– Разумеется, в личинке не больше души, чем в дереве: положи ее на кусок гниющей плоти, и она начнет есть. Идея того, чтобы не есть пищу перед собой, ей совершенно чужда. Так что же насчет тебя? У тебя есть душа?

– Дэйв будет здесь с минуты на минуту. На твоем месте я бы начал каяться еще до того, как он войдет в эту дверь. Видишь ли, думаю, его не заботят ответы. Думаю, он просто хочет посмотреть, как ты истекаешь кровью. Я думаю, он от такого тащится.

Нимфа это ничуть не смутило.

– Ты знал, что можно легко проверить, есть ли у детей душа? В шестидесятых провели эксперимент: оставляешь перед ними на столе печенье «Орео», говоришь не есть его, а затем выходишь из комнаты. Кто-то сдержится до твоего прихода, а кто-то протянет руку и съест печенье через минуту – или несколько секунд. Если десятилетия спустя найти детей из второй группы, обнаружится, что все они наркоманы, преступники или банкроты. Потому что они личинки, понимаешь? Скажи мне, Джон, ты бы прошел это испытание?

Джон его почти не слышал: буря превратилась в огромное животное и отчаянно грызла деревянный панцирь церкви, чтобы добраться до мягкого мяса внутри. Джон незаметно подвинулся к Нимфу. Шанса на второй выстрел не будет – учитывая, что в пушке всего один заряд.

– Мы оба знаем ответ, не так ли? Ты проходишь этот тест каждый божий день. Но я и так отнял у тебя достаточно времени. Почему бы нам не посидеть где-нибудь и не обсудить все как разумным людям? Мы же разумные люди, не так ли?

Нимф отошел от амвона. Он был полностью голый, если не считать детских трусиков, которые совершенно не скрывали огромный стояк.

Ветер завыл с тем самым звуком, который слышишь, когда по лицу несется товарный поезд.

Джон бросился на Нимфа.

С адским грохотом крышу церкви сорвало.





Я


Я проехал несколько кварталов, борясь с самим собой, но в конце концов принял решение развернуться и заскочить домой за Эми. Ветер все усиливался, и буря уже внушала некоторые опасения. Все другие машины стояли на обочинах: ссыкунишки-водители не желали ехать по дороге, пока ни черта не видно. Когда я добрался до дома и вскарабкался на крышу нашего Дилдолэнда, то заметил, что неоновая вывеска погасла: наверное, отключилось электричество. Я вошел тихо, подозревая, что Эми спит, но очень быстро понял, что ее нет дома.

Волноваться было не о чем. Водить она не умела, но были и другие варианты развития событий. Может быть, она задержалась на работе, чтобы не попасть под дождь, а может, парень, который ее подвозил, остановился по дороге доделать свои дела. Может, она забежала за фастфудом в круглосуточный магазин на другой стороне улицы…

Я заметил посуду в раковине. Использованную, но уже вымытую. Миска, венчик, две тарелки. Она что, пригласила позавтракать того парня с работы? Если вы не знакомы с Эми, разрешите пояснить: это абсолютно не в ее духе. Может, он настаивал? На столешнице стояли коробка смеси для выпечки и пластиковая бутылка сиропа для блинов. Я попытался представить, как этот парниша настаивает на том, чтобы войти – в нашу с ней квартиру – и приготовить Эми блинчики на нашей с ней кухне, а она соглашается…

Мой мозг окоченел. То есть ладно бы они просто поддались страсти и зажгли в нашей постели, это я бы понял. Я бы даже не разозлился, осчастливь он Эми и прибери за собой. Но прийти в дом к другому самцу и приготовить его девушке завтрак на его же кухне? Вот ведь маньячила сраный. А может, кто-то другой заходил? Да, наверное, только и всего. Черт возьми, в любой другой день я бы о таком даже не задумался.

Я огляделся в поисках записки – Эми очень любит оставлять записки – и проверил сообщения, чтобы убедиться, что ничего не пропустил. Тишина.

Какое-то время я просто торчал посреди кухни, пока в окна стучали дождь и ветер. Я определенно не волновался. Что, вломились к нам какие-то громилы и для начала ей завтрак приготовили?

Я вытащил телефон и попытался ей позвонить.

Голос в трубке сообщил, что связь не работает.





Джон


Джон вздрогнул от какофонии над головой, затем поднял глаза и уперся взглядом в небо. Крышу церкви сорвало целиком – неровно, как верхушку коробки со смесью для приготовления макарон с сыром. Внутрь хлынул дождь, и Джону показалось, будто он сунул голову в воду, пока несся на гидроцикле на скорости семьдесят в час.

Двигаясь почти на ощупь, Джон с трудом добрался до амвона и сложил руки козырьком. Нимф исчез, но в задней стене была дверь. Толкнув ее, Джон оказался в маленькой комнате отдыха. Отсюда вела наружу еще одна открытая дверь. Джон протиснулся сквозь нее как раз вовремя, чтобы разглядеть сквозь бурю исчезающие вдали задние фары.

Джон подскочил к джипу и бросился в погоню. Видимость была настолько плохой, что он не знал даже, есть ли под колесами дорога: он различал только размытый свет фар машины Нимфа, крошечного черного кабриолета. Но Джон и не думал отступать. Он не знал, кто или что этот Нимф, и не слишком об этом волновался. Ему было точно известно, что все и вся в этой вселенной чувствительно к боли. Универсальная константа, которая держит нас в узде. Проведя столько времени за работой, Джон научился причинять боль абсолютно всем. Кому-то подходил клинок, кому-то – солнечный свет или перезвон музыки ветра в летний день.

Джон поймает Нимфа и выяснит, что причиняет боль ему.

Задние фары в лобовом стекле петляли и дергались, и Джон неотрывно следовал за ними. Машина съехала с дороги, затем вернулась на нее, забуксовав на несколько секунд на грязной обочине. Кем бы Нимф ни был, Джон знал одно: ублюдок выбрал не ту машину для побега. Его маленький спортивный автомобиль терял скорость в месиве и чуть не перевернулся, когда въехал в стоячую воду на тротуаре, а вот джип Джона гнал точно вперед.

Наконец Нимф совершил ошибку, которой поджидал Джон. На длинном отрезке чистой дороги Нимф поддал газу, на несколько секунд умчавшись вдаль, а после врезался в большую лужу и полностью потерял сцепление с дорогой: Джон увидел лишь, как во все стороны полетели брызги белой воды, как задние фары вильнули влево, затем вправо…

Джон еще не успел осознать, что происходит, но уже врезался. Сначала маленький спортивный автомобиль резко свернул прямо в столб – задние фары подпрыгнули от удара. Через долю секунды Джон врезался в кабриолет, расплющив его о столб как пивную банку. Хрупкая маленькая машинка не могла тягаться с джипом: тот попросту раздавил ее, сделав вдвое меньше в длину. У самого джипа даже бампер не погнулся.

На мгновение все замерло. Джон мертвой хваткой цеплялся за руль. Из разбитого радиатора с шипением вырывался пар – из радиатора Нимфа, не его. Ветер стих, и дождь снова пошел ровно, как будто это жертвоприношение утолило жажду крови богов. Джон собрался с силами, отстегнул ремень безопасности и, спотыкаясь, подошел к водительской двери спортивной машины. Он отвел назад локоть и разбил окно.

Пусто.

Нимфа не было ни на водительском или пассажирском сиденьях, ни на полу. Никаких следов на лобовом стекле, в которое он мог бы влететь головой при столкновении. Ничего.

Джон попятился к джипу, и…

Кровь.


Она капала с заднего бампера.

Нет.

У такого маленького спортивного автомобиля и в лучшие его времена багажник был небольшой, а теперь он и вовсе превратился в искореженный уголок с фут шириной. Крышка отошла и лежала свободно, а под ней точно было…



тело маленькой девочки, искалеченное и окровавленное



…что-то, но что, под дождем не разглядеть. Если он не откроет крышку, не присмотрится, то, возможно, сможет прожить остаток жизни, так и не узнав, что внутри. Как кот Шредингера: содержимое багажника станет реальным, только если на него посмотреть.

Джон медленно поднял крышку и увидел окровавленные маленькие ручки, обмотанные скотчем запястья и круглое личико с заклеенным ртом. Спутанные светлые волосы. Испуганные глаза, широко раскрытые.

Остекленевшие.

Маргарет Мэгги Нолл. Удар раздавил ее маленькое хрупкое тельце.

Сердце Джона колотилось как бешеное. Он не мог вдохнуть.

Он осторожно опустил крышку багажника, зарычал и стукнул кулаком по крыше машины, затем еще и еще раз. Он кричал. Казалось, где-то рядом смеется Нимф.

Джон так шумел, что почти не услышал, когда из-за спины спросили:

– Ты его схватил? Схватил Нимфа?

Джон обернулся и увидел Теда Нолла.





6. Дождь все льет, а Джон все умирает




Тед держал дробовик стволом вниз, дуло смотрело в забрызганный грязью тротуар. Джон ничего ему не ответил.

– Я видел, как ты несся вниз по улице. Я ехал в противоположную сторону и узнал твой гребаный джип. Развернулся и рванул следом, так быстро, как мог… – Тед оглядел обломки. – Его машина? Нимф внутри?

Джон все еще не мог выговорить ни слова.

– Друг, ты не ранен? Скажи что-нибудь.

Тед шагнул к нему.

Увидел кровь.

Посмотрел на багажник. Потом на Джона. Все понял.

– Не заглядывай туда, приятель, – сказал Джон. – Не надо.

– Что? Там… там…

Тед подошел к машине, по-прежнему держа дробовик дулом вниз.

– Не надо, приятель.

Тед повернулся и встретился с Джоном взглядом. Смотрел он пристально, и лицо его напоминало треснувшую плотину, пытавшуюся сдержать поток презрения. Осторожно касаясь багажника, Тед медленно открыл его и посмотрел внутрь.

Джон наблюдал за выражением его лица. Хватило минуты, чтобы Тед все понял. Он смерил багажник долгим взглядом, впитывая реальность произошедшего, потом зажмурился и сжал челюсти.

Затем спокойно закрыл крышку и, не оборачиваясь, тихо произнес:

– Кажется, я велел мне позвонить. Если Нимф найдется. Я велел позвонить мне, а не пытаться уладить все самим.

– У меня не было на это времени, я…

– Знаешь, почему я вас об этом попросил? Позвонить.

– Если бы я мог…