так у греков, милорд. Греки известные во всей империи ученые мужи. Ну так что, поехали? – Слуга держал в одной руке мешок с головами, другой придерживал своего коня.
– Ваш конь за теми кустами, милорд, – показал он рукой. – Сами сходите, или привести его.
– Сам. Приведу. Если дастся.
Это была семейная казачья гордость Загнибеды. Традиция, которую в семье соблюдали поколениями неукоснительно. Уметь скакать на коне и махать шашкой. Антон прошел за кусты и увидел привязного к дереву старого конягу. Он по возрасту лишь чуток уступал своему прежнему хозяину. Конь стоял, пофыркивая, и меланхолично жевал траву. На подошедшего молодого незнакомца он обратил такое же внимание, как на мух, что садились ему на бока и голову. Взгляд умудренного жизнью когда-то боевого коня, высокого, статного, мощного, а сейчас худого, показался Антону философским. Мол, все проходит. Стажер отвязал коня от дерева и, потянув за уздечку, вывел того на поляну.
– Он подо мной не сдохнет? – спросил он слугу.
– А че ему сделается? – небрежно ответил тот. – Вы только сильно не гоните его. Немолод уже. И вот, возьмите сапоги вашего батюшки. Негоже босым в замок въехать, пересуды начнутся… люди у нас темные, суеверные…
Натягивая сапоги, которые издавали еще тот запашок и оказались несколько великоваты, проворчал:
– Вижу, что немолод.
Антон притопнул и одним слитным движением красиво влетел в седло. Конь под ним присел и выпрямился.
Слуга одобрительно крякнул:
– Умение, его не спрячешь. Следуйте за мной, милорд.
По дороге на спуске с крутого склона Антон пристроился рядом со слугой. Придерживая коня, спросил:
– Имя как твое?
– Флапий, милорд. – И со вздохом продолжил: – Беда у нас, милорд. У вас деньги есть?
– А что такое?
– Да наемники, которых нанял ваш батюшка, украли половину столового серебра и все золото с серебром, что было. А затем скрылись… Паскуды! И как таких земля носит? А батюшку отпевать нужно, и служителю дать, и нам на что-то жить надо… Ох, беда.
– Что, совсем так плохо? – заинтересовано спросил Антон. – Батюшка перед смертью сказал, что он приготовил для меня что-то…
– Ваш батюшка за два года промотал на жулье все, что собрал. Он и так был не от мира сего. Все мечтал улететь… Как хозяин он был… – Флапий лишь молча покачал головой и замолчал.
Антон, думая о своем, протянул ему кошелек. Тот живо его схватил и открыл. Пятитысячную купюру небрежно выбросил. Затем та же участь постигла несколько тысячных купюр. Улетела за спину карточка Сбера, и наконец добрался до монет.
– А вот это уже лучше, – пробурчал он. – Медь, серебро. Деньги, они везде деньги. Здесь что выбито? – протянул он десятирублевую монету.
– Десять.
– Ага, десять дибаров, значит. А на серебре что?
Антон мельком глянул и улыбнулся.
– На этой монете один, на тех два и пять.
– Значит у нас двенадцать таланов серебром и двадцать дибар медью. Не густо, но хоть что-то.
– Вот, еще есть. – Антон снял с шеи золотую цепочку с крестиком и протянул Флапию. Тот быстро выхватил цепочку из рук и приблизил к глазам.
– Так вы крещенный?! – неожиданно произнес он.
– Ну да, – удивился Антон. – Крещенный.
– Это хорошо. Только странно, – проговорил он, возвращая цепочку. – Всех посвящают Рассвету. Это начало жизни, а вас Закату. Закат – это конец жизни и обретение мудрости… Но, видимо, провидица увидела вас на пути мудрости. Тогда все понятно. Повезло вам, милорд.
– Да уж, это точно, – горестно вздохнув, произнес Антон и подумал: «Повезло, так повезло. Ничего не скажешь…»
Чтобы уйти от мыслей, одолевающих его, Антон спросил:
– А как у вас отпевают?
– Как и везде, милорд. Сейчас приедем. Поместим вашего батюшку в ледник, и на девятый день, когда душа будет отвязана от тела, служитель Заката будет петь путеводную песню, направляя душу вашего отца в место своего нового обитания. Если человек по жизни шел правильно, не убивал других ради забавы, а только для поддержания чести или там на войне, не воровал много, не насильничал в мирное время, то он уйдет на небеса, а ежели гадил где попало, со скотом спал, то такие под землю идут, и гореть им там, пока не переродятся. А если душу не вести по ее последнему пути, она может затеряться. И начнет бродить, и маяться среди живых, и войдет в кого-нибудь, и тот станет одержимым. Таких только сжигать…
Слуга был словоохотливый, выдавал много разной информации, но кусками, из чего сложить целостную картину было трудно, но Антон и этому был рад. Теперь его жизнь, вопреки его желаниям, будет протекать здесь и, слава богу, что сквайром и владетелем, а не крепостным крестьянином. Если бы случилось такое, он бы сразу застрелился. Но это он всегда успеет сделать. Два патрона осталось в пистолете. А запасная обойма в бардачке машины.
– Вы, когда Закатный служитель приедет, покажите ему свой амулет. Он не будет с вас брать денег за отпевание. Со своих они не берут. Но когда ребеночка родите, то уж Рассветные с вас втридорога возьмут. Но до этого еще дожить надо.
Для Антона было странным, что Флапий не интересуется, откуда вдруг взялся сын рыцаря. Не аист же его принес. Но поднимать эту тему не решился. А что он скажет старому слуге? Что он из другой вселенной? Так его самого за сумасшедшего или, еще хуже, за одержимого примут. Лучше об этом молчать. Но понять, что делать дальше, нужно, и нужно знать побольше об этом рыцаре, что был так похож на Дон Кихота. Поэтому он решил расспросить слугу об убитом старике.
– Флапий, а расскажи мне об отце.
– О бывшем милорде? Да что рассказывать? Странным он был человеком. Все время говорил, что у него есть сын и однажды он придет на эту гору, и они встретятся… Да… А я не верил. Вот поди ж ты… – Флапий покачал головой. – Мы познакомились с вашим отцом, милорд, когда я был ребенком, годков восемь считай мне было. А теперь мне семьдесят четыре.
Артем мысленно удивился.
«Сколько же лет тогда было предыдущему владетелю? Выглядел он лет на семьдесят, не больше. Это сколько они тут живут?..»
– Мы ехали на Святую землю переселенцами. Тогда рыцари империи отвоевали ее у басерманов, и лишние рты из империи оправляли караванами обживать эти земли. Теплый край, вдоль рек урожай снимают по два раза в год. Нам не повезло. На наш караван напали пустынные разбойники из племени Ди Шар. Мужчин убили, а детей и женщин захватили для продажи. Они не знали, что следом за караваном ехал с отрядом отец нынешнего барона, которому служил ваш отец. Они немного отстали и подоспели, когда нас, пленников, делили. Барон напал на бандитов, многих убили, а нас освободили. Отец ваш взял мою мать себе служанкой, и чтоб она ему согревала постель. Но в тот год случилось моровое поветрие на Святой земле, мать умерла, а меня милорд забрал с собой сюда. Я вырос и стал ему слугой-оруженосцем, а затем сенешалем замка. Отец ваш много читал. Зачем только столько читать? Ведь, поверьте мне, и это все знают, много знаний в голове не удержишь. Запомнишь что-нибудь одно, а другое забудешь. Голова, она же вон, – он постучал себя по лбу костяшками пальцев. – Маленькая…
– Иногда он рассказывал мне свои чудные сны. Как он где-то в другом мире, и там летают корабли по воздуху… Да много чего. Как по мне, милорд, ваш батюшка не очень дружил с головой. – Флапий говорил просто, как он видел своего господина, и не испытывал к нему, по всей видимости, особого уважения. – Вот, например, набрал наемников, – продолжил тот. – А зачем? Взял бы крестьян из деревни. Все лучше. А эти стали грабить крестьян, девок насильничать. Так одна деревня, которая расположена у медных рудников, взялась за вилы и прогнала вашего батюшку. Поймали одного наемника и на кол посадили. И, хоть тот был мечником, а ничего сделать не смог. Попал в вырытую ловушку. Так наемники больше туда не совались. На дорогах они грабежами занимались… Теперь ни ренты, ни меди. А наемники пригрозили, что если милорд будет возражать или пожалуется, его убьют. Так и жили, кормили дармоедов. Так что владение ваше, считай, в полном запущении. А весной барону нужно двадцать золотых империалов выхода отдать. А где их взять? Негде.
То, что Флапий кратко рассказал о своем бывшем хозяине, Антона мало порадовало. Что он был помешан на встрече сменщика, как себя назвал Антон, ему было понятно. Видимо, устал тут жить и решил поскорее уйти. Жил, видимо, без всякой цели и смысла. Разорил владение и решения принимал не всегда правильные. И по складу характера был добр. Вот же, деревню простил, с мародерами не ссорился или считал это ненужной суетой на склоне лет. Кто это знает? Сам он уже не расскажет…
– А много ли деревень во владении? – спросил Антон после того, как Флапий надолго замолчал.
– Было две, осталась одна. Та, что при замке, но выхода с нее нет. Раньше они филиссу сажали да масло давили. Был приличный доход. Пасека была. Мед, воск. Медную руду плавили и продавали. А потом все как корова языком слизала. Милорд продал все запасы семян, пасеку и деньги отдал волхвам.
– Да уж, прям чудеса в решете! – не выдержал Антон и повторил надоевшую ему фразу Панченко.
– Еще какие, милорд, – согласился Флапий.
– И что ж теперь делать? – чувствуя свою беспомощность, спросил Антон.
– Как что? – спокойно и решительно отозвался слуга. – Жить. Владения обустраивать.
Старик подошел к телам, без стыда задрал им юбки и срезал ножом найденные под ними небольшие сумки.
– Одна медь, – недовольно пробурчал он, – Ан нет, есть серебрушка. – Он ссыпал содержимое кошелей горцев в свою поясную сумку и пристроил в чехол у седла их копье, убившее его милорда.
– Головы вы резать будете, или мне это сделать? – будничным голосом, как будто речь шла о нарезке колбасы, спросил старик.
– Зачем?
– Что зачем, милорд?
– Зачем головы резать?
– А как вы докажете, что отомстили за отца? – удивился в свою очередь старик. За одного убитого нужно убить двоих. Это все знают. Вы это сделали, и теперь нужно представить доказательства…
– Кому?.. Кому доказательства представлять?..
– Будем вашего батюшку отпевать, провожать в последний путь, как полагается. Приедет служитель Заката и спросит, отомщен милорд или нет. Вы предъявите ему головы, и ваш батюшка без долгов будет препровожден в свой последний путь. Служитель даст вам подтверждение, что вы свой сыновий долг выполнили. А когда поедете к барону получать рыцарское звание, то свидетельство это и представите. Это, милорд, все знают. И значит, испытание вам проходить не надо будет. Помогите мне вашего батюшку на коня взгромоздить. Он хоть и худой, но кости у него, видимо, из свинца сделаны.
Старик подошел к телу мертвого хозяина, отстегнул пояс с ножнами. Сам меч подобрал с земли. Обтер о юбку горца и вложил в ножны. Затем подал на вытянутых руках Антону.
– Примите, милорд, знак своей власти.
Стажер горестно вздохнул, отпустил на траву спаниеля и взял пояс. Застегнул на себе и почувствовал непривычную тяжесть.
– Так кто головы резать будет? – вновь поинтересовался старик.
– Режь ты, – ответил Антон и отвернулся. Неожиданно подумал, что не знает, как слугу зовут. За все время их разговора он не удосужился спросить его имя. Не оборачиваясь к сопящему слуге, наконец поинтересовался:
– Вас как зовут?
– Кого? – переспросил старик и перешел к следующему телу.
– Ну вас…
– Так я тут один. Других нет, милорд. Говорите вы как-то странно, загадками. Видимо, издалека прибыли. И собачка у вас издалека… и одежда… и сапог нет… Готово. Рейдеры-разведчики. Знатный трофей.
– Тебя как зовут? – догадался Антон и горько про себя усмехнулся.
«Сколько ему еще предстоит узнать о этом мире».
– Можно свистнуть. Можно крикнуть. Я сразу прибегаю, как услышу. Можно по имени позвать…
– Твою же мать… – не выдержал Антон и истерически расхохотался. Затем с минуту сыпал отборной бранью на русском.
– Сразу видно, что вы, милорд, ученый, – одобрительно произнес старик. – Небось, у греков учились. Столько слов, и все неизвестные.
Антон замер, он впервые услышал знакомое слово.
– У греков? – Он повернулся к слуге и глядя на того широко открытыми глазами переспросил: – У кого, ты сказал?
– Так у греков, милорд. Греки известные во всей империи ученые мужи. Ну так что, поехали? – Слуга держал в одной руке мешок с головами, другой придерживал своего коня.
– Ваш конь за теми кустами, милорд, – показал он рукой. – Сами сходите, или привести его.
– Сам. Приведу. Если дастся.
Это была семейная казачья гордость Загнибеды. Традиция, которую в семье соблюдали поколениями неукоснительно. Уметь скакать на коне и махать шашкой. Антон прошел за кусты и увидел привязного к дереву старого конягу. Он по возрасту лишь чуток уступал своему прежнему хозяину. Конь стоял, пофыркивая, и меланхолично жевал траву. На подошедшего молодого незнакомца он обратил такое же внимание, как на мух, что садились ему на бока и голову. Взгляд умудренного жизнью когда-то боевого коня, высокого, статного, мощного, а сейчас худого, показался Антону философским. Мол, все проходит. Стажер отвязал коня от дерева и, потянув за уздечку, вывел того на поляну.
– Он подо мной не сдохнет? – спросил он слугу.
– А че ему сделается? – небрежно ответил тот. – Вы только сильно не гоните его. Немолод уже. И вот, возьмите сапоги вашего батюшки. Негоже босым в замок въехать, пересуды начнутся… люди у нас темные, суеверные…
Натягивая сапоги, которые издавали еще тот запашок и оказались несколько великоваты, проворчал:
– Вижу, что немолод.
Антон притопнул и одним слитным движением красиво влетел в седло. Конь под ним присел и выпрямился.
Слуга одобрительно крякнул:
– Умение, его не спрячешь. Следуйте за мной, милорд.
По дороге на спуске с крутого склона Антон пристроился рядом со слугой. Придерживая коня, спросил:
– Имя как твое?
– Флапий, милорд. – И со вздохом продолжил: – Беда у нас, милорд. У вас деньги есть?
– А что такое?
– Да наемники, которых нанял ваш батюшка, украли половину столового серебра и все золото с серебром, что было. А затем скрылись… Паскуды! И как таких земля носит? А батюшку отпевать нужно, и служителю дать, и нам на что-то жить надо… Ох, беда.
– Что, совсем так плохо? – заинтересовано спросил Антон. – Батюшка перед смертью сказал, что он приготовил для меня что-то…
– Ваш батюшка за два года промотал на жулье все, что собрал. Он и так был не от мира сего. Все мечтал улететь… Как хозяин он был… – Флапий лишь молча покачал головой и замолчал.
Антон, думая о своем, протянул ему кошелек. Тот живо его схватил и открыл. Пятитысячную купюру небрежно выбросил. Затем та же участь постигла несколько тысячных купюр. Улетела за спину карточка Сбера, и наконец добрался до монет.
– А вот это уже лучше, – пробурчал он. – Медь, серебро. Деньги, они везде деньги. Здесь что выбито? – протянул он десятирублевую монету.
– Десять.
– Ага, десять дибаров, значит. А на серебре что?
Антон мельком глянул и улыбнулся.
– На этой монете один, на тех два и пять.
– Значит у нас двенадцать таланов серебром и двадцать дибар медью. Не густо, но хоть что-то.
– Вот, еще есть. – Антон снял с шеи золотую цепочку с крестиком и протянул Флапию. Тот быстро выхватил цепочку из рук и приблизил к глазам.
– Так вы крещенный?! – неожиданно произнес он.
– Ну да, – удивился Антон. – Крещенный.
– Это хорошо. Только странно, – проговорил он, возвращая цепочку. – Всех посвящают Рассвету. Это начало жизни, а вас Закату. Закат – это конец жизни и обретение мудрости… Но, видимо, провидица увидела вас на пути мудрости. Тогда все понятно. Повезло вам, милорд.
– Да уж, это точно, – горестно вздохнув, произнес Антон и подумал: «Повезло, так повезло. Ничего не скажешь…»
Чтобы уйти от мыслей, одолевающих его, Антон спросил:
– А как у вас отпевают?
– Как и везде, милорд. Сейчас приедем. Поместим вашего батюшку в ледник, и на девятый день, когда душа будет отвязана от тела, служитель Заката будет петь путеводную песню, направляя душу вашего отца в место своего нового обитания. Если человек по жизни шел правильно, не убивал других ради забавы, а только для поддержания чести или там на войне, не воровал много, не насильничал в мирное время, то он уйдет на небеса, а ежели гадил где попало, со скотом спал, то такие под землю идут, и гореть им там, пока не переродятся. А если душу не вести по ее последнему пути, она может затеряться. И начнет бродить, и маяться среди живых, и войдет в кого-нибудь, и тот станет одержимым. Таких только сжигать…
Слуга был словоохотливый, выдавал много разной информации, но кусками, из чего сложить целостную картину было трудно, но Антон и этому был рад. Теперь его жизнь, вопреки его желаниям, будет протекать здесь и, слава богу, что сквайром и владетелем, а не крепостным крестьянином. Если бы случилось такое, он бы сразу застрелился. Но это он всегда успеет сделать. Два патрона осталось в пистолете. А запасная обойма в бардачке машины.
– Вы, когда Закатный служитель приедет, покажите ему свой амулет. Он не будет с вас брать денег за отпевание. Со своих они не берут. Но когда ребеночка родите, то уж Рассветные с вас втридорога возьмут. Но до этого еще дожить надо.
Для Антона было странным, что Флапий не интересуется, откуда вдруг взялся сын рыцаря. Не аист же его принес. Но поднимать эту тему не решился. А что он скажет старому слуге? Что он из другой вселенной? Так его самого за сумасшедшего или, еще хуже, за одержимого примут. Лучше об этом молчать. Но понять, что делать дальше, нужно, и нужно знать побольше об этом рыцаре, что был так похож на Дон Кихота. Поэтому он решил расспросить слугу об убитом старике.
– Флапий, а расскажи мне об отце.
– О бывшем милорде? Да что рассказывать? Странным он был человеком. Все время говорил, что у него есть сын и однажды он придет на эту гору, и они встретятся… Да… А я не верил. Вот поди ж ты… – Флапий покачал головой. – Мы познакомились с вашим отцом, милорд, когда я был ребенком, годков восемь считай мне было. А теперь мне семьдесят четыре.
Артем мысленно удивился.
«Сколько же лет тогда было предыдущему владетелю? Выглядел он лет на семьдесят, не больше. Это сколько они тут живут?..»
– Мы ехали на Святую землю переселенцами. Тогда рыцари империи отвоевали ее у басерманов, и лишние рты из империи оправляли караванами обживать эти земли. Теплый край, вдоль рек урожай снимают по два раза в год. Нам не повезло. На наш караван напали пустынные разбойники из племени Ди Шар. Мужчин убили, а детей и женщин захватили для продажи. Они не знали, что следом за караваном ехал с отрядом отец нынешнего барона, которому служил ваш отец. Они немного отстали и подоспели, когда нас, пленников, делили. Барон напал на бандитов, многих убили, а нас освободили. Отец ваш взял мою мать себе служанкой, и чтоб она ему согревала постель. Но в тот год случилось моровое поветрие на Святой земле, мать умерла, а меня милорд забрал с собой сюда. Я вырос и стал ему слугой-оруженосцем, а затем сенешалем замка. Отец ваш много читал. Зачем только столько читать? Ведь, поверьте мне, и это все знают, много знаний в голове не удержишь. Запомнишь что-нибудь одно, а другое забудешь. Голова, она же вон, – он постучал себя по лбу костяшками пальцев. – Маленькая…
– Иногда он рассказывал мне свои чудные сны. Как он где-то в другом мире, и там летают корабли по воздуху… Да много чего. Как по мне, милорд, ваш батюшка не очень дружил с головой. – Флапий говорил просто, как он видел своего господина, и не испытывал к нему, по всей видимости, особого уважения. – Вот, например, набрал наемников, – продолжил тот. – А зачем? Взял бы крестьян из деревни. Все лучше. А эти стали грабить крестьян, девок насильничать. Так одна деревня, которая расположена у медных рудников, взялась за вилы и прогнала вашего батюшку. Поймали одного наемника и на кол посадили. И, хоть тот был мечником, а ничего сделать не смог. Попал в вырытую ловушку. Так наемники больше туда не совались. На дорогах они грабежами занимались… Теперь ни ренты, ни меди. А наемники пригрозили, что если милорд будет возражать или пожалуется, его убьют. Так и жили, кормили дармоедов. Так что владение ваше, считай, в полном запущении. А весной барону нужно двадцать золотых империалов выхода отдать. А где их взять? Негде.
То, что Флапий кратко рассказал о своем бывшем хозяине, Антона мало порадовало. Что он был помешан на встрече сменщика, как себя назвал Антон, ему было понятно. Видимо, устал тут жить и решил поскорее уйти. Жил, видимо, без всякой цели и смысла. Разорил владение и решения принимал не всегда правильные. И по складу характера был добр. Вот же, деревню простил, с мародерами не ссорился или считал это ненужной суетой на склоне лет. Кто это знает? Сам он уже не расскажет…
– А много ли деревень во владении? – спросил Антон после того, как Флапий надолго замолчал.
– Было две, осталась одна. Та, что при замке, но выхода с нее нет. Раньше они филиссу сажали да масло давили. Был приличный доход. Пасека была. Мед, воск. Медную руду плавили и продавали. А потом все как корова языком слизала. Милорд продал все запасы семян, пасеку и деньги отдал волхвам.
– Да уж, прям чудеса в решете! – не выдержал Антон и повторил надоевшую ему фразу Панченко.
– Еще какие, милорд, – согласился Флапий.
– И что ж теперь делать? – чувствуя свою беспомощность, спросил Антон.
– Как что? – спокойно и решительно отозвался слуга. – Жить. Владения обустраивать.