Я нервничаю и волнуюсь, а также обдумываю, что обед перед премьерой — неудачная идея, поскольку вся еда может оказаться на полу вестибюля.

Черт, черт, черт.

Я прохаживаюсь мимо стеклянных окон и смотрю, как к зданию медленно подходят зрители, подъезжая на личных машинах, выходят из такси; студенты идут из своих общежитий. Я вижу их улыбающиеся лица, парочки держатся за руки, некоторые разодеты как на королевский прием.

Я вытираю пот со лба и делаю глубокий вдох, как учила меня Деззи.

Забавно, насколько потрясающе спокойна Деззи. Она была спокойна во время всех репетиций и вкладывала всю душу в свое пение. Все знали, что она получит главную роль. И это не имеет никакого отношения к ее отцу или имени, или к чему бы то ни было, кроме того факта, что ее голос мог коснуться каждого уголка помещения и заставить каждого влюбиться в нее.

Вспоминаю, как она пригласила меня к себе домой на Рождество. Черт, я не смог удержать рот закрытым, когда увидел Таймс-сквер впервые в своей жизни. Там было так светло, что даже после захода солнца казалось, что сейчас полдень. А также я не обратил внимания на предупреждение, что будет очень холодно. Черт возьми. Деззи даже предупредила меня. Она выучила десять разных жестов, чтобы показать мне, как холодно, морозно, зябко, пронизывающе, леденяще, студено и ужасно холодно в это время года.

Я впервые встретился с ее родителями. Ну, во второй раз с ее отцом, но наша первая встреча в туалете меркнет по сравнению с нашей встречей в нью-йоркском доме Деззи. Свет наполнял всю комнату, как в гребаном сне, а ель возвышалась до самого потолка. Она была высоченной. Должно быть, я стоял там целую минуту, глядя на нее. Деззи пошутила, что я прикидываю в уме, как по-другому украсить елку гирляндой.

В канун Рождества мы обменялись подарками в теплой, освещенной гирляндами беседке. Деззи подарила мне дизайнерскую кожаную куртку, которая сидела так идеально, словно, клянусь, была сшита вручную специально для меня. Ну, вообще-то так оно и было. Деззи схитрила. Скорее всего, это было во время примерки костюмов, которую проводила Виктория. Она сняла все мои мерки и без моего ведома отправила их знакомому своей сестры в Нью-Йорке — какому-то начинающему дизайнеру, который провел одиннадцать лет во Франции после окончания Нью-йоркского Университета, — и детально описала дизайн вещи.

Моим подарком был браслет-талисман, который я выкупил в одном из ломбардов. В нем сочетается точный баланс красоты, хрупкости и силы, которые я чувствую в Деззи. Я украсил его тремя подвесками: музыкальной нотой — символом ее голоса, маленькой лампочкой — символом моего голоса, и связанными буквами «К» и «Д», которые говорят сами за себя. Я оставил место для других подвесок, чтобы добавить их в память об особых случаях.

Когда я поцеловал Деззи в канун Нового года, я никогда не чувствовал себя более цельным. Я настолько замерз, что не чувствовал свой член, но смотрел на салют и обнимал Деззи. Я был самым счастливым человеком на свете.

А потом она сказала мне слово на букву «Л».

По какой-то причине я не ответил на ее признание, хотя чувствовал это. Я все еще держу это чувство в себе, но в тот момент не мог произнести это слово сквозь замерзшие губы. Что, черт возьми, со мной не так? Тот момент был идеальным, и я позволил ему ускользнуть.

Когда этот семестр закончится, Деззи уедет домой на каникулы. Хотя это будет всего лишь через шесть недель. Но я знаю, что они пролетят незаметно. А потом она проведет потрясающее лето в Нью-Йорке. Деззи рассказала, что последний «восхитительный парень» ее сестры является владельцем сети популярных пиано-баров и ищет постоянную певицу на лето. Разумеется, Деззи была первой и, возможно, единственной рекомендацией Сиси.

Чего я с нетерпением жду от этого лета? Чистку бассейнов. Ландшафтные работы. Строительство, если смогу договориться с Питом, как в прошлом году. Я буду заниматься чем угодно, чтобы накопить средства на оплату последнего года обучения.

Но мысль о том, что я останусь здесь без Деззи… Я чувствую вину за то, что так чертовски счастлив за нее, но в то же время разрываюсь изнутри.

Я так сильно сжимаю подарок в кармане, что становится больно.

Брант врывается в стеклянную дверь, вырывая меня из мыслей. Первое, что я замечаю, это красный след ладони на его щеке. Я смотрю на него, делая универсальный знак: «какого хрена, чувак?», который понятен абсолютно всем людям. Брант объясняет, что его девушка прошлой недели столкнулась с его девушкой этой недели. Девушки ударили его по лицу, и теперь у него может остаться дополнительный билет на представление.

Я качаю головой и смеюсь. Притягиваю Бранта в свои объятия и говорю:

— Ты одна большая неприятность, это точно. — Хлопнув его по груди, я добавляю: — Я учил тебя, как разговаривать с девушками. Может, мне также стоило научить тебя держать дружка в штанах. Сдержанность и все такое.

Брант ухмыляется, показывая на свою красную, как помидор, щеку и говорит:

— С этим милым личиком?

Как раз перед тем, как зрителям сообщают о пяти минутах, отведенных на то, чтобы опустить свои задницы на соответствующие места, появляется Дмитрий и забирает лишний билет Бранта. Вместе они исчезают в театре, болтая друг с другом.

О, черт. Пятиминутное предупреждение.

Мой подарок.

Деззи не может начать это представление без моего гребаного подарка.

