– Нимф у вас был? – спросил я. – Требовал от вас с Лореттой выбрать, кого спасут?
– Нет, – ответил Тед, а Лоретта покачала головой.
Ха. Значит, все это было чушью собачьей.
– Вы поймали этого сукиного сына? – спросил Тед.
– Можно точно сказать, что он больше не вернется. Он выставил себя полной задницей – после такого не возвращаются.
– Чего? Так мертв он, нет?
– Да.
– Слышишь, милая? – сказал Тед дочери. – Он уже ушел. Плохой дядя ушел. Ты в безопасности.
Она отстранилась от отца.
– Нет, не ушел! Вот же он!
Мэгги повернулась и указала прямо на меня.
Книга II
Отрывок из книги «Страх: паразит из Ада» авторства доктора Альберта Маркони
Чтобы осознать происходящее вокруг, нужно задать себе простой вопрос, ответить на который на удивление непросто:
«Зачем людям, коими мы и являемся, глаза?»
Вы бы, вероятно, сказали: «Чтобы видеть, полоумный вы старый дурак», – но подобный ответ настолько поверхностен, что его можно счесть неверным. Глаза обманывают нас ежедневно, ведь они, если говорить простым языком, предназначены для вполне конкретной (и по большей части устаревшей) цели. Напомню, что у подавляющего большинства видов на планете зрение отсутствует, и они прекрасно обходятся без него; у нас нет эволюционной необходимости фиксировать внешний облик мира. Глаза нам как представителям рода Homo sapiens нужны прежде всего для того, чтобы находить и убивать других живых существ.
У добычи, на которую мы когда-то охотились, – у газелей и им подобных – глаза расположены по бокам головы, чтобы дать им возможность заметить хищника, с какой бы стороны он ни приближался. Наши же смотрят вперед и обеспечивают пространственное зрение, чтобы измерять расстояние между нами и нашим убегающим обедом. Также истинная, смертоносная цель человеческого зрения – причина того, что наше внимание привлекает красный цвет: это цвет крови, вид которой немедленно вызвал бы у нас, в зависимости от обстоятельств, дрожь тревоги или восторга. Благодаря этому данный цвет настойчиво привлекает внимание в огнях светофоров, пожарных машинах и логотипах ресторанов фастфуда. Все это – намеренный призыв к нашей врожденной кровожадности.
Сказанное выше доказывает, что наше зрение весьма ограничено как раз потому, что искажено ради нескольких конкретных функций, все из которых направлены на одну-единственную цель.
Выживание.
Благодаря этому информация, не имеющая непосредственного отношения к данной миссии, фильтруется и отбраковывается. Возможно, сегодня утром по дороге на работу вы «видели» тысячу автомобилей, но ни один из них вы не сможете вспомнить – разумеется, если один конкретный автомобиль не свернул на вашу полосу и вы не испытали страх перед возможной смертью. Это в прямом смысле слова форма туннельного зрения, пределы которого мы, по большей части, обычно не осознаем. И потому обмануть чувство, которое мы называем зрением, нетрудно: даже обычная блоха может всего лишь подпрыгнуть и практически исчезнуть прямо у нас перед глазами. Чтобы ввести нас в заблуждение, не требуется ни выдающегося ума, ни таланта. И нам следовало бы об этом помнить.
Теперь применим эту идею на то, как мы «видим» мир в метафорическом смысле, на наше внутреннее представление о Вселенной, о котором мы рассказали бы любознательному пришельцу. Не забывайте, что человеческие мозг и сознание также развивались, чтобы обеспечить выживание – и ничего больше. Таким образом, наше внутреннее восприятие Вселенной тоже страдает от туннельного зрения: оно не имеет своей целью создать объективную картину мира; оно рисует лишь картину, которая поможет нам выжить. Мы «видим» Вселенную, которую нам нужно увидеть. И это не метафора – это неоспоримый биологический факт, порожденный необходимостью.
«Видите» ли вы Вселенную невинной или увязшей в пороках, мирной или жестокой, справедливой или несправедливой, в значительной степени определяется тем, во что вам нужно верить, чтобы мотивировать себя прожить еще один день. А потому другие существа с легкостью могут перевернуть ваше восприятие реальности ради собственных целей. Представьте себе отношения между лидером культа и его последователями. Он изолирует их и заставляет поверить, что они – остров в море разврата, что повсюду вокруг – очевидные признаки апокалипсиса. Если он умело справляется с этой задачей, то его стадо с готовностью жертвует жизнями, защищаясь от призрачной угрозы. Спросите их, почему, и они скажут, что их фаталистические убеждения являются лишь результатом непредвзятого, объективного наблюдения за окружающим миром. Они не лгут! Они просто не понимают того факта, что это не их вера основывается на наблюдении; это их наблюдения основываются на том, во что их обманом заставили поверить.
И так происходит со всеми нами.
8. Нападение трахаканов
Я
Джон откусил кусочек оладьи с грецким орехом и шоколадной крошкой и произнес:
– Допустим, что маленькая девочка не просто перепутала – какая Нимфу была выгода притворяться тобой, когда он ее похищал?
– Пытаться найти логику в Их поступках – все равно что спрашивать, почему стекло режет рот, если его откусить.
Мы сидели в «Вафельном домике», который, на мой взгляд, сильно проигрывал «У Денни»: тот радовал нас вредной едой на протяжении многих лет, еще со средней школы. Наш «Денни» так и не открылся после того, как несколько лет назад сгорел дотла во время происшествия, которое мы называем не иначе как «Инцидентом». Были в моей жизни события, оставившие после себя брешь, хоть я этого и не понимал сначала – так же вышло и с потерей «У Денни» (но дело все же было не так плохо, как когда в прошлом году все магазины в нашем регионе перестали продавать «Маунтин дью: код красный»). Мы боялись, что «Вафельный домик» уже затопило, но он не только был открыт – по словам официантки, сеть так славилась работой во время стихийных бедствий, что ФАЧС [3] измеряло по ней уровень угрозы. О масштабах бедствия судили по тому, сколько закрылось в регионе «Вафельных домиков».
Эми, сжимая в руках чашку горячего чая, заметила, что никогда больше не будет есть вафли.
– Ты бы предпочла «Тако Билла»? – спросил я. – Думаю, они еще открыты.
– Не выношу дыма. И мне там только те замороженные штуки нравятся. Шоко-Тако.
– Интересно, а есть порно с таким названием? – спросил Джон.
– И я не согласна, – сказала Эми. – С тем, что у этой хрени никакой логики нет. Нам нужно точно выяснить, как и почему она делает то, что делает. Правила есть всегда. Всегда есть какие-то пределы, какие-то слабости. Надо просто понять, какие.
Я заметил, что мы говорим о Нимфе по-разному: «он», «Они», «эта хрень».
– Давайте, просто чтобы не путаться, говорить о Нимфе как о живом существе – хоть мы и знаем, что на самом деле он не совсем существо, а целый рой каких-то жуков в подчинении у кого-то там еще. У Повелителя. А пока будем считать его человеком, чисто для простоты.
– Ну, в данный момент проблема даже не в нем, верно? – заметил Джон. – Проблема понасущнее в том, что, если Тед начнет разбираться в обстоятельствах похищения дочки, все улики укажут на тебя.
Я шикнул на него и нервно огляделся.
– Чувак, тут же полно народу.
– Мы в «Вафельном домике». Тут половина народа, скорее всего, людей убивают. Так вот, если он может подражать кому угодно, почему не превратился в ее маму или папу? Разве так было бы не легче ее красть? Стать тобой – все равно что остаться собой, ты для нее чужой человек. К тому же посмотри на себя. Ни одна маленькая девочка никуда за тобой не пойдет. Ужасная же маскировка.
– Так, может, он сделал это, чтобы меня подставить? Просто мудак потому что? Оглянитесь вокруг – для жестокости причина не нужна. – Я посмотрел на Эми. – Это как те киты.
Однажды мы с Эми смотрели документальный сериал Би-би-си о морской жизни, «Голубую планету», – бывает такое, что просто нечего смотреть. Был там один момент, в котором съемочная группа следила в Тихом океане за самкой серого кита и ее новорожденным детенышем. Эти трудяги тринадцать месяцев вынашивают потомство, а после родов мигрируют за тысячи миль на север в поисках пищи. И вот они медленно плыли вдоль калифорнийского побережья к Аляске. Мать и дитя всю дорогу двигались бок о бок, как персонажи в мультике Пиксар. А потом появилась стая из пятнадцати косаток – охотников, которые понимают друг друга без слов. Они незаметно окружили любящую мать и ее малыша. Подплыли и начали протискиваться между матерью и ребенком, разделяя их, а затем наскакивали на детеныша, пытаясь его утопить (не забывайте, киты – млекопитающие, они дышат воздухом, а не просто плюются для удовольствия водой). Мать отчаянно пыталась подтолкнуть малыша вверх, чтобы он смог сделать вдох. Но косатки не отставали от них шесть часов, толкая захлебывавшегося китенка все глубже и глубже, пока на это смотрела его мать. Безжалостно. Наконец они начали кусать детеныша, и бурлящая вода окрасилась в алый цвет.
Затем наступила неожиданная развязка: как только ребенок умер, косатки просто… уплыли. Они откусили от него пару кусочков и оставили мертвое, искалеченное тело опускаться на дно. Оказалось, что они не голодны; убили ребенка на глазах у матери просто забавы ради. Последние кадры были посвящены матери, бесцельно зависшей посреди океана в полном одиночестве. Косатки поплыли дальше, чтобы прожить остаток жизни, долгой, счастливой и не обремененной хоть какими-то последствиями своих действий. Не будет ни справедливого суда, ни даже мести. Никто не утешит мать. У нее отобрали цель в жизни и оставили в бескрайнем холодном, безразличном океане.
Эми потом шесть недель кошмары снились.
Она отхлебнула чая и сказала:
– Хорошо. Но давайте на минуточку предположим, что за этим стоит что-то еще. Чего он добивался?
Я пожал плечами.
– Может быть, только того, о чем сказал сам. Питаться и размножаться. Может, всё вместе.
– И он продолжал таскать «корм» для Повелителя к пруду, который по чистой случайности разлился у входа в старую шахту. Так что, как высококвалифицированный специалист в таких вопросах, рискну предположить, что тварь, которую он пытается накормить, сидит в этой шахте.
– А ты точно уверена, что ничего там не видела? – спросил я у Эми.
– Ну, там была гигантская змея с миллионом глаз и тысячей задниц, но я думала, что это не так уж важно, вот и не упомянула о ней.
– Хватит брызгать ядом, юная леди. Это нам не поможет.
– А повтори-ка, как тебе удалось сбежать? – спросил Джон.
– У меня был электрошокер, ну тот, что ты мне дал. Я дождалась, пока Дэвид, ну то есть тот, кто Дэвидом притворялся, отвлечется, а потом ударила его током. Прямо между ног. Потом еще и еще раз. Потом я схватила девочку, и мы побежали вверх по склону. Этот за нами не поднялся, это я уже говорила.
Почему же она лжет?
– Может, он дал тебе ускользнуть нарочно?
– Кажется, вы, ребятки, просто не в силах поверить, что я сбежала без вашей помощи.
– Да ладно тебе, – укорил я, – ты же знаешь, о чем мы. Меня не отпускает чувство, что мы сделали все именно так, как ему надо. Что все это – часть его плана.
– Так это или нет, – сказал Джон, – рано или поздно нам придется вернуться к шахте.
– Или он именно этого и добивается, и тогда мы просто откроем ящик Пандоры.
– Я просто уверен, что порно с таким названием точно есть.
– Ладно. И скоро Тед пойдет рассказывать все полицейским?
– Если повезет, он подождет, пока не накопает побольше улик. Если нет, он разговаривает с ними уже сейчас. Если удача повернулась к нам задом, то он к ним вообще не пойдет.
– И почему это должн… а, ну правильно. Это значит, что он собирается хладнокровно пристрелить меня, чтобы отомстить. Ну что ж, эм, лучше разобраться во всем до того, как такое случится.
– Ладно, следующую чашку кофе возьму с собой.
– Нет, – ответил Тед, а Лоретта покачала головой.
Ха. Значит, все это было чушью собачьей.
– Вы поймали этого сукиного сына? – спросил Тед.
– Можно точно сказать, что он больше не вернется. Он выставил себя полной задницей – после такого не возвращаются.
– Чего? Так мертв он, нет?
– Да.
– Слышишь, милая? – сказал Тед дочери. – Он уже ушел. Плохой дядя ушел. Ты в безопасности.
Она отстранилась от отца.
– Нет, не ушел! Вот же он!
Мэгги повернулась и указала прямо на меня.
Книга II
Отрывок из книги «Страх: паразит из Ада» авторства доктора Альберта Маркони
Чтобы осознать происходящее вокруг, нужно задать себе простой вопрос, ответить на который на удивление непросто:
«Зачем людям, коими мы и являемся, глаза?»
Вы бы, вероятно, сказали: «Чтобы видеть, полоумный вы старый дурак», – но подобный ответ настолько поверхностен, что его можно счесть неверным. Глаза обманывают нас ежедневно, ведь они, если говорить простым языком, предназначены для вполне конкретной (и по большей части устаревшей) цели. Напомню, что у подавляющего большинства видов на планете зрение отсутствует, и они прекрасно обходятся без него; у нас нет эволюционной необходимости фиксировать внешний облик мира. Глаза нам как представителям рода Homo sapiens нужны прежде всего для того, чтобы находить и убивать других живых существ.
У добычи, на которую мы когда-то охотились, – у газелей и им подобных – глаза расположены по бокам головы, чтобы дать им возможность заметить хищника, с какой бы стороны он ни приближался. Наши же смотрят вперед и обеспечивают пространственное зрение, чтобы измерять расстояние между нами и нашим убегающим обедом. Также истинная, смертоносная цель человеческого зрения – причина того, что наше внимание привлекает красный цвет: это цвет крови, вид которой немедленно вызвал бы у нас, в зависимости от обстоятельств, дрожь тревоги или восторга. Благодаря этому данный цвет настойчиво привлекает внимание в огнях светофоров, пожарных машинах и логотипах ресторанов фастфуда. Все это – намеренный призыв к нашей врожденной кровожадности.
Сказанное выше доказывает, что наше зрение весьма ограничено как раз потому, что искажено ради нескольких конкретных функций, все из которых направлены на одну-единственную цель.
Выживание.
Благодаря этому информация, не имеющая непосредственного отношения к данной миссии, фильтруется и отбраковывается. Возможно, сегодня утром по дороге на работу вы «видели» тысячу автомобилей, но ни один из них вы не сможете вспомнить – разумеется, если один конкретный автомобиль не свернул на вашу полосу и вы не испытали страх перед возможной смертью. Это в прямом смысле слова форма туннельного зрения, пределы которого мы, по большей части, обычно не осознаем. И потому обмануть чувство, которое мы называем зрением, нетрудно: даже обычная блоха может всего лишь подпрыгнуть и практически исчезнуть прямо у нас перед глазами. Чтобы ввести нас в заблуждение, не требуется ни выдающегося ума, ни таланта. И нам следовало бы об этом помнить.
Теперь применим эту идею на то, как мы «видим» мир в метафорическом смысле, на наше внутреннее представление о Вселенной, о котором мы рассказали бы любознательному пришельцу. Не забывайте, что человеческие мозг и сознание также развивались, чтобы обеспечить выживание – и ничего больше. Таким образом, наше внутреннее восприятие Вселенной тоже страдает от туннельного зрения: оно не имеет своей целью создать объективную картину мира; оно рисует лишь картину, которая поможет нам выжить. Мы «видим» Вселенную, которую нам нужно увидеть. И это не метафора – это неоспоримый биологический факт, порожденный необходимостью.
«Видите» ли вы Вселенную невинной или увязшей в пороках, мирной или жестокой, справедливой или несправедливой, в значительной степени определяется тем, во что вам нужно верить, чтобы мотивировать себя прожить еще один день. А потому другие существа с легкостью могут перевернуть ваше восприятие реальности ради собственных целей. Представьте себе отношения между лидером культа и его последователями. Он изолирует их и заставляет поверить, что они – остров в море разврата, что повсюду вокруг – очевидные признаки апокалипсиса. Если он умело справляется с этой задачей, то его стадо с готовностью жертвует жизнями, защищаясь от призрачной угрозы. Спросите их, почему, и они скажут, что их фаталистические убеждения являются лишь результатом непредвзятого, объективного наблюдения за окружающим миром. Они не лгут! Они просто не понимают того факта, что это не их вера основывается на наблюдении; это их наблюдения основываются на том, во что их обманом заставили поверить.
И так происходит со всеми нами.
8. Нападение трахаканов
Я
Джон откусил кусочек оладьи с грецким орехом и шоколадной крошкой и произнес:
– Допустим, что маленькая девочка не просто перепутала – какая Нимфу была выгода притворяться тобой, когда он ее похищал?
– Пытаться найти логику в Их поступках – все равно что спрашивать, почему стекло режет рот, если его откусить.
Мы сидели в «Вафельном домике», который, на мой взгляд, сильно проигрывал «У Денни»: тот радовал нас вредной едой на протяжении многих лет, еще со средней школы. Наш «Денни» так и не открылся после того, как несколько лет назад сгорел дотла во время происшествия, которое мы называем не иначе как «Инцидентом». Были в моей жизни события, оставившие после себя брешь, хоть я этого и не понимал сначала – так же вышло и с потерей «У Денни» (но дело все же было не так плохо, как когда в прошлом году все магазины в нашем регионе перестали продавать «Маунтин дью: код красный»). Мы боялись, что «Вафельный домик» уже затопило, но он не только был открыт – по словам официантки, сеть так славилась работой во время стихийных бедствий, что ФАЧС [3] измеряло по ней уровень угрозы. О масштабах бедствия судили по тому, сколько закрылось в регионе «Вафельных домиков».
Эми, сжимая в руках чашку горячего чая, заметила, что никогда больше не будет есть вафли.
– Ты бы предпочла «Тако Билла»? – спросил я. – Думаю, они еще открыты.
– Не выношу дыма. И мне там только те замороженные штуки нравятся. Шоко-Тако.
– Интересно, а есть порно с таким названием? – спросил Джон.
– И я не согласна, – сказала Эми. – С тем, что у этой хрени никакой логики нет. Нам нужно точно выяснить, как и почему она делает то, что делает. Правила есть всегда. Всегда есть какие-то пределы, какие-то слабости. Надо просто понять, какие.
Я заметил, что мы говорим о Нимфе по-разному: «он», «Они», «эта хрень».
– Давайте, просто чтобы не путаться, говорить о Нимфе как о живом существе – хоть мы и знаем, что на самом деле он не совсем существо, а целый рой каких-то жуков в подчинении у кого-то там еще. У Повелителя. А пока будем считать его человеком, чисто для простоты.
– Ну, в данный момент проблема даже не в нем, верно? – заметил Джон. – Проблема понасущнее в том, что, если Тед начнет разбираться в обстоятельствах похищения дочки, все улики укажут на тебя.
Я шикнул на него и нервно огляделся.
– Чувак, тут же полно народу.
– Мы в «Вафельном домике». Тут половина народа, скорее всего, людей убивают. Так вот, если он может подражать кому угодно, почему не превратился в ее маму или папу? Разве так было бы не легче ее красть? Стать тобой – все равно что остаться собой, ты для нее чужой человек. К тому же посмотри на себя. Ни одна маленькая девочка никуда за тобой не пойдет. Ужасная же маскировка.
– Так, может, он сделал это, чтобы меня подставить? Просто мудак потому что? Оглянитесь вокруг – для жестокости причина не нужна. – Я посмотрел на Эми. – Это как те киты.
Однажды мы с Эми смотрели документальный сериал Би-би-си о морской жизни, «Голубую планету», – бывает такое, что просто нечего смотреть. Был там один момент, в котором съемочная группа следила в Тихом океане за самкой серого кита и ее новорожденным детенышем. Эти трудяги тринадцать месяцев вынашивают потомство, а после родов мигрируют за тысячи миль на север в поисках пищи. И вот они медленно плыли вдоль калифорнийского побережья к Аляске. Мать и дитя всю дорогу двигались бок о бок, как персонажи в мультике Пиксар. А потом появилась стая из пятнадцати косаток – охотников, которые понимают друг друга без слов. Они незаметно окружили любящую мать и ее малыша. Подплыли и начали протискиваться между матерью и ребенком, разделяя их, а затем наскакивали на детеныша, пытаясь его утопить (не забывайте, киты – млекопитающие, они дышат воздухом, а не просто плюются для удовольствия водой). Мать отчаянно пыталась подтолкнуть малыша вверх, чтобы он смог сделать вдох. Но косатки не отставали от них шесть часов, толкая захлебывавшегося китенка все глубже и глубже, пока на это смотрела его мать. Безжалостно. Наконец они начали кусать детеныша, и бурлящая вода окрасилась в алый цвет.
Затем наступила неожиданная развязка: как только ребенок умер, косатки просто… уплыли. Они откусили от него пару кусочков и оставили мертвое, искалеченное тело опускаться на дно. Оказалось, что они не голодны; убили ребенка на глазах у матери просто забавы ради. Последние кадры были посвящены матери, бесцельно зависшей посреди океана в полном одиночестве. Косатки поплыли дальше, чтобы прожить остаток жизни, долгой, счастливой и не обремененной хоть какими-то последствиями своих действий. Не будет ни справедливого суда, ни даже мести. Никто не утешит мать. У нее отобрали цель в жизни и оставили в бескрайнем холодном, безразличном океане.
Эми потом шесть недель кошмары снились.
Она отхлебнула чая и сказала:
– Хорошо. Но давайте на минуточку предположим, что за этим стоит что-то еще. Чего он добивался?
Я пожал плечами.
– Может быть, только того, о чем сказал сам. Питаться и размножаться. Может, всё вместе.
– И он продолжал таскать «корм» для Повелителя к пруду, который по чистой случайности разлился у входа в старую шахту. Так что, как высококвалифицированный специалист в таких вопросах, рискну предположить, что тварь, которую он пытается накормить, сидит в этой шахте.
– А ты точно уверена, что ничего там не видела? – спросил я у Эми.
– Ну, там была гигантская змея с миллионом глаз и тысячей задниц, но я думала, что это не так уж важно, вот и не упомянула о ней.
– Хватит брызгать ядом, юная леди. Это нам не поможет.
– А повтори-ка, как тебе удалось сбежать? – спросил Джон.
– У меня был электрошокер, ну тот, что ты мне дал. Я дождалась, пока Дэвид, ну то есть тот, кто Дэвидом притворялся, отвлечется, а потом ударила его током. Прямо между ног. Потом еще и еще раз. Потом я схватила девочку, и мы побежали вверх по склону. Этот за нами не поднялся, это я уже говорила.
Почему же она лжет?
– Может, он дал тебе ускользнуть нарочно?
– Кажется, вы, ребятки, просто не в силах поверить, что я сбежала без вашей помощи.
– Да ладно тебе, – укорил я, – ты же знаешь, о чем мы. Меня не отпускает чувство, что мы сделали все именно так, как ему надо. Что все это – часть его плана.
– Так это или нет, – сказал Джон, – рано или поздно нам придется вернуться к шахте.
– Или он именно этого и добивается, и тогда мы просто откроем ящик Пандоры.
– Я просто уверен, что порно с таким названием точно есть.
– Ладно. И скоро Тед пойдет рассказывать все полицейским?
– Если повезет, он подождет, пока не накопает побольше улик. Если нет, он разговаривает с ними уже сейчас. Если удача повернулась к нам задом, то он к ним вообще не пойдет.
– И почему это должн… а, ну правильно. Это значит, что он собирается хладнокровно пристрелить меня, чтобы отомстить. Ну что ж, эм, лучше разобраться во всем до того, как такое случится.
– Ладно, следующую чашку кофе возьму с собой.