Прежде чем осознаю, я толкаю двойные двери в коридор, ведущий к гримеркам. Мои ноги несут меня быстрее, чем я успеваю за ними, из-за чего дважды спотыкаюсь по пути. Мое сердце бьется о костяные «прутья» грудной клетки, как разъяренный узник, решивший выбраться на свободу.

Мой взгляд мечется по сторонам, когда я добираюсь до гримерки. Где она?

Замечаю спину Виктории, которая одета в костюм для своего выступления. Я бросаюсь к ней и разворачиваю к себе, ее испуганные глаза встречаются с моими.

— Где Деззи? — сразу же спрашиваю я.

Она отвечает одними губами:

— Уже на сцене.

Блядь. Должно быть, они уже все заняли места.

— Спасибо, — говорю я и натянуто улыбаюсь. — Выглядишь великолепно. Ни пуха, ни пера.

В следующее мгновение я уже стою у служебного входа. Открываю дверь, игнорируя, наверное, служащего сцены, который машет руками позади меня. Когда влетаю за кулисы, взглядом ищу мою женщину. Я иду в темноте, продвигаясь вперед, осматривая каждого, кто встречается по пути — актеры ожидают начала представления.

Я хочу ценить каждое мгновение, проведенное с Деззи. Мне больно от мысли, что это наше последнее совместное выступление перед окончанием семестра. Все внутри меня горит от одной мысли, что приближается лето, и Деззи уедет, а я проведу три гребаных месяца без нее.

Каждый малюсенький момент имеет значение.

Это премьера нашего совместного спектакля — ее, как его голоса, и моего, как вестника света, освещающего темную сцену.


И мне нужно сказать свою часть. Мне нужно это прямо сейчас.

И ей нужен мой подарок.

Говоря словами Эмили Уэбб из «Нашего города»: разве мы, глупые людишки, знаем, как драгоценен каждый момент нашей жизни? Момент, когда мы просто валяемся с Деззи на моем диване и смотрим глупые передачи по телевизору? Или просто очередной обед, который мы разделяем в кафетерии университета? Прогулка до аудитории, в котором проходит очередное занятие? Действительно ли я ценил каждый из, казалось бы, незначительных моментов, прежде чем они прошли?

Даже сейчас, пробираясь сквозь темноту закулисья в поисках Дездемоны. Даже сейчас, когда тикают последние минуты…

Последние секунды…



Деззи



Я стою за кулисами — вдох, выдох — и потираю свое запястье. Сегодня я нигде не смогла найти свой браслет-талисман.

Красивый браслет, который Клейтон подарил мне на Рождество.

Я надеваю его на удачу на каждое выступление — к огорчению моих костюмеров. А вчера, перед тем как уйти с репетиции, я не смогла его найти.

Я так зла на себя.

Но прямо сейчас мне необходимо сосредоточиться. В зале находятся зрители, ожидая представление, которое должно состояться, и еще есть актеры, которых я не могу подвести.

Когда думаю об этом, перед моими глазами появляется Клаудио Вергас. И Дэмиен Ригби. И короткое обучение в Италии. Там мне привили основы. Каждая ошибка, которую я совершала, делала меня сильнее. Каждое сокрушительное поражение и унижение служили для меня той необходимой ступенькой для достижения текущего положения. Здесь, за кулисами.

Я ни о чем не жалею. Может быть, я даже напишу Клаудио письмо с благодарностью. Я отправлю ему посылку с письмом и новой кружкой взамен той, что он кинул мне в голову.

Публика гудит от предвкушения. Их возбуждение питает меня, энергия переливается вверх-вниз по моему телу, пока я жду, когда поднимется занавес.

— Деззи!

Я оборачиваюсь, вся моя закулисная вселенная уходит на задний план. Я вглядываюсь в темноту.

— Клейтон? Что… Что ты тут...

Клейтон сжимает мои руки.

— Извини, Деззи. Я не отдал тебе твой подарок на премьеру.

Я освобождаю руки, вытаращив на него глаза.

— Ты серьезно? — говорю и показываю ему жестами. Мы стоим, освещенные только неясным синим потоком света на сцене. — Клейтон, представление вот-вот начнется!

— Они не начнут без меня, не так ли? — Клейтон фыркает. — Дай мне свою руку.

После короткого колебания я вздыхаю и протягиваю ему руку. Клейтон достает что-то из кармана и осторожно застегивает на запястье.

Мой браслет-талисман! Но к нему что-то добавилось. Я поднимаю руку в поисках нового талисмана. Это символ руки. Кулак, в котором вытянуты большой палец, мизинец и указательный. Это знак…

— Я люблю тебя, Деззи, — шепчет Клейтон.

Тронутая его поступком, я поднимаю взгляд.

— Клейтон.

— Я не мог позволить тебе уехать в Нью-Йорк, не сказав, что люблю тебя. Я чертовски сильно влюблен в тебя. Может быть, ты уже догадываешься об этом. Я хочу перестать быть трусом и просто… сказать уже это, черт возьми. Я хочу, чтобы ты носила мою любовь и… думала обо мне, когда… когда будешь находиться в тех барах и петь от всего своего прекрасного сердца.

Я хватаю Клейтона за руки, останавливая отчаянные жесты. Он встречается со мной взглядом, его глаза блестят от эмоций и печали.

Без слов, я показываю ему:

— Я хотела сказать тебе сегодня после выступления, но, если ты заговорил об этом, что ж, Клейтон, думаю, сделаю это прямо сейчас.

Он внимательно смотрит на меня. Напряженность его взгляда увеличивается с каждой секундой, пока он ждет моих следующих движений.

Я показываю:

— Я знаю, что мы с осени будем жить вместе, но я тоже не хочу проводить лето без тебя. Мой отец хочет предложить тебе стажировку в его театре в Нью-Йорке.

Глаза Клейтона мерцают на фоне тусклого освещения.

Я продолжаю